Когда собираются делать фуру (Напиток из проса, напоминающий жидкую кашу.), берут зерно. Если это местность, где живут хауса, ее делают из проса. Если другая страна — то из другого вида зерна. Затем засыпают его в ступку, толкут, провеивают, выбрасывают мякину, затем моют...»Так начинается старинный рецепт приготовления напитка, распространенного в Западной Африке и популярного еще в некогда могущественном государстве Сонгай.
Я вспомнил о рецепте потому, что сегодня нам предстояло отправиться в Сонгай. Но, конечно, не в ту страну, что в XV—XVI веках являлась одной из самых могущественных в Африке и простиралась от устья Гамбии на западе до городов Кано и Агадеса на востоке, а в тот Сонгай, что поменьше, расположенный на полдороге от Котону до Порто-Ново.
«Когда собираются в путь, берут верблюда, коня или, скажем, велосипед, садятся в автомобиль или поезд,— рассуждал про себя я, подражая древнему автору рецепта фуры. — Если ни верблюда, ни коня у нас нет, и раз мы не брали билетов на поезд, то остается автомобиль». С этим и подошел к видавшему виды «Пежо-504», принадлежавшему корреспонденту ТАСС в Бенине Сергею Велесевичу. С нами бенинский коллега Проспер Гбагиди. Собственно, он и был инициатором поездки в бенинский Сонгай.
Выбираемся к окраине Котону. Проезжая рядом с единственным в Бенине, но обеспечивающим всю страну пивоваренным заводом, Проспер пояснил: «Сырье привозное, технология иностранная, вода наша и название — «Бенинское».
Перекинутый через лагуну мост разрезал ее на две части. Правая — ничем не примечательна, а в левой, неподалеку от моста, поднимался крохотный обитаемый островок площадью метров 15 квадратных, на котором прочно обосновался рыбак-робинзон. На острове имелся навес из полуистлевших тряпок, придавленный сверху листом оцинкованного железа, которое сверкало многочисленными изломами, как хороший ограненный алмаз. Под навесом очаг, рядом сушились сети, стояла небольшая долбленая лодка.
Обитель робинзона, видимо, не давала покоя завистникам. Начинался сезон дождей, с каждым днем площадь островка уменьшалась. Иной раз можно было услышать недовольное: «Ну, скоро его смоет, и будет, как все, кидать свою сетку с лодки». Надо сказать, что бенинские рыбаки — те, что рыбачат в лагуне и ловят в океане,— не заводят сетей, а набрасывают их сверху, словно лассо, на место, где плеснула рыбка. Можно часами смотреть, как над водной гладью лагуны взлетают блестящие паутинки. Всякий раз, проезжая по мосту, я радовался тому, что моего робинзона еще не смыло.
Рыба составляет значительную часть в пищевом рационе бенинцев, особенно в южной части страны. На рынке можно увидеть рыбу свежую и копченую, вяленую и соленую, крабов и горы креветок, которых торговки обильно поливают водой или пересыпают ледяной крошкой, чтобы скоропортящийся продукт дождался покупателя.
— Конечно, нам пришлось бы очень нелегко, если бы не дары моря,— рассказывал Проспер.— Хотя леса повсюду повырублены, сельскохозяйственных земель, которые кормили бы человека, осталось немного. На месте сведенных лесов высаживают плантации экспортных культур, в основном масличных пальм. Видишь, какие красавицы вымахивают?
Проспер кивнул в сторону высоких, под тридцать метров, деревьев невдалеке от дороги. Их метельчатые кроны зелеными расплывчатыми облачками зависли в воздухе над низким редколесьем.
— Мы все больше окунаемся в международное разделение труда, все больше ориентируемся на экспортные культуры и продукты. Если имеется спрос на рынке на пальмовое масло и если пальмы у нас хорошо растут, то, сами понимаете, масличная пальма и стала нашей специализацией. Кстати, мы сами вывели несколько низкорослых высокоурожайных сортов. Сейчас доход от масличных пальм составляет около 60 процентов наших поступлений.
Я перестал слушать Проспера и, увидев впереди дымовой шлейф, спросил:
— Наверное, кто-то дожигает последние остатки леса?
Проспер и Сергей заулыбались.
— В общем-то, ты прав, скоро сам увидишь.
Дорога приняла влево. Показался паровоз и пять вагонов. Железная и шоссейная дороги шли на этом участке пути параллельно. Только потом, за Порто-Ново, железка повернет к северу и вскоре упрется в Побе, а автодорога пойдет вдоль берега в Нигерию.
