Данный заголовок вряд ли можно назвать радостным. Не блещет он и оригинальностью. Однако если принять его за цитату, он сразу займет свое надлежащее место в сокровищнице современной мысли. Именно это обстоятельство заставляет меня, прежде чем приступить к основной теме, поделиться некоторыми соображениями о пользе самоцитирования.
Когда мы с женой уходим вечером из дому, с детьми приходит посидеть моя теща. Каждый раз перед уходом жена останавливается в дверях и дает своей матери ряд советов (которые повторяются в неизменной последовательности): «Пожалуйста, ничего не делай, отдыхай. Если захочешь погулять, выйди на улицу. Если проголодаешься — ты знаешь, где что лежит. Если устанешь — присядь».
Восхищаясь заботливостью жены, я тем не менее спрашивал себя, действительно ли нужно повторять столько раз взрослой женщине (а моя теща давно уже принадлежит к этой категории), что, почувствовав голод, целесообразно принять пищу, а притомившись, следует сесть в кресло? Мне представлялось в высшей степени невероятным, чтобы женщина с умом моей тещи отправилась бы гулять, будучи усталой и голодной...
Можете поэтому представить себе мое удивление, когда в недавнем номере «Энкаунтера» я прочел статью, где цитировалась основная догма буддизма — цзен. Звучало это так: «Гуляя, гуляй; сидя, сиди, а не, шатайся по сторонам; когда голоден, ешь; когда устал, отдыхай». Боже, подумал я, выходит, моя жена повторяла священные заповеди. Я, грешный, считал это глупостью, а она фактически изрекала (хотя и слишком часто, на мой взгляд) премудрости Востока!
Несколько дней спустя в книге, посвященной британскому судопроизводству XIX века, я натолкнулся на следующую фразу: «Вот так обстоят дела!» — как говорил доктор Джонсон». Порывшись в памяти, я обнаружил (почти с полной уверенностью), что и мне доводилось произносить эту фразу. Однако ни разу ни в одной книге, посвященной юриспруденции или другой теме, я не прочел: «Вот так обстоят дела!» — как сказал Джордж Микеш».
Сведя воедино доктора Джонсона, Будду и мою тещу, я понял, что само по себе высказывание не имеет значения. Главное — кто его изрек в свое время.
Когда жена говорит в воскресенье мужу, уходящему на встречу однополчан: «Джо, пожалуйста, не налегай на виски», у него есть все основания обидеться. Совсем другое дело, если она процитирует ему высказывание Хью Родса, датированное 1530 годом: «Пей, но не пьяней!» А если подобный афоризм передать в старой орфографии, ему цены не будет.
Лично я взял себе за правило всегда после вырвавшейся глупости немедленно добавлять имена знаменитостей. Мои замечания приобретают после этого удивительное глубокомыслие. Это не очень трудно. Например:
«То, что я нашел в Гомере, заслуга его, а не моя» (это я приписал Паскалю). «Закон должен быть несправедлив, иначе это не закон» (так мог бы сказать Бернард Шоу).
Эту игру выдумал не я, в нее играют уже целые столетия. Я, например, охотно прибегаю к выдуманным пословицам. Меня приучили к этому государственные деятели, обрушивающие на головы слушателей несуществующие народные изречения. Приведу несколько экземпляров из моей коллекции:
«Лучше блин во вторник, чем шиш с маслом в среду» (древнеславянская); «И богатому и бедному случается потерять кошелек» (китайская); «Лучше один томагавк в руке, чем два в кустах» (пословица индейцев сиу, обитавших возле устья Миссисиппи); «Как ни надрывайся, солнце всегда будет заходить на. западе» (бирманская, XIV век).
Однако в этом деле следует быть настороже (как, кажется, говорил Дизраэли). Поэтому мне хотелось бы дать себе напутствие: «Постарайся быть не глупей великих». И в оправдание: «Мертвые это переживут» (как никогда не говорил Ибсен).
Вот почему я не буду в претензии, если кто-нибудь воскликнет вслед за мной: «Долой путешествия!»
