
— Ночной из столицы проходит в два часа, сеньор, и если вы хотите немного отдохнуть, зайдите сюда, в багажную, и располагайтесь на мешках с кукурузой. Не извольте беспокоиться, клещи в ней еще не завелись — урожай нынешнего года.
Видите, сеньор, разъезд у нас не больно оживленный, всего только и есть что вон те домишки у холма. И больше ничего. Сейчас едва пробило девять, а свет везде уже погашен, горит один фонарь на платформе. Рельсы с обеих сторон сразу же теряются во тьме, а в лужах под мостом сонно квакают лягушки.
Не пугайтесь! Ничего удивительного, если эти протяжные и жалостные вопли вам действуют на нервы. Их ветром доносит от тупика. Там, полкилометра отсюда, стоит поезд со скотом. Сами-то мы привыкли настолько, что и не замечаем, а вот поначалу...
Первое время, когда меня перевели в здешнее чистилище, я переживал, как и вы. Ночами не спал, все мучили кошмары. Наш поселок, скудеет, дела идут под уклон, и, говорят, в наказание за то, что быки мучаются в тупике. Чуете, как оттуда несет навозом?
Ну вот очень хорошо, вы вняли моему совету. Устраивайтесь поудобнее. Теперь не побрезгуйте самокруточкой из кукурузного листа, а я разожгу мою старую трубку. У вас нет огонька? Забыл кресало на столе у телеграфа. Спасибо!
На нашем разъезде пассажира видишь не чаще раза в неделю. И уж коли появляется такой человек, как вы, грех упустить случай. Поговоришь и снова уверуешь, что и в тебе есть христианская душа, как у людей. Знаете что, пока мы тут с вами сидим вдвоем (при тусклом свете керосиновой лампы так уютно! Верно?), расскажу-ка я вам историю про святого. Просто чтобы время скоротать.
Да, да, про святого. Он пришел в наши места года два назад. Ага, гляжу, вы заинтересовались! Ну, тогда слушайте! Как-то явился сюда неведомо откуда здоровенный малый, рыжий и с такими вот длинными, до колен, руками. Он, должно быть, долго сидел в тюрьме или скитался по лесам, потому что, похоже, совсем разучился говорить., В поселке он сразу привлек к себе внимание. Мы видели, как он ушел в сторону тупика, а на другое утро стрелочник рассказал нам удивительные вещи. Вы ведь не знаете, что у нас за тупик? Нет? Ну, значит, надо вам объяснить.
Для нас-то это пустяки. Привычное дело. Наглядишься на эти страсти, и сердце грубеет. Представьте себе, у поселковых ребятишек сызмала заметны дурные наклонности — и все из-за тупика. Чтобы вам понять — быков в столицу и другие города везут из Триангуло в узких вагонах, мы их зовем клетками. Животных ставят поперек клетки вплотную одного к другому, и те, что покрупнее, едут скрюченными несколько дней. Дорога долгая, остановки на каждом шагу. Здесь, на разъезде, ночевка.
Поезд со скотом приходит к закату солнца и загоняется в тупик до следующего утра. В шесть двадцать пять он снова трогается в путь. Пока скотину довезут сюда, она проведет в клетках не одни сутки — и впереди ее ждет еще столько же. За дорогу от толчков взад и вперед, от слабости, усталости, болезней быки валятся на пол и ранят друг друга.
Многие ломают рога, бывает, некоторые срывают копыта и опираются на конец кровоточащей кости. У кого поломаны ноги, у кого вытекли глаза... Погодите, это еще не все. Им столько дней подряд не дают ни есть, ни пить, а в жару внутри клетки можно яйца печь! Словом, страданиям конца нет.
Рыжий, проходя мимо тупика, был ошеломлен душераздирающим мычанием. Ему не хватило духу бросить страждущих, и он остался при быках, чтобы хоть чем-то смягчить их муки.
Когда приходил поезд с живым грузом и состав заводили в тупик, он, вооружившись старым ведром, принимался носить воду из ручья и поить животных. Переходил от одного к другому, бормоча какие-то слова, и те, казалось, их понимали. Затем он раздавал сено, накошенное за день, и через несколько часов мычание стихало, а блаженный отправлялся спать у костра, который не гаснул ни в ветер, ни в дождь.
Чем он жил — не знаю. Правда, машинисты делились с ним остатками из своих котелков, а дети по дороге в школу бросали ему завтраки.
Все мы постепенно к нему привыкли. Он был вроде как на должности ангела-хранителя быков. Но в прошлом, дай бог памяти, году к открытию охотничьего сезона на разъезде высадилась веселая компания городских охотников. Они поставили палатки неподалеку от тупика и провели в них шумную ночь: с гармошкой, жженкой и танцами. Говорили, что не обошлось и без женщин. Рыжий был у них вместо шута. Пользуясь его слабоумием — чем, если не слабоумием, объяснишь такую преданность бедняги животным, — они устроили себе развлечение.
Один из охотников сказал:
«Сделаешь все, что я прикажу, и я поставлю тут человека, чтобы он заботился о каждом быке. Ты знаешь, что я хозяин поезда?»
Рыжий принял его слова за чистую монету. Он был доверчивый, хуже грудного младенца. И вот началась потеха, которая переполошила всех в округе.
Ему кричали:
«Рыжий, скачи на одной ноге!»
Гигант принимался прыгать, как мартышка.
«Рыжий, прыгай в ручей!»
Рыжий кидался в грязь.
«Рыжий, выпей единым духом стакан водки!»
И он пил без разбора, пока не свалился замертво на землю.
На следующий день толпа плясунов постреляла в лесу и вернулась в город, подвесив к поясу множество пичужек, наших самых сладкоголосых певуний. Когда охотники садились в вагон, их восторженно приветствовали другие пассажиры.
После отъезда гостей Рыжий уселся на камень возле костра и стал ждать, когда те выполнят свое обещание. Однажды его нашли мертвым. Путейские выкопали яму рядом с тупиком и похоронили его.
Сейчас в округе поговаривают, что он был святой. Знаете почему? Подойдите-ка сюда к двери и поглядите вон туда, где самая тьма. Видите там затерянный огонек? Это костер Рыжего. Его-то, я уже сказал, давно нет, но свет, который он оставил на земле, так и не погас. Уже идут слухи о чудесах. Глупости, конечно.
Афонсо Шмидт
Перевел с португальского В. Соболев