Кинопроектор в самолете усердно «выдавал» на экран немое изображение — звук шел через наушники — какой-то комедии, а мой сосед Боб Уайт расспрашивал о Советском Союзе и отвечал на мои вопросы.
Геохимик по специальности, Уайт служит в одной из четырехсот нефтяных компаний Калгари. Дела в отрасли идут из рук вон плохо — цены на энергоносители на мировом рынке снизились, объем добычи упал, фирмы сокращают персонал. В городе, по официальным данным, десять процентов трудоспособного населения без работы. По мнению Боба — все двадцать. Ему, правда, пока везло.
Сам Калгари ворвался в наш разговор внезапно — самолет резко наклонился на вираже, и в иллюминаторе показалась горящая пурпурными отражениями заходящего солнца горстка сталагмитов-небоскребов посреди ровной, как подстриженный газон, прерии, упиравшейся в частокол снежных вершин на горизонте.
— Вот я и дома,— улыбнулся Боб.
Сто десять лет назад на этом месте стоял форт Королевской конной полиции, охранявшей склады компании Гудзонова залива. Его скоро окружили домики первых горожан. Комендант форта полковник Мак-Леод и дал городку название Калгари, что в переводе с его родного гэльского языка означает «чистая проточная вода». Речки Боу и Эльбоу, на месте слияния которых возникло поселение, берут свое начало в ледниках Скалистых гор. Вода в них была действительно кристально чистая.
Вскоре город пронзила нитка железной дороги, соединившей Атлантическое и Тихоокеанское побережья Канады. Построили бойни, и Калгари стал одним из центров скотоводства так называемого Степного района. Второе дыхание городу дала нефть, найденная в его окрестностях в 1947 году. Тогда и встал посреди степи «Манхэттен в прерии», так называют канадцы деловую — стекло, бетон, металл — часть города.
Самолет приземлился, и я стал прощаться с Бобом Уайтом. Он задержал на мгновение мою руку и сказал:
— Мы, канадцы, по природе — оптимисты. А нефтяники, в силу специфики профессии,— вдвойне. Я верю, что у Калгари все еще впереди.
В городе ничто, казалось, не напоминало о кризисном состоянии его главной промышленности. Небоскребы в сити сияли сотнями и тысячами огней, несмотря на поздний час: делается это для того, чтобы центр города не выглядел вымершим с окончанием рабочего дня. К тому же энергия в Альберте вполне доступна: бензин, например, дешевле процентов на двадцать, чем в Торонто или Монреале. Может быть, потому в Калгари и встречаешь чаще огромные американские «понтиаки» и «крайслеры», нежели юркие и экономичные малолитражки из Европы, Японии, а в последнее время и из Южной Кореи. Были здесь пять-шесть лет назад популярны наши «Лады» — из-за своей дешевизны. Но выгода съедалась большим расходом топлива, да и не менявшаяся годами модель, видно, приелась покупателям.
Когда машина притормозила у очередного светофора, я глазам не поверил: у подножия уходящего ввысь правления банка стояли... тележки рикш. Молодые крепкие парни в гавайских цветастых рубашках и шортах переговаривались между собой, присев на креслица двухколесных тележек с длинными ручками-оглоблями.
— Студенты,— пояснил водитель, перехватив мой недоуменный взгляд.— Сейчас разгар туристического сезона, через неделю родео «Стампид». Приезжие охотно клюют на экзотику. Вот студенты и подрабатывают в каникулы.
Под приезжими шофер имел в виду прежде всего американцев. До границы со Штатами отсюда полтораста миль, и потому из сорока миллионов туристов, ежегодно посещающих Канаду, тридцать восемь миллионов — граждане США.
Ежегодный десятидневный фестиваль животноводов — родео «Стампид» собирает в Калгари ковбоев со всего Степного района: похвастаться лошадьми и бычками, заключить сделки, помериться ловкостью и силой в клеймении телят и укрощении норовистых лошадей. В эти дни в парке «Стампид» разыгрываются сценки из жизни североамериканских пионеров: подтянутые обветренные мужчины в голубых рубашках, в отстиранных до белизны джинсах, в расшитых сапогах на высоких каблуках и обязательно в так называемой «десятигаллоновой» (по вместимости) шляпе степенно прогуливаются под ручку с женами и дочерьми, которые, в свою очередь, щеголяют в длинных, наглухо застегнутых ситцевых платьях со множеством торчащих из-под подола накрахмаленных нижних юбок.
Из близлежащих резерваций прибывают и индейцы. Обычно нелюдимые и ревностно следящие за тем, чтобы на их территорию не проникали докучливые туристы, в дни «Стампида» они облачаются в праздничные наряды и въезжают в Калгари на затейливо убранных лошадях. В городе они охотно фотографируются с детьми и продают поделки, приготовленные к празднику. Правда, рассказывают, интерес ребятишек к «краснокожим» в последнее время упал. Повязки с перьями и складные вигвамы, как у настоящих индейцев, родители приобретают скорее не наследникам, а из ностальгии по собственным детским забавам.