Пока мы догоняли поезд, я видел только расклешенную кверху закопченную трубу паровоза, из которой валил черный дым.
— Сырыми топят,— сказал Сергей.— Под дождем собирали полешки.
Между тем состав шел уверенно. Небольшой паровоз, словно сошедший с экрана американского вестерна, лихо тащил не первой молодости вагончики с непропорционально крупными для них окнами, а в самом хвосте еще и грузовую платформу. Из окон высовывались пассажиры, в основном женщины с детишками, реже мужчины. Первенцу промышленной революции не под силу было тягаться с современными автомашинами, которые без видимого усилия обгоняли его. Но это вовсе не задевало самолюбия ни машинистов, ни пассажиров. Все они раз и навсегда уяснили родившуюся на жаркой бенинской земле мудрость: «Улитка медленно, но верно доползает до вершины». И, может, потому, что на дорогу, в Порто-Ново, у них уходит времени в два раза больше, путешествие на поезде представляется делом более серьезным, чем поездка туда же на автомобиле.
Оставив позади состав, наша машина пошла вдоль плотной стены зелени, на фоне которой кое-где виднелись небольшие деревянные домики. Они напоминали наши рубленые избы, только пониже и без окон. Бревнышки были тоненькие, не бревнышки даже, а жердочки, но лежали плотно одна над другой, зажатые с боков кольями, вогнанными в землю. Крыши и:) пальмовых листьев или тростника по форме точно повторяли крыши украинских хаток. Такие дома встречаются только лишь в прибрежной зоне, где за год выпадает большое количество осадков. Ни один материал, кроме дерева, не выдерживает ливневых тропических дождей. По мере продвижения в глубь континента климат становится засушливей, и деревянные конструкции уступают место глиняным — они дешевле и проще в изготовлении. Например, в Абомее дома целиком сложены из глиняных необожженных кирпичей. Встречаются домики переходного типа: на деревянной основе, но обмазаны глиной. Абомейские красные глиняные дома постоянно приходится подновлять, так как ежегодно дожди частично размывают их.
Слушая объяснения Проспера, я подумал о трудолюбии бенинцев и вообще африканцев, о том, как они приспосабливаются к климатическим условиям и при этом строят жилища очень рационально, с наименьшими затратами. Так же относятся и к приготовлению пищи. Взять, хотя бы, рецепт фуры.«Вода, в которой моют зерно, называется «цари». Ее дают лошади или другому животному. (Ничто не должно пропасть и не должно быть отходов!) После мытья зерно называют «суфре». Его перекладывают в калебасу, пока оно не намокнет, затем высыпают в ступку и толкут».
Чем дальше мы уезжали от города, тем чаще попадались нам базарные площади близ дороги. Но площади эти были немноголюдны, на них не было торговой суеты, пестроты красок, которые создают неповторимый колорит африканского базара. Не было на них и молодых парней со связками электронных часов и калькуляторов, возле которых непременно толкутся, если таковые есть в городе, советские туристы. Вкопанные в землю прилавки. Кое-где навесы. На прилавках мешки с кукурузой, совсем непривлекательного иида клубни ямса и маниока, ананасы и мелкие бананы.
Это были пункты натурального обмена. Каждый приходил сюда, чтобы обменять то, что принес, на необходимый ему продукт. Отсутствие постоянного рынка сбыта, невозможность продавать товары в городе и отсутствие работы по найму привели к тому, что у людей деньги перевелись, как, впрочем, не было их и в помине многие века назад.
— Они, может быть, и не нужны, — подсказал Сергей. — Ямс здесь меняют на кукурузу, кукурузу на ямс или курицу — прожить можно. Живут же люди и в худших условиях.
— Мы приехали, сообщил Проспер, подсказывая Сергею, что нужно повернуть направо у большого стенда.
Надпись на двух языках, французском и английском, возвещала: «Проект Сонгай борьба за лучшее будущее».
Из-за утренней задержки с машиной мы опоздали. Администрация разбрелась по своим делам. Мы устроились на открытой террасе «Мэзон ронд» — круглого дома, который выполнял одновременно две функции: был штабом борьбы за лучшее будущее и столовой, и стали ждать. Проспер тут же поинтересовался насчет «Бенинского» и радостно нам подмигнул, когда молодой человек принес на подносе запотевшие бутылки. Пиво было ледяным. Буквально через несколько минут наш стол оказался залитым водой — бутылки отчаянно «потели», и сконденсировавшаяся влага ручьями стекала по зеленому стеклу.