Бойтесь эпидемии
«Туристит» — вот название эпидемии, охватившей Европу в середине 50-х годов нашего века и продолжающей успешно свирепствовать до сих пор. Болезнь (ее еще называют «Мания передвижения») легко распознается по симптомам. Ранней весной бациллоноситель становится беспокойным и начинает метаться из одного агентства путешествий в другое, собирая бесполезную информацию о местах, куда он не собирается ехать. Затем больной (чаще — больная) обходит прилавки распродажи летних вещей, тратя на это все время, которое у нее есть, и особенно то, которого нет. Наконец, в августе он садится в самолет (поезд, автомобиль или автобус) вместе с тысячами своих спутников-страдальцев. Больной поступает так не потому, что его заинтересовало или привлекло данное место или маршрут, не потому, что он может себе это позволить, а потому, что «так делают все». Следует знать, что данное заболевание исключительно заразно и подхватить его так же легко, как в 20-х годах — инфлюэнцу.
В результате в определенное время года все приходит лихорадочное движение. В Пизе вы уже не услышите итальянского, а только немецкий; в некоторых швейцарских кантонах вы беспомощны, если вы не американец; я вовсе не удивлюсь, если в Испании в этом или следующем году на какой-нибудь заброшенной лавчонке появится объявление: «Здесь еще говорят по-испански».
Какова цель путешествующих? Мне уже доводилось писать (не откажу себе в удовольствии процитировать), что у представителей каждой нации своя цель. Американец хочет получить фотографии с собственным изображением на: а). Трафальгарской площади в Лондоне, с голубями; б) на площади св. Марка в Венеции, с голубями; в) перед Триумфальной аркой в Париже, без голубей. Таким образом документально подтверждается, что он там был.
Немец путешествует исключительно с целью проверить правильность данных, изложенных в путеводителе. Когда он убеждается, что мост Вздохов действительно находится на своем месте в Венеции, что угол падения Пизанской башни точно соответствует указанному, он делает соответствующие пометки в записной книжке и возвращается в Мюнхен удовлетворенный, с сознанием, что его не надули.
Но зачем путешествует англичанин? Ну прежде всего потому, что в детстве его учили: путешествия расширяют кругозор. И хотя он успел усвоить печальную истину, что расширяющее действие швейцарской и немецкой пищи сказывается прежде всего на талии, данная точка зрения продолжает бытовать. Наконец, главное — англичанин путешествует, чтобы избежать общения с иностранцами. У себя в Англии он рискует ежеминутно столкнуться с кем-нибудь из иноземцев. Совсем другое дело — заграница. Тут уж точно гарантированы встречи с людьми (я имею в виду встречи с милыми и приятными англичанами). В обычной обстановке, то есть дома, англичанин избегает своего соседа («У них свои дела, у нас свои», «Мы ни во что не вмешиваемся и не хотим, чтобы лезли к нам» и т. д.). Столкнувшись с соседом на лестничной клетке, англичанин делает вид, что не заметил его, в лучшем случае он безмолвно кивнет. Зато встретив его на Капри или в Гренаде, он долго-долго с наслаждением трясет ему руку и тут же приглашает пропустить стаканчик. Англичанин убеждается, что его сосед — отличный парень, и он вполне мог бы жить с ним в одном доме...
Бороться с туриститом безнадежно. К тому же каждый год приносит новые проблемы. Надлежит угадать, куда в будущем сезоне едут все (то есть избранные). Несколько лет назад надо было побывать на Капри. Но сейчас Капри оккупировали богатые западногерманские бизнесмены. В следующем сезоне модным стал остров Искья, однако и его заняли бизнесмены. Затем надо было ехать на Майорку, но в последнее время о ней даже смешно заводить речь — все те же бизнесмены. Остров Ивиса царствовал до позапрошлого года, но и его взяли на абордаж бизнесмены... В настоящее время я даже затрудняюсь, что вам посоветовать. Разве что круиз вокруг Греции, испытанный мною на собственной шкуре...
Греция на вынос
Началось с того, что я проснулся среди ночи в холодном поту: меня осенило вдруг, что я до сих пор не объехал греческих островов в Эгейском море. Признаться (хотя бы самому себе) в такой вещи равносильно в наши дни признанию подростка, что у него нет транзисторного приемника или гитары. К счастью, упущение с Грецией, как оказалось, можно исправить, и через пару недель я очутился на борту красивого лайнера «Романтика», отправлявшегося по указанному маршруту. Корабль отходил из Венеции, команда и официанты были греки, пассажиры — англичане и французы. Первые несколько дней я с любопытством наблюдал, как французы непременно обращались к официантам по-английски, а англичане — по-французски. Не знаю, считали ли они исковерканный английский и французский более понятным или это было с их стороны жертвой на алтарь древнегреческих богов?