Кульминация «Стампида» — гонка на тяжелых фурах, запряженных четверками лошадей,— точных копиях тех, на которых столетие назад появились в здешних местах пионеры. Состязание это тяжелое, но игра стоит свеч — помимо славы, герой «Стампида» получает премию в сто пятьдесят тысяч долларов. Ну а главный выигрыш получают владельцы развитой и прекрасно функционирующей индустрии туризма, третьего — после скотоводства и нефтедобычи — столпа экономики края. В дни фестиваля они успевают обслужить свыше миллиона приезжих: обеспечить ночлегом, накормить, развлечь.
Знакомство с городом я начал с «Херитейдж парк» — Парка наследия — этнографического музея под открытым небом. Сюда, на берег озера Гленмор, свезли сотню построек из Калгари и его окрестностей.
Одно из первых строений за воротами главного входа, напоминающего форт,— причудливый особняк, стиль которого затруднился бы, наверное, определить самый дотошный архитектор,— дом видного горожанина начала века, банкира Дэвида Принса.
В него можно зайти — все предметы обстановки и утвари сохранены, а служители музея в костюмах соответствующей эпохи с удовольствием расскажут о привычках и распорядке дня бывшего владельца, продемонстрируют, как действовали керосиновая лампа или стиральная машина с ручным приводом. Особенно запомнился, однако, девиз банкира, высеченный на табличке у входной двери: «Не делай ничего бесплатно и всегда откладывай половину на будущее». Надпись пользуется популярностью — молодежь, правда, ухмыляется, а вот люди постарше перечитывают и одобряют.
Рядом — улица ковбойского городка. Лавки шорника, оружейника соседствуют с кузницей, аптекой, офисом шерифа — все действующее. В кондитерской можно купить карамель, приготовленную по старым рецептам, а в «салуне» — пообедать. Кузнец профессионально расскажет о тонкостях ковки лошадей, аптекарь — о лекарствах того времени. Сразу же за городом — хозяйственная зона: деревянный элеватор, каретный сарай, пожарная часть...
На ранчо фыркают привязанные к отполированной временем коновязи лошади, хрюкают разгуливающие по двору свиньи, отмахивается от оводов теленок. Здесь всегда много народа.
Сельскохозяйственный труд в Канаде — в почете. Эмигранты из Европы распахали в начале века обширные территории Степного района и сделали его одной из главных житниц мира. До 60 процентов мирового экспорта пшеницы шло в 30-е годы из этих земель. Занимались земледелием здесь главным образом немцы и украинцы.
И здесь я услышал такую вот фразу: «Наталка, Наталка, пидэм до шопу (От англ. «shop» — магазин.)»,— уговаривал свою грузную чернобровую спутницу сухонький вертлявый старичок. А когда летел домой чартерным рейсом Аэрофлота, закупленным для туристической группы канадских украинцев, соседом оказался крепкий 80-летний старик. Судьба забросила его семью в здешние края из-под Ужгорода в голодные двадцатые годы. Дед, словоохотливый от природы, был еще и возбужден предстоящим перелетом. В пять минут он выложил, что летит в Советский Союз восьмой раз, описал маршруты своих путешествий. И тут же рассказал историю, происшедшую лет пятнадцать назад. В Киеве, куда он отправился тогда вместе с женой, фермер увидел, как подростки играют на улице в футбол черствой булкой. Хлебороб был оскорблен: схватил ближайшего мальчугана и отодрал его за уши.
Я слушал и чувствовал, что лицо мне заливает краска стыда за то, что гражданин Канады давал советскому школьнику урок уважения к чужому труду, к хлебу.
Сегодня лишь пять процентов населения Канады заняты в сельском хозяйстве. Однако тяга к земле у людей сохранилась. В окрестностях Калгари немало ферм, где охотно пускают на лето приезжих. Заплатив деньги за отдых, те встают вместе с хозяевами ни свет ни заря, ухаживают за животными, помогают заготавливать корма, клеймить телят, объезжать лошадей.
К западу от Калгари вытянулся вдоль Скалистых гор провинциальный (управляемый в отличие от национального администрацией провинции, а не федеральным правительством) парк Кананаска. Его территория «прошита» двумястами километрами конных троп. В отведенных для ночлега местах к услугам путешественников запасы дров, чтобы они могли, подобно настоящим ковбоям, сварить на костре кофе и, завернувшись в одеяло, насладиться ночевкой под открытым небом. В одной только Альберте таких провинциальных парков сорок четыре.
Туризм здесь в основном со спортивным уклоном. По реке Боу сплавляются на каноэ; на озере Лесер Слейв ловят рыбу и катаются на яхтах, парусных досках и водных лыжах; на горе Накиска — раздолье для горнолыжников. Летом на Трансканадской магистрали, прочертившей страну с востока на запад, каждый третий автомобиль, наверное, везет за собой на прицепе дачу. У кого — крохотная будочка с парой лежаков и столиком; есть и огромные, длиной метров по десять, караван-сараи на колесах, оборудованные душем, туалетом, кухней, обставленные мягкой мебелью. Развитая сеть асфальтированных дорог позволяет забраться с прицепом в дальние уголки этих малонаселенных мест.