Ожидать пришлось не слишком долго. На террасе появилась миловидная светлокожая девушка.
Блондин Лебуржуа, заместитель директора, представилась она.— Приехали посмотреть на нашу жизнь?
В прохладном кабинете на стенах висели плакаты, схемы, таблицы, на столе лежали бумаги, рядом стоял компьютер. Непривычно было видеть это достижение прогресса в бенин ской глубинке. Не у всякого председателя нашего колхоза-миллионера встретишь такое. Серьезно взялись за переустройство африканской деревни!
— Доминиканского священника нигерийского происхождения и нынешнего директора Сонгая, Нзамужо, долгое время беспокоили экономические проблемы Африки, особенно обеспечение ее населения продовольствием, — начала свой рассказ Блондин. — В 1982 году он разработал систему ведения хозяйства, которая, на его взгляд, была наиболее приспособлена к западноафриканским агроклиматическим условиям и традициям населения. По его подсчетам, она должна как-то решить продовольственную проблему. В 1985 году он приступил к осуществлению задуманного на этом самом месте.
Немаловажную роль, по мнению Нзамужо, играет рост самосознания африканцев, они сами начинают понимать, что способны решать свою судьбу. Многие африканские государства создавались по договоренности между колонизаторами безо всякого учета этнических границ и экономических связей между племенами и народами. Скажем, и название нашего проекта — Сонгай — во многом глубоко символично. Единое одноименное африканское государство существовало до прихода арабов и европейцев на том месте, где сейчас находятся современные Мали, Нигер, Нигерия, Сенегал, Гамбия. Назвав проект «Сонгай», мы хотим показать интернациональный характер задач, решаемых здесь.
Колониальные власти стремились прежде всего обеспечить сырьем промышленность у себя в метрополии. Положение в целом не изменилось и сейчас, после получения Африкой независимости. Трое из четырех африканцев испытывают хронический голод. Это уже катастрофа. Мы пытаемся с ней бороться.
«А ведь раньше Африка кормила себя, подумал я.— В противном случае не родился бы на свет и сложный рецепт приготовления фуры. Пекли бы лепешки да запивали б водой.«Когда истолкут — просеивают, отделяя муку тонкого помола от муки грубого помола, И толкут, пока муки тонкого помола не станет больше, чем грубого. После того, как сделают таким образом, их смешивают в ступке, смачивают небольшим количеством воды, чтобы перемешались.. .»
Блондин подошла к схеме. На ней был изображен правильный треугольник. Стрелки соединяли его углы, в которых жирно было выведено: «растениеводство», «животноводство», «рыбоводство».
— Это и есть та единая взаимозависимая система, которую разработал священник. Жалко, что он вас не дождался, а то бы рассказал сам. Давая человеку все необходимое, каждая отрасль оказывается неразрывно связанной с другими. Например, в растениеводстве основными являются кукуруза, маниок и соя, хорошо известные местным крестьянам. Они идут на питание рыбам, скоту и птицам. Животноводство поставляет удобрения для растений, в том числе и водорослей, Которые затем употребляют в пищу рыбы.
В свою очередь, рыбное хозяйство дает рыбную муку — прекрасный источник протеинов для подкормки животных и воду, обогащенную азотом и углекислотой (продуктами жизнедеятельности рыб), для полива растений. Круг замыкается.
Три отрасли Местного хозяйства развиваются, взаимно дополняя друг друга. Кроме того, мы готовимся получить на основе отходов биогаз. У нас будет прекрасная энергетическая база, которую можем использовать для нужд всех трех отраслей.
Как видите, наш опыт интересен не только для решения продовольственной проблемы, но и в плане экологическом.
Девушка взглянула на нас, улыбнулась и предложила ознакомиться с хозяйством. Время было не самое подходящее — полуденный зной достиг апогея. Но она вышла на пекло без головного убора.
Осмотрев бассейны, в которых содержались тиляпии, Сергей не выдержал и задал вопрос, который давно уже напрашивался:
А кому принадлежит все это?
— Нзамужо задумал проект, учащиеся его осуществили — выходит, студентам. А коль скоро студентам, значит, у них прекрасная возможность работать и учиться с полной отдачей. Были и личные пожертвования граждан, в том числе иностранцев. Но это вначале. Сейчас мы способны сами обеспечить себя всем необходимым.
