Есть ли у североамериканских индейцев один общий язык? (Вопрос читателя)
Кто не знает, что у каждого индейского племени или племенного союза был свой особый язык. Но на поверку вопрос нашего читателя вовсе не так наивен. Да, «индейского языка» не существует, зато — малоизвестный факт! — стихийная попытка его создания была. На территории современных южных штатов США бытовало наречие, которое можно по праву назвать индейским «эсперанто»: лингвисты записали всего лишь несколько фраз этого языка и считали, что он исчез безвозвратно десятки лет назад. Но вот в прошлом году шведский этнолингвист Эмануэль Дрексель, работая в США, доказал, что индейский язык-посредник жив.
Как-то случайно Дрексель узнал о таком курьезе. Один техасский торговец десять лет общался с местными индейцами-кушоттами и гордился тем, что бегло говорит на их языке. Однажды дела привели его в белую семью, жившую подле индейского поселка. «А ведь наша Дороти вовсю лопочет по-индейски!» — похвалились родители своей шестилетней дочерью. «Ну-ка, проверим!» — сказал торговец и... сделал открытие, которое заставило его побелеть от ярости. Дороти и в самом деле запросто болтала на языке кушоттов. Да только он не понимал при этом ни слова! Так выяснилось, что индейцы поостереглись учить его своему родному языку: а вдруг у белого бизнесмена черная душа? И потому в его присутствии и с ним они разговаривали исключительно на каком-то наречии. Это наречие — его называют мобильским — и есть то искомое «эсперанто». Название пошло от индейского племени мобиль или, возможно, от французского поселка Мобиль, основанного на землях этого племени. Именно в этих краях европейцы впервые стали интенсивно осваивать индейский межплеменной язык — в XVIII веке он был известен просто как «индейский». Французы специально (частенько с применением силы!) поселяли юнг и кадетов в индейских вигвамах, чтобы со временем иметь толмачей в армии и на флоте. Юнги и кадеты изучали именно мобильский.
Ученые продолжают спор о давности возникновения языка-посредника, но сейчас очевидно, что возник он не для общения с европейцами, как думали раньше. Об этом говорит хотя бы то, что в нем нет элементов французского или английского языков. Да и не стали бы европейцы ждать, пока «туземцы» придумают особый язык для общения с ними, а навязали бы свой — французский или английский. Вывод один: европейцы застали уже устоявшийся привычный для множества племен язык, и им было удобнее на первых порах просто присоединиться к распространенной системе общения.
Мобильский был особым языком в местностях, где бытовали десятки диалектов и языков, зачастую не имеющих между собой ничего общего — по меньшей мере пять языковых семей. И посредником стала донельзя упрощенная смесь языков чокто и чикасо. Все уточнения, оттенки речи отбрасывались. Никаких окончаний, времен глаголов, главное — понять друг друга. Например, фраза «Я забыл песню» выглядела так: «Песня я забыть прошлое». Современные чокто, когда Дрексель давал им прослушать магнитофонную запись мобильской речи, понимали треть слов. Чикасо, также уже не знающие мобильского, понимали со слуха тоже примерно столько же. Как все языки типа «моя твоя не понимай», мобильский звучал не очень-то красиво, но вполне сносно выполнял свою миссию. На нем общались во время торговых сделок, дружеских визитов, на переговорах. Он выручал супругов в межплеменных браках, а позже был общим языком в браках между европейцами и индейцами. В недолгий период, когда индейцы имели чернокожих рабов,— его колоритно описал в рассказах Фолкнер,— приказы отдавались на мобильском. Да и негры, будучи родом из разных районов Африки, прибегали к тому же языку-посреднику. Еще в прошлом веке английским и французским рабочим случалось пользоваться «индейским» для общения между собой. Но расцвет языка-посредника пришелся на XVIII век, после чего начался его стремительный закат.
Первые попытки Дрекселя найти носителей забытого языка окончились неудачей. Никто из индейцев якобы даже не слышал о таком языке. Оказалось, что причина неудачи — простодушие ученого. Он спрашивал в лоб: а не знаете ли вы?.. Но индейцы в США по понятным причинам недоверчивы. Их первая реакция — на любой вопрос ответить «нет». Тогда Дрексель слукавил: заучил несколько фраз на мобильском и стал с ними обращаться к пожилым индейцам. Через месяц он нашел несколько дюжин тех, кто помнил старинное наречие. Застигнутые врасплох, индейцы отвечали ему на том же языке. А уж потом их сердца открывались навстречу молодому ученому из Швеции.
Дрексель собрал более 600 слов, разобрался в грамматике. Выяснилось, что еще в сороковые годы мобильский звучал на межплеменных собраниях, во время плясок и игр. Даже песни исполнялись на нем во время праздников! И поныне сотни индейцев помнят его.
Практика дезинформации европейцев, примером которой может быть анекдот с техасским торговцем, восходит к прошлому веку. Тогда индейцы стали осознавать угрозу своего культурного вырождения и пробовали исключить родной язык из общения с бледнолицыми, оградить его от проникновения инородных слов и понятий. Но попытка такого табу потерпела неудачу. Английский язык окончательно оттеснил мобильское наречие, так что большинство индейцев теперь и вправду не подозревают, что их предки когда-то пытались создать общеиндейский язык.