...Молочные зубчики на горизонте вырастают, превращаясь в мощные резцы Скалистых гор, приближающихся к нам со скоростью 140 километров в час. Едем в Банфф, горный курорт. Внезапно водитель сбрасывает скорость — на обочине четыре или пять машин — необычное скопление для этих мест. Останавливаемся и мы — может быть, нужна помощь? На опушке, не обращая внимания на публику с фотоаппаратами, стоит красавец лось и обдирает кору. Наелся, обвел взглядом автомобилистов и затрусил прочь на ногах-ходулях.
Такие встречи со зверьем — не редкость здесь: в туристических зонах на диких животных не охотятся, вот они и непуганы с рождения. К тому же в семьях ведется экологическое — точнее не назовешь — воспитание подрастающего поколения. Его девиз достаточно прост: «Оставь после себя природу такой же, какой она была до твоего прихода».
Недалеко от Банффа расположен один из самых популярных и, соответственно, самых дорогих горнолыжных курортов в Канаде — Сан-Велли. Первый снег ложится на его трассы уже в ноябре. Одна беда — в это время там часто дуют сильные ветры, срывая белый покров. Более поздний снег порой не удерживается на промерзших склонах. Есть выход — примять, утоптать первый пух. Для мощной снегоукаточной техники, в изобилии имеющейся на курорте, пустяковое дело. Но воспользоваться ею — значит, повредить гусеницами хрупкий травяной покров уникальных альпийских лугов. Это запрещено законом, да и противоречит экологическому воспитанию канадцев. Вот почему с появлением первого снега в Сан-Велли приезжают сотни, тысячи добровольцев из Калгари и, надев лыжи, утаптывают многие километры трасс.
Несколько лет назад к трем «специальностям» Калгари: нефтедобыче, скотоводству и туризму, добавилась четвертая: в 1981 году на сессии Международного олимпийского комитета город был выбран столицей XV зимних Олимпийских игр.
Председатель Организационного комитета — ОКО-88 — Фрэнк Кинг рассказал мне: «Мы уже в четвертый раз пытались получить Игры. Желание стать наконец спортивной столицей мира было настолько велико, что весь город не спал, ожидая вестей из западногерманского города Баден-Бадена, где решалась наша судьба. И когда выбор пал на Калгари, ликованию не было предела».
Ликование ликованием, но и в трезвом экономическом мышлении канадцам не откажешь. Помня печальные уроки Олимпиады 1976 года в Монреале, чуть было не сорванной из-за нехватки денег на строительство спортивных арен, в Калгари прежде всего позаботились о финансах. Фундаментом стали средства от продажи прав на телепередачи. Дело в том, что Олимпийские игры притягивают к себе взоры миллионов телезрителей, а следовательно, трансляцию их можно изрядно нашпиговать рекламными вставками.
Право вести передачи выиграла Эй-би-си, подписавшая контракт на рекордную сумму в 309 миллионов долларов.
Однако и этих денег не хватит организаторам. Во-первых, они провозгласили, что проведут «лучшие в истории Олимпийские игры», что само по себе должно стоить недешево. Замечу, правда, что склонность к превосходным степеням сравнений просто в крови у североамериканцев. Если родео — то «самое массовое», если бифштекс — то «самый большой». Волей-неволей люди начинают говорить фразами, скопированными из рекламных объявлений.
Во-вторых, а это причина объективная, организаторам следовало застраховать себя от сюрпризов погоды. Здесь нередко случаются оттепели, вызванные внезапно налетающим со Скалистых гор теплым ветром — чинуком. За три-четыре часа непрошеный гость может посреди зимы нагреть воздух до плюс 15 градусов Цельсия, за одну ночь растопить трассы. Поэтому канадцы решили противопоставить чинуку мощную снегоделательную технику. Под горнолыжные трассы на горе Накиска и беговые, в городе Кэнмор, были уложены десятки километров водопроводных труб. При первых же морозах разбрызгиваемая вода заложит основу для снежной подушки, а во время самих Игр к водопроводам подключат «снежные пушки». Вдобавок насыплют десятиметровые холмы снега про запас, которые помогут в случае оттепели укрепить трассы.
Конькобежный стадион с 400-метровой дорожкой и вовсе решено было спрятать под крышу. Если учесть, что саночники, бобслеисты, хоккеисты и фигуристы соревнуются на трассах и катках с искусственным льдом, то, может статься, XV зимние Игры станут первой Олимпиадой на полностью искусственных покрытиях.
— Если погода в период с 13 по 28 февраля действительно решит посмеяться над нами,— шутит один из сотрудников Оргкомитета,— и мы будем проводить Игры на искусственных льду и снеге, то следующие Белые Олимпиады, учитывая наш опыт, можно будет организовать даже в тропиках...
Василий Сенаторов
Калгари — Москва
