Что-то невероятное должно было произойти.
Уже трудно было представить, куда все эти прибывшие люди деваются по ночам. Их мог вместить только город, но его поблизости не было: Полтава далеко, а люди все прибывали и прибывали. Уже не было хаты без гостей, уже не было ни одного плетня в Сорочинцах, на который бы кто-нибудь не опирался и не глядел на улицу, чего-то ожидая. Люди ходили по селу, пели, начинали приплясывать, а то и плясать, но как-то не в полную силу, словно берегли себя для чего-то.
По вечерам воздух вздрагивал то криком, то нежным смехом, слышалось пение. И даже когда перед самым утром все ненадолго умолкало, то и в тишине чувствовалось ожидание.
Уже и палаточный город, как он ни рос, не мог вместить всех, а в поле выстроился такой ряд телег — до самого горизонта, — что, казалось, началось или готовится всеобщее переселение. Одних мотоциклов толпилось у дороги без счета, а еще сложенные вповалку велосипеды, тут же машины... Посадить на них по одному человеку, и все Сорочинцы вместе со всем своим скарбом могли бы уехать в одно мгновение невесть куда.
Но никто не собирался уезжать. Все ждали того, что должно случиться, и уже невольно думалось: да что же все-таки произойдет? И не должно это быть обыкновенным. Иначе зачем ждать?
Даже ветра не стало, стих. Все стихло, притаилось, только вдруг в ночи начали кричать звери, и все поняли, что приехал цирк. Теперь и звери ждали чего-то.
Товары уже больше не привозили. Да и некуда их было бы класть: фанерные палатки распирало от них, а арбузы и дыни громоздились на траве такими кучами, что никаких едоков не хватит, чтобы только попробовать их.
А в последнюю ночь случилось совсем уж «тревожное»: в хуторе и вокруг так отчаянно запахло вареным, жареным, сладким и горьким, что ждать стало невмоготу...
Тогда наутро и случилась ярмарка.
Ю. Степанов.
