Невысокого худощавого парня по имени Мигель с черными как смоль, слегка вьющимися волосами я приметил в первый же день. И вот почему. На губах у него часто блуждала застенчивая улыбка, а глаза оставались грустными. Понаблюдав за ним, я решил, что Мигель стесняется своей хромоты и поэтому на пляже уходит подальше от всех. Да и в маленькой гостиной-столовой «Эксельсиора» он старался появляться попозже, когда там уже никого нет. Несмотря на громкое название, наш «Эксельсиор» был вовсе не чопорным отелем, а скромным пансионатом на мексиканском побережье с двумя десятками гостей, к числу которых вскоре присоединился мой знакомый, репортер Фернандо. Я мог только гадать, каким ветром занесло в это тихое пристанище неугомонного потомка майя, поскольку сам он лишь коротко сказал, что тоже приехал поработать. Впрочем, все выяснилось, когда он пришел обедать вместе с... Мигелем. Причем, судя по их оживленной беседе, они хорошо знали друг друга.
Когда я поднялся из-за стола, у дверей меня догнал Фернандо.
— Если хочешь услышать кое-что интересное, в девять приходи ко мне в номер,— заговорщически прошептал он, хотя столовая была уже пуста.
Конечно же, я был у Фернандо минута в минуту, настолько заинтриговал он своим загадочным поведением.
— Это мой советский коллега Андрее,— представил он меня устроившемуся в плетеном кресле Мигелю.— При нем можете рассказывать безо всякой боязни.— И, видя, что я теряюсь в догадках, пояснил: — Мигель из Сальвадора. Солдат Фронта (Фронт национального освобождения имени Фарабундо Марти.) . Лечился здесь после ранения.
Так вот откуда хромота! Правда, закрадывалось подозрение, что Мигель не здешний, а, похоже, из Центральной Америки, но определить по внешности, откуда именно, было сверх моих сил.
— Итак, Мигель, мы остановились на мартовском восстании восемьдесят второго года. После него ты ушел с партизанами в горы,— напомнил Фернандо.— Что было потом?
Как жаль, что я упустил возможность услышать от непосредственного участника о тех памятных событиях, когда отряды Фронта, переброшенные с горы Гуасапа, вели бои в самой столице Сан-Сальвадоре!
Мигель откашлялся, словно оратор перед выступлением, и хрипловатым голосом начал неторопливый рассказ:
— Тогда с партизанами ушли почти все члены университетской организации Союза коммунистической молодежи. Остаться в городе было равносильно самоубийству. Солдаты национальной гвардии расстреливали подозрительных прямо на улицах. А тех, кто попадал в руки секретной полиции, перед смертью ждали пытки. Выйти же на волю после ареста было все равно что пройти аки посуху озеро Илопанго. Поэтому в подполье отбирали самых стойких и опытных. Я тоже просился, но не взяли. Оказался «слишком заметной личностью»,— усмехнулся Мигель.— Хотя всего лишь занимался в университетском стрелковом клубе, пока его не закрыли, случалось, выступал на соревнованиях...
— Поэтому у партизан ты и получил имя «Тиро Фихо» (Меткий стрелок(исп.).) ? — перебил Фