Сержант Петр Узоров включил фонарик, прикрывая полой плаща яркий свет луча, и Ермаков увидел на мокром песке едва заметное углубление. Капитану отметина на песке поведала многое.
В ночь, когда разразилась гроза, нарушитель пересек пограничную реку, выполз на берег, дождался, пока пройдет пограничный наряд, собрал фиброгласовый шест, почти такой же, каким пользуются спортсмены, и перемахнул контрольно-следовую полосу, надеясь, что затянувшийся ливень размоет лунку, оставленную шестом. И еще понял Ермаков, что проводник с собакой здесь не помогут. Секущие струи дождя давно уже смыли следы — сразу за контрольно-следовой полосой начиналось каменистое плато, переходившее в пустыню.
Вернувшись на заставу, капитан Ермаков сделал все возможное, что следовало сделать в таком случае. Заблокировал зону нарушения, выслал конный наряд на шоссе, попытался определить направление, в котором скрылся нарушитель. Но собака, как он и предполагал, не взяла след.
Полчаса спустя в канцелярию заставы вошел седой крупный мужчина — начальник отряда полковник Артюшин. Коротко поздоровался. И сразу подошел к карте. С минуту разглядывал ее, словно видел впервые. Обернулся. И Ермаков заметил: полковник выглядел взволнованным.
— Садись, капитан, — негромко сказал он, — будем рассуждать.
Ермаков кратко доложил обстановку и только потом сел.
Полковник помолчал, хрустнул костяшками сцепленных пальцев.
— Вам никогда не приходила мысль, что песок похож на воду?
— Нет. Как-то не думал об этом, — признался Ермаков.
— И я никогда не думал. А сегодня вот пришло в голову. И знаете почему? Бюро погоды предсказывает песчаную бурю. Как вы думаете, мог сей факт учесть нарушитель? Гроза уничтожила след на плато. Буря заметет след в песках.
— Но... пески тянутся на сотни километров. Они безводны. Это же верная гибель. А потом пески хорошо просматриваются с вертолета. Нарушитель знает об этом.
— Да, знает, — согласился полковник, — а мы не знаем, какие маскировочные средства он применит в песках. Мы не знаем, много ли у него воды и насколько вынослив этот человек. И не так уж безводна пустыня — колодцы есть. Мало их — другое дело. А главное — мы не знаем, с какой целью он проник на нашу территорию.
Полковник нахмурился, забарабанил пальцами по столу.
— На северо-востоке к пустыне подступают горы. Там граница проходит намного южнее. В горах след затеряется совсем... А этого нельзя допустить. Отправьте в пески лучших следопытов с рацией. Квадрат поиска будет прочесываться и с воздуха, вертолет я вышлю в ваше распоряжение.
Антон Бегичев за два года службы на границе так и не привык к песчаному однообразию, к чудовищной летней жаре, к теплой безвкусной воде. Родом с Алтая, он тосковал по чистым горным лесам, быстрым прозрачным рекам, а засыпая, всякий раз видел солнечные лужайки, пестрящие разноцветьем, далекие заснеженные вершины, манящие прохладой и покоем.
Но не было на заставе более выносливого солдата, чем Бегичев. И сержант Узоров, получив приказ о поиске, выбрал Бегичева в напарники не раздумывая.
Пограничники шагали по барханам, то и дело вскидывая бинокли. Вертолет, присланный начальником отряда, высадил их в квадрате поиска и ушел на восток прочесывать с воздуха необозримое песчаное море.
С гребня перед пограничниками открывалась лощина, поросшая редкими кустами саксаула. До горизонта тянулись, словно застывшие морские волны, гряды барханов.
— Ищи его тут, — присвистнул Бегичев.
— Разговорчики отставить, — строго сказал Узоров. — Маршрут по азимуту — север-север, встреча на четвертом бархане, считая наш первым.
Они разошлись, обходя лощину с саксауловым леском. Было слышно, как тихо звенят на ветру его седые от пыли листья.