Франко-английские отношения на борту греческого судна в точности отражали взаимоотношения двух стран во внешнем мире. Пассажиры с отменной вежливостью игнорировали друг друга. На острове Делос нас водил по достопримечательностям молодой красивый грек — прямо Аполлон — в небесно-голубых джинсах.
— Хотела бы я иметь его зубы, — резюмировала свои впечатления от острова пожилая англичанка, стоявшая рядом с французским писателем.
— Я бы предпочел сохранить свои, — отрезал писатель.
Так была выбита почва из-под единственной попытки достичь взаимопонимания между нациями...
«Снобизм развращает. Совершенный снобизм развращает совершенно», — сказал некогда лорд Эктон. Туристский круиз подходит для сноба как ничто другое! «Кто сидит за капитанским столиком?» — этот вопрос занимал всех обитателей кают 1-го класса, в особенности тex, кто имел хоть малейший шанс на данную привилегию. При этом абсолютно не имело значения, что капитанский стол, хотя и расположен на видном месте, необыкновенно скучен. У самого капитана знания английского ограничивались словами морской команды, и свои соображения по части погоды и всемирной истории он выражал междометиями. Но не стремиться за капитанский стол было нельзя. Так же, как нельзя было не стремиться в Грецию.
Греческие острова, к своему несчастью, в этом сезоне тоже стали модными. На каждой пристани на нас выходила смотреть молчаливая и несколько ошеломленная толпа туземцев. Видимо, наша жаждущая экзотики группа в яично-желтых или багряно-красных шортах, лихих панамах и пиратских тельняшках, наши сверкавшие голыми бедрами женщины и мужчины в шапочках а-ля китайский кули производила сильное впечатление. Мы только что не пританцовывали и не размахивали дубинками, что, вероятно, представлялось аборигенам несправедливым.
За несколько часов нам предстояло вобрать в себя всю культуру Древней Эллады, ныне находящуюся, к вящему удовольствию пассажиров, в плачевном состоянии. В самом деле, для туристов Греция без развалин — это не Греция. Не случайно в стране ощущается дефицит древних сувениров. Акрополь в Афинах давно был бы уже разобран до последнего камешка, если бы ежеутренне из ближайшей каменоломни мощные грузовики не доставляли на место очередную порцию обломков древности. Уверен, что в самом ближайшем будущем кто-нибудь из предприимчивых американцев займется постройкой на островах руин, и рекламный призыв «Посетите наши новые древние руины!» найдет отклик в среде больных туриститом.
Мне лично в Греции очень понравились уютные исторические места. Я охотно остался лежать под сенью дерева, где в 453 году до новой эры возлежал Анаксагор, в то время как остальные пассажиры тряслись на ослах, добираясь до очередной сломанной ионической колонны. Потом я с удовольствием выпил две кружки пива в том самом месте, где, по всей вероятности, его пил бы великий Аристотель, будь он жив. Впрочем, я не исключаю, что ему пришлось бы эмигрировать из страны в поисках работы. Или для того, чтобы избежать, надоедливости туристов.
Шотландцы, почти похожие...
Один из симптомов туристской болезни — это уверенность в том, что одно место не похоже на другое. Лично я в этом далеко не убежден, но, справедливости ради, отмечу, что данную уверенность поддерживают не только агенты бюро путешествий, но и местные туземцы.
— Как проехать к озеру? — спросил я встречного джентльмена возле Баллоха, в Шотландии.
— Насколько я знаю, здесь нет никакого озера, — спокойно ответил он. — Но если вы имеете в виду лох, то вам сюда.
Я поблагодарил его и извинился за допущенную ошибку. Но меня можно понять: подъехав к этому самому лоху, я убедился, что оно поразительным образом похоже на озеро. Я бы ни за что на свете не уловил разницы. Для этого надо быть шотландцем.
И хотя я знаю, что это высказывание навлечет на мою голову громы и молнии, рискую повторить: да, лох до чрезвычайности похож на озеро. А шотландцы удивительным образом напоминают англичан. С единственной, правда, разницей — большинство англичан, приезжая в Шотландию, облачаются в клетчатые юбки-кильты, в то время как шотландцы предпочитают щеголять в новомодной одежде, называемой брюками.