Мы поднялись к водонапорной башне. Отсюда видны все десять гектаров владений Сонгай. С ферм доносилось хрюканье и блеянье — крупного скота не держали. Покрытые тростниковыми крышами скотные и птичьи дворы сверху ничем не отличались по виду от африканских построек. Лишь приглядевшись, можно было убедиться в прочности кирпичной кладки стен.
— Мы пытаемся научить людей новым методам ведения хозяйства,— объяснила Блондин.— Чтобы бороться за лучшее будущее, нужно знать, как это делать. Африканцы издревле применяли экстенсивные методы при производстве продовольственных культур — это было обусловлено природными особенностями. Но население резко увеличилось. Мы же утверждаем, что и в тропических условиях можно интенсифицировать хозяйство.
— Учащиеся — только бенинцы?
— Да, в основном. Но есть из Кот-д'Ивуара, Нигерии, Буркина Фасо. Скоро приедет большая группа нигерийцев — они хотят у себя создать такое хозяйство. За ними сенегальцы. Всю свою продукцию мы продаем в Котону, причем у нас цены значительно ниже рыночных.
— А как с ветеринарией?
— Стараемся обходиться без вакцин и вообще не прибегать к медикаментам, следим за чистотой содержания животных, подбираем лучшие местные породы скота. Стараемся по возможности использовать традиционную медицину и местные растения. Делаем это для того, чтобы люди не испытывали затруднений у себя в деревнях и пользовались имеющимися средствами. Например, необходимо добавлять кальций в рацион растущих животных. Вместо того чтобы закупать синтетические добавки, мы получаем натуральные — из ракушек, раковин и яичной скорлупы.
Подробный рассказ Блондин подкупал искренностью и душевностью, с которыми говорила француженка о чужой земле, о проблемах, казалось, волнующих только самих африканцев. Она жила надеждой сделать мир добрей и справедливей, одеть и накормить голодных и неимущих.
Она родилась под Амьеном, закончила животноводческий техникум,
получила диплом и четыре года проработала в родных местах. Это самые молочные районы Франции. Работы хватало, она была интересной, но не сложилась личная жизнь. Поэтому, когда в газете прочла о возможности найти работу в Бенине, собрала вещи и уехала.
— Много ли вам здесь платят? — попытался я перевести разговор на другую тему.
— Я работаю здесь добровольно и зарплату не получаю.
Неловко стало мне за свой вопрос. Завидев мое замешательство, Блондин невозмутимо продолжила:
— Лично я здесь веду учебный процесс по специальности «животноводство», а также работаю на 15-дневных ознакомительных курсах. Кроме того, мне приходится вести всю документацию и иностранную переписку, а в перерывах, как видите, водить гостей.
Она засмеялась. Засмеялись и мы.
Вернуться в «Мэзон ронд» едва успели до дождя, который внезапно обрушился на Сонгай, переполошил обитателей птичников, стал шумно заполнять бассейны и резервуары. Распрощавшись, Блондин ушла к себе в кабинет.
Нам нужно было пережидать — в тропический ливень ехать на машине было равносильно самоубийству — не видно ничего.
— Эти ливни,— рассказывал Проспер, сидя под навесом «Мэзон ронд»,— когда на земле не остается растительного покрова, вызывают усиленную эрозию почвы. Был у нас эксперимент, который дорого обошелся,— попытались сеять пшеницу. Купили технику, ваши специалисты тоже помогали, говорили: «Нужно крупное зерновое хозяйство». Расчистили участок, засеяли... а потом все смыло — и пшеницу, и почву.
Проспер замолчал. Оглянулся на сонгайские строения, на набухавшую, словно губка, землю и добавил:
— У нас в народе говорят: «Если бы утка не умела плавать, она не пошла бы к воде».
Дождь стихал. Утопая по щиколотку в красно-бурой липкой массе, мы добрались до машины.
Подъезжая к Котону, я снова заглянул в рецепт: «...когда они перемешаются, смесь наливают в большую калебасу. Затем ставят горшок на очаг, разводят огонь, наливают чистую воду и ждут, пока закипит. Затем лепят шарики из того, что лежит в калебасе, и кидают в кипящую воду. Через некоторое время образуется пена, она выталкивает крышку. Тогда ждут еще немного, пока не станет готово».
Робинзон сидел под навесом. Вода отвоевала у него новые клочки суши, но он был невозмутим.
Уже проехав мост, я обратился к Просперу:
— Скажи, а твоя жена умеет готовить фуру?
Котону — Уандо
В. Соловьев, наш спец. корр.