Солнце встало в зенит, когда Бегичев обнаружил цепочку неглубоких вмятин, полузасыпанных рыхлым песком. Позвал сержанта.
— Старый след, — сказал Узоров, — пятичасовой давности. Обут в кауши...
Сержант достал планшетку с картой, еще раз взглянул на след, потом на компас.
— Направление на северо-восток... Что у нас тут поблизости? Сторожевая башня времен Тамерлана. И там... колодец.
— Откуда же он взялся, след-то? — оглядываясь по сторонам, пробормотал Антон.
Узоров чуть слышно рассмеялся.
— Учись, Антоша, пока я жив... Нарушитель упал с неба... Пески, как вода, имеют способность течь. Песок поглотил следы. Этот остался, потому что сравнительно свеж. И заметь, остался в ложбине, где текучесть песка меньше.
— Попить бы не мешало, — пробурчал Бегичев.
— Придется потерпеть, Антоша. До ближайшего колодца пять часов пути.
Теперь они шли вместе, соблюдая дистанцию в пять метров. Песок засасывал, словно трясина, горячими струйками сползал за голенища брезентовых сапог.
Антон отцепил фляжку, снял пробку. Бросил взгляд на идущего впереди сержанта и жадно припал к горлышку.
След уводил в сторону от колодца. Он странно петлял среди барханов, и Узоров злился, что не понимает намерений человека, бредущего по пустыне, словно по колхозному рынку.
— Что-то тут не так... — бормотал сержант, всматриваясь в отпечатки. Он уже давно радировал, что обнаружил след, и получил приказ преследовать неизвестного.
Нарушитель, если это только он, казался глупым и неопытным человеком. Похоже было, что он заблудился и теперь метался по пескам в поисках воды.
Неожиданно Бегичев увидел черепаху. Он подошел к ней и дотронулся до панциря. Черепаха не шевельнулась.
«Интересно. Мертвая черепаха», — подумал Антон и окликнул сержанта.
Узоров, увидев черепаху, вдруг устало опустился на песок и не спеша закурил сигарету.
— Отдыхай... — зло бросил он и скрипнул зубами.
Сержант долго молчал, разглядывая огромную черепаху, потом тихо пробормотал:
— Она не мертвая. Она спит, Антон... Так делает только один человек в округе. Его зовут Сайфула. Он уходит в пустыню собирать черепах. А чтобы не тащить за собой тяжелый груз, кормит пойманную черепаху травой, которая пропитана анашой. Черепаха засыпает и остается на месте. На обратном пути он собирает их в мешок.
— Но почему один?.. И зачем ему черепахи? — спросил Бегичев.
— Сайфула одинок, — пояснил сержант, — черепахи его ремесло. Он продает их в зоопарки, в институты для опытов, туристам — как среднеазиатский сувенир. Ловит он и змей. Двадцать лет как промышляет.
— Значит, ложный след...
— Значит, так, товарищ Бегичев...
Узоров привык, размышляя, сопоставлять факты, анализировать их со скрупулезной тщательностью. Сейчас его волновала мысль — случаен ли выход Сайфулы в пустыню, совпадение ли это... Нарушитель исчез, а наутро в пустыню пошел Сайфула. Совпадение? Нужно проверить.
Сержант развернул рацию и достал сложенный вчетверо лоскут выгоревшего брезента.
— Антон, сделай тень... Бегичев встал над рацией и развернул брезент.
— Ну что? — спросил Антон, когда Узоров закончил сеанс связи и упаковал рацию.
— Будем напрашиваться к Сайфуле в гости. Старик рядом — его видели с вертолета...
Сайфула насмешливо смотрел на пограничников из-под лохматой, надвинутой на глаза папахи.
— Салам алейкум, — первым приветствовал старика Узоров.
— Алейкум салам, начальник,— спокойно ответил тот и жестом пригласил к костру, над которым висел котелок.
— Шурпу варишь? — спросил сержант.
— Угощайтесь... — сдержанно сказал старик.
— Спасибо. Мы гости нежданные и ненадолго. Чужого не встречал в пустыне?
Старик прищурился, неторопливо помешивая варево.
— Нет, начальник...
Глядя на худое, тонкое лицо старика с застывшим насмешливым выражением маленьких раскосых глаз, Петр подумал, что Сайфула знавал, наверное, лучшие времена. Сейчас на нем был рваный, в сальных пятнах халат, подпоясанный веревкой. Тонкие длинные пальцы выглядывали из его рукавов.
— Как добыча? — спросил сержант.
— Слава аллаху, как всегда...
— Змеи? — кивнул Узоров на пыльные черные бурдюки.
— Есть немного...
— Вода нужна?
— Спасибо, начальник... Я много не пью...
Дым костра сузил глаза говорившего.
— Черепах твоих видел. Спят...
Сайфула равнодушно кивнул.
— Покажи, что поймал...
На лице сержанта появилось почти мальчишеское любопытство.
Старик исподлобья оценивающе взглянул на Узорова.
— Сам смотри. Гюрза не любит, когда тревожат ее сон.
Не спуская глаз с Сайфулы, сержант подошел к бурдюкам. Поднял один из них, сделал движение, словно развязывал мешок.
Старик бесстрастно помешивал варево в котелке.
Узоров вернулся к костру.
— Как же ты их ловишь, Сайфула?
Старик кивнул на длинную бамбуковую палку, расщепленную на конце.
— Сделаю себе такую же, — сказал сержант. — Желаю удачи.
Сайфула встал, приложил руки к груди, вежливо поклонился.
— Бурдюки тяжелы. Сколько, по-твоему, весит одна змея, Антон?
— Килограмма два...
— Надо знать точно. Если принять твой счет, старик поймал десяток змей, что маловероятно. И заметь, он петляет по пустыне с такой тяжестью, а не идет обратно домой. И вспомни — черепахи. Зачем усыплять черепах, их уже не унести. Через пятнадцать часов они проснутся. Сайфула знал, что по его следу пойдут...
— И от воды отказался... — сказал Бегичев и дотронулся до пустой фляжки.
— Вода... — задумчиво протянул Узоров. — С вертолета обшарили весь квадрат и, кроме Сайфулы, не обнаружили никого... Для кого же старик несет воду?..
— Что? — вскинулся Бегичев.
— В бурдюках вода, Антон, — спокойно пояснил сержант.
— Нужно задержать старика,— твердо сказал Бегичев.
— Это было бы слишком хорошо для нарушителя. И для Сайфулы тоже. Что ты докажешь? — Что человек взял с собой в пустыню большой запас воды? Нам с тобой важно знать, где он оставит эту воду. И кто за ней придет...
Узоров сделал небольшой крюк по пескам, выбрал самый высокий бархан и достал бинокль.
Сайфула все так же сидел у костра. Казалось, он молился. Тонкая струйка дыма тянулась вверх. Это было похоже на сигнал, на предупреждение об опасности. Время от времени старик подбрасывал ветки саксаула в костер и застывал как изваяние.
Внезапно потускнело солнце. Горизонт задернулся бурой пеленой. Закурились серой пылью гребни барханов. Словно глубокий вздох пронесся над песками, и зашуршали, зазмеились тысячи желтых ручьев.
Вскоре вершины барханов скрылись в тучах песка. Раскаленные песчинки яростно хлестали по лицу, но Узоров не опускал бинокля. На миг среди пышущей жаром мутной пелены ему удалось разглядеть поднявшегося с земли старика.
— Он уходит, Антон! — прокричал сержант.
— Радируй в отряд, — предложил Бегичев, — и пойдем следом.
— Нужно переждать бурю, — прокричал Узоров, склонившись к товарищу, — и сберечь рацию! Доберемся до старой кошары. Она слева от нас в двух километрах...
Старая, заброшенная пастухами кошара открылась внезапно среди плотной мглы. Некогда обшитое кошмой и дранкой помещение являло собой грустное зрелище. Ветер продувал его насквозь, распахнутые ворота скрипели на ржавых петлях.