Целью моей поездки в Шотландию было изучение шотландского национализма. Что он собой представляет? Из чего складывается? Интерес к данной проблеме возник у меня несколько лет назад, когда я написал в одном журнале несколько хвалебных слов о шотландцах. В ответ я получил больше оскорбительных писем, чем за всю мою предыдущую карьеру. Это обстоятельство весьма утешило меня. Я всегда чувствителен к реакции на свое творчество, а если ругают — значит, читают. Согласитесь, что на писателя это действует вдохновляюще.
Мне удалось установить следующее. Жители гор всегда смотрели на жителей долин свысока — у них просто не было другого выхода. Поэтому нетрудно понять, почему шотландцев так раздражает, когда им говорят, что они похожи на англичан. На это они обычно упрямо возражают: «Мы ближе к французам». Да, в учебниках истории есть несколько строк о франко-шотландском альянсе, но сейчас он более чем не актуален.
— Наша кухня напоминает французскую, — объявила мне одна шотландская леди.
Не знаю, может быть, французский бифштекс и имеет что-то общее с шотландским бифштексом, но овсяная каша, честно говоря, никак не напоминает телячью вырезку с трюфелями по-бретонски. Еще шотландцы с ностальгией говорят о том, что их язык полон французских слов. Лично я их, однако, встретил только в меню ресторана в Эдинбурге. Ресторан назывался «Старый Париж»...
Наиболее дальновидные шотландцы, правда, признают, что разница между ними и англичанами с каждым десятилетием все уменьшается и через некоторое время они, возможно, будут походить друг на друга совершенно. К счастью, англичане, очевидно, к тому времени будут уже настолько американизированы, что некоторая разница все же останется.
Приезжающие в Шотландию туристы считают своим святым долгом приобрести галстук из клетчатой «шотландки», волынку и мужскую юбку. Для шотландца наступает минута подлинного наслаждения, когда он видит, что американец, швед или ганец надевают галстук одного клана к юбке другого клана! Шотландец в подобных случаях смеется так же искренне, как смеется англичанин, если вы неправильно обратитесь ко второй дочери графа, вышедшей замуж за недворянина. Маленькие секреты замкнутых групп, клик и кланов делают такими смешными нас, непосвященных чужаков
Однако самая серьезная претензия, которую шотландцы предъявляют англичанам, заключается вот в чем. В свое время англичане, одолев шотландцев в честной войне, сыграли с ними злую шутку: вместо того чтобы посадить шотландцам на трон своего короля, они забрали себе шотландских королей! Это была скромная, но очень эффективная комбинация. Для сравнения представим себе, что Соединенные Штаты, вместо того чтобы провозгласить Гавайи 50-м штатом, отдали бы гавайцам под контроль остальные 49 штатов.
Шотландцам с тех пор ничего не остается, как говорить об английском вероломстве. Если их хвалят, шотландцы негодуют: «Проклятое покровительство!»
Я испытал это на собственном опыте.
Напоминание о шотландцах, добившихся всемирной известности, например о мистере Макмиллане, также не приведет ни к чему хорошему. Вам скажут, что они стали южанами, что интеллектуально они англичане.
Короче, для шотландцев существуют только шотландские шотландцы. Все остальные — это «все остальные». Когда продавец в магазине заворачивал выбранный мной клетчатый галстук, я, чтобы сделать ему приятное, сказал, что буду носить этот галстук с особым удовольствием.
— А как ваша фамилия? — спросил с подозрением продавец.
Я уклончиво ответил, что фамилию мою произносят по-разному, но лично я произношу ее «Маккиш»...
Вполне возможно, что в будущем эпидемия туристита пойдет на убыль. Один мой римский знакомый сказал мне в прошлом году:
— Знаете, я больше никуда не езжу. Приятно все-таки повидаться со старыми друзьями.
— В каком смысле? — не понял я.
— Когда я ездил в другие места, мои друзья непременно оказывались в этот самый момент в путешествии... Теперь я тихо сижу в Риме и жду, пока они приедут сюда. — И он добавил после короткой паузы: — Пребывание дома, знаете, очень расширяет кругозор.
Джордж Микеш
Перевел с английского Д. Кулемин