Узоров захлопнул воротца и привязал их бечевкой к толстой жердине.
Бегичев привалился к стене, где меньше дуло, и, едва разлепив спекшиеся губы, пробормотал:
— Попить бы...
Сержант встряхнул его за плечи, нащупал фляжку на поясе Антона. Она была пуста. Молча отцепил свою, протянул товарищу. Бегичев сделал большой глоток и, отвернувшись, возвратил фляжку. Сержант только смочил губы.
«Афганец» бушевал весь остаток дня и только к ночи затих. Кошару занесло песком по самую крышу, и Узоров с Бегичевым с трудом выбрались на поверхность. Огромные лохматые звезды висели над пустыней. Небо, яркое от звездного свечения, соприкасаясь на горизонте с землей, внезапно обрывалось сплошной темнотой. И только гребни барханов едва просматривались да угрюмо поскрипывал саксаул.
Но так длилось недолго. Выкатившаяся луна преобразила пустыню. Барханы словно окрасились голубым цветом, потеряли свои контуры и стали похожи на присевшие легкие облака.
В этой прозрачной голубизне все стало близким, невесомым.
Сержант слушал тишину. Что-то едва шуршало, хотя ничто не двигалось, и- казалось, что это шуршит луна, плывущая в холодном яростном небе.
— Пошли, — шепотом приказал Узоров, — и тихо...
Они пересекли гряду барханов и остановились пораженные. Перед ними полукругом темнел след. Он лежал на склоне песчаного холма, как брошенная веревка, и был похож на вызов.
Человек прошел здесь недавно. И это не Сайфула. Сержант достал складной метр и измерил отпечаток. Стопа шире и длинней, чем у старика. Обут тоже в кауши. Где же он прятался? Неужели в старом полуразрушенном колодце, на месте заметенного песками кишлака?
След завораживал, неудержимо манил за барханы. Бегичев непонимающе смотрел на сержанта, который тщательно исследовал песок там, где не было и намека на след. Наконец сержант удовлетворенно гмыкнул и поднялся на ноги:
— Он его заметал, Антон... Ему нужно, чтобы мы потеряли время. Мы пойдем по следу, и след этот будет временами исчезать. Щетка с тонким ворсом — вот чем орудует человек, обутый, как и старик, в кауши. Пойдем по спирали, Антон, — решил наконец Узоров, — должен быть второй след. Будь внимателен и, главное, старайся идти тише. Ночью в пустыне каждый шорох за версту слышен. Встреча — за четвертым барханом.
Бегичев кивнул. Но как идти бесшумно, если ноги проваливаются по щиколотку в сыпучий шуршащий песок.
Впереди что-то заблестело, и Бегичев догадался, что выходит к шору — солончаку — и что взблескивает в лунном свете соль. Он услышал лай шакалов, насторожился. Поискал глазами Узорова, не нашел и короткой перебежкой приблизился к солончаку.
Антон увидел отпечатки знакомых каушей, когда заканчивал осмотр песчаного кольца вокруг шора. Цепочка следов тянулась на северо-восток.
Бегичев не сомневался, что след оставлен стариком.
Антон шел пригнувшись, держа автомат наизготовку. Внезапно ему показалось, что он увидел голову человека. Она мелькнула на гребне холма. Бегичев распластался «.на песке и медленно пополз вверх по гребню. Он перевалил через бархан и осторожно двинулся к черному предмету.
Когда подполз ближе, в прозрачном свете луны разглядел кожаный туркменский бурдюк.
Он не раздумывал, когда рванул бурдюк с земли. А почувствовав тяжесть кожаного мешка и уверенный в том, что там вода, развязал сыромятную тесемку. Бегичеву не хватило осторожности и опыта сержанта. Из мешка послышалось шипение и показалась голова кобры. Черной молнией выбросилась она из бурдюка, злобно раскрыв пасть.
Антон отпрянул, инстинктивно вскинув перед собой левую руку. И тотчас почувствовал острую боль в указательном пальце.
«Ударила зубами», — пронеслась мысль. Кобра снова взвилась в воздух. Антона захлестнула волна ярости. Почти не сознавая, что делает, правой рукой он захватил змею ниже пасти и изо всех сил стал давить ей горло.
Кобра извивалась, стараясь вырваться, потом обмякла и черной лентой скользнула к ногам Антона.
— Глупо, — прошептал пограничник, разглядывая потемневший палец. Он знал, что укус кобры смертелен. Нужно быстро спустить отравленную кровь — иначе... Иначе последний час видит он эти голубые в свете луны барханы.
Антон рванул из ножен штык-тесак, снял с плеча автомат, воткнул его стволом в песок, положил распухший палец на торец приклада.
— Врешь — не умру... — в отчаянии прошептал Бегичев и, занеся руку с клинком, ударил резко и сильно, отсекая указательный палец. — Я не должен умереть... Петя... Ты слышишь, не должен, — пробормотал пограничник и повалился на спину...
На бинтах, стягивающих кисть левой руки, проступило алое пятно. Оно ширилось, росло, и скоро вся повязка набухла кровью.
Узоров разорвал зубами второй индивидуальный пакет.
— Антон... Ты меня слышишь? — склонился он к товарищу.
— Слышу, — тихо отозвался Бегичев и открыл глаза. — Наложи жгут... вот сюда, — показал пограничник чуть выше локтя, — бинт не поможет.
— Как ты?
— Голова кружится. Сайфула нарочно подложил.
— Идти сможешь?
— Не смогу — поползу, — сквозь зубы процедил Бегичев.
Узоров развернул рацию.
— Я радирую в отряд — пусть высылают «тревожную» в наш квадрат. И привезут воду. Мы теперь...
Он не договорил. Пули взбили песок у ног сержанта, жалобно звякнули о металл радиостанции.
— Ложись! — крикнул Узоров и скатился по склону к кустам саксаула.
Бегичев бросился следом. Новая очередь веером взбила песок впереди пограничников. Антон упал.
— Жив? — окликнул товарища Узоров.
— Живой...
— Стреляют слева, с гребня... Не давай пристреляться, открывай огонь. Я поддержу... Им важно расстрелять рацию...
Бегичев ударил из автомата по гребню. Узоров быстро пополз вверх по склону, навстречу выстрелам.
— Прикрывай огнем, — успел крикнуть он и замер, ткнувшись головой в песок. Пуля ударила в приклад, обожгла щеку.
Снова застучал автомат Бегичева. С гребня ответили длинной очередью. Узоров не шевелился.
— Петя, живой? — крикнул Бегичев.
Сержант молчал.
Бегичев потянул к себе брезентовые ремни рации и вдруг увидел на металлической коробке два пулевых отверстия.
— Все, — прошептал солдат, — отработала, родная...
Пограничник посмотрел туда, где лежал Узоров. Сержант медленно полз вперед.
— Живой... Живой же... — пробормотал Бегичев.
Узоров достиг середины склона, взмахнул правой рукой. За гребнем вырос черный султан взрыва.
На песке лежали автоматные гильзы. От них тянулась цепочка следов.
— Он был один, — сказал Узоров, рассматривая вмятину на песке.
— Теперь не уйдет, — не отрываясь от бинокля, отозвался Бегичев. — Жаль, рацию испортил. Сейчас бы вертолет...
— Он ранен! — заметил Бегичев, склонившись над следом.
— Вперед, — свистящим шепотом выдохнул Узоров. — Если опять застрекочет — прикроешь огнем...
Они увидели его в лощине. Человек сидел, прислонившись спиной к стволу одинокого саксаула, руки сжимали автомат, голова свесилась на плечо. Узоров узнал Сайфулу. Большое темное пятно расплылось на знакомом рваном халате. Старик был мертв.
— Теперь назад, — угрюмо приказал сержант, — к следу, что ведет от солончака...
Бегичев покачнулся и тяжело опустился на песок. Руку нестерпимо ломило и жгло, словно ее сунули в пылающий костер. Кружилась голова, во всем теле ощущалась слабость.
Сержант достал флягу с НЗ, отвинтил пробку.
— Пей, пока не напьешься, — сказал он, — и умойся.
— А ты? — пробормотал Антон.
— И я тоже. Сейчас глупо беречь воду. Мы должны его достать. Понимаешь... достать. Он недалеко...
Они шли на восток, навстречу солнцу. У них уже не было воды. Связи с отрядом не существовало — сержант оставил разбитую рацию и теперь шел налегке.
А след то исчезал, то появлялся в стороне. Нарушитель двигался зигзагами, делал скоростные рывки там, где попадался такыр, и снова петлял, выигрывая время. Казалось, ему зачем-то нужен яркий солнечный свет дня.
Узорова раздражала такая неразумность неизвестного. Именно ночью он должен был идти по прямой, сокращая путь к цели. Здесь крылась какая-то загадка.
Небо смутно розовело. И вдруг яркий свет залил горизонт от края до края. Ночь была отброшена стремительным резким ударом солнечных лучей.
Пустыня преобразилась. Почти мгновенно из серо-голубой она стала жгуче-желтой, и далеко на востоке проступили у горизонта плоские и резко очерченные, точно приклеенные к небу, холмы.
— Мираж, что ли? — пробормотал Бегичев.
— Там, за холмами, горы, — тихо произнес Узоров, — он идет туда, Антон. И хорошо знает дорогу.
Сержант вскинул к глазам бинокль. В окулярах поплыл знакомый пейзаж — гряды бесчисленных песчаных холмов.
Узоров вздрогнул и опустил бинокль. Потом снова поднес его к глазам. По дальнему бархану передвигалась длинная угловатая тень.
— Посмотри, Антон, — протянул сержант бинокль товарищу, — что-то у меня с глазами. Вижу тень, а от чего она, не пойму.
Бегичев взял бинокль.
— Может, облака... — неуверенно произнес Узоров.
Оба посмотрели на небо. Оно было чистым до самого горизонта.
— Теперь бегом, — приказал сержант, — на месте разберемся и с этим фокусом. Я по следу, ты в обход. Маскируйся и действуй по обстановке.
Узоров нагнулся и быстро скользнул вперед.
Остановила его длинная автоматная очередь. Пули пролетели высоко над головой, и Узоров догадался, что стреляют издалека.
«Хорошо, что он заметил меня. Это отвлечет его. Антон должен успеть. Только бы успел...» — думал сержант, продолжая бежать по самой кромке бархана.
Короткая очередь полыхнула откуда-то слева. Нарушитель сменил позицию. Еще одна очередь. Пули вжикнули над головой.
«Пристрелялся». — Узоров упал, быстро добрался до гребня, снял фуражку, положил козырьком к противнику и отполз в сторону. Снова короткая очередь, и фуражку будто ветром сдуло.
Сержант осторожно выглянул из укрытия. Каждый мускул был напряжен до предела. И тут он услышал, как взорвалась граната, брошенная Бегичевым.
Узоров резко вскочил на ноги и ринулся по склону прямо на тусклые вспышки выстрелов. На бегу он бил короткими очередями по гребню. Справа стрекотал автомат Бегичева.
Внезапно выстрелы прекратились. В мареве, струившемся над барханом, вырос силуэт человека с поднятыми руками.
Вот уже можно разглядеть искрящийся на солнце длинный халат лазутчика и такого же цвета диковинный капюшон, закрывающий верхнюю часть лица.
И вдруг словно сверкнула молния. Быстрым движением нарушитель выбросил вперед правую руку. Сухо треснул выстрел. Пуля выбила автомат из рук Узорова.
Неизвестный упал на склон и покатился вниз.
— Стреляй в ноги! — закричал сержант, бросаясь за нарушителем.
Бегичев выстрелил, когда неизвестный выскочил и вскинул руку с пистолетом.
Нарушитель обмяк и рухнул на песок. Подбежавший сержант ногой выбил пистолет. Щелкнул браслетами-наручниками. Он извлекал из воротника рубашки задержанного ампулу с ядом, когда подошел Бегичев.
— Он контужен, — сказал Узоров, вытирая кровь с лица нарушителя, — нам просто повезло. — И показал товарищу ампулу с ядом...
Узоров истратил на задержанного последний пакет с бинтами. И вдруг похлопал его по щекам.
— Хватит притворяться, вы уже пришли в себя, — негромко сказал сержант. — У вас дрожит правое веко. Вот это...
— Уберите руку, — хрипло выдавил тот и открыл глаза. Резким движением склонил голову и впился зубами в ворот рубашки.
— Скорпион... — брезгливо пробормотал Узоров и отступил на шаг.
Сержант внимательно разглядывал неизвестного. Сросшиеся брови, волевой подбородок, тонкий с горбинкой нос. И холодные, жесткие, с неуловимым зрачком глаза. Он кого-то напоминал Узорову.
— Сайфула — ваш дядя? — быстро спросил сержант. — Он убит...
Лицо задержанного исказилось. Он взмахнул скованными руками, пытаясь встать. Но напряжение обессилило его, и он затих.
— Понимаешь теперь, почему не обнаружили его с вертолета?.. — Узоров потрогал халат на задержанном. Халат зашуршал шорохом песков.
— Чисто сработано, — отозвался Бегичев, — даже капюшон обклеили...
Он распахнул халат — на поясе у задержанного плотно, одна к другой, висели шесть фляжек.
— Вода, — прошептал Бегичев и отцепил одну фляжку, не заметив, как блеснули глаза незнакомца.
— Мы не выпьем ни капли, — твердо сказал Узоров и облизнул пересохшие губы.
«Племянник» вздрогнул.
«А говорят, восточные люди умеют скрывать свои чувства, — подумал Узоров. — Впрочем, все объяснимо. Он слишком много поставил на жажду. Последний шанс. В пустыне всегда хотят пить».
Сержант прошел к тому месту, откуда последний раз стрелял нарушитель. На песке лежал новый автомат.
Узоров тщательно осмотрел истоптанный песок с желтым накрапом стреляных гильз. Его внимание привлек блестевший предмет. К нему не вел след, и Узоров догадался — прежде чем встать и поднять руки, нарушитель что-то выбросил.
Сержант осторожно спустился по склону и увидел зарывшуюся в песок плоскую металлическую коробку.
Узорову стало ясно, почему нарушитель выбрал трудный путь в пески. Ему нужен был безлюдный квадрат. Черная коробка — генератор помех. Можно предположить, что таких коробок у племянника Сайфулы было несколько и настроены они на разные частоты. Расчет на то, что одна из них совпадет с частотой приграничной радиолокационной станции и выведет ее из строя. Ведь радиус действия таких генераторов не менее двухсот километров. Тогда, по мнению нарушителя, образуется коридор для нарушения границы по воздуху. Время начала работы генераторов и время перелета должны совпадать... Узоров тщательно осмотрел местность вокруг позиции нарушителя, но ничего больше не обнаружил и вернулся к задержанному.
Сержант отослал Антона за саксаулом. Нужно было разжечь костер и «сделать» дым. Летчикам легче будет искать. Узоров твердо знал — их ищут с воздуха. Они не вышли на связь, и это встревожит Артюшина.
— Пить... — услышал сержант. Неизвестный смотрел на пограничника широко раскрытыми глазами.
— Пить, — потребовал еще раз задержанный и шевельнул головой.
— Вам придется потерпеть, — жестко сказал Узоров.
Снятые с пояса фляжки рядком лежали на песке у костра.
Их обнаружили с воздуха на исходе дня. Бегичев и неизвестный лежали без сознания.
Узоров сидел у костра, по-восточному скрестив ноги, не в силах пошевельнуться. Перед ним лежали шесть фляжек с водой, и под каждой листок бумаги с единственным словом «отравлено». Чуть в стороне лежала плоская металлическая коробка.
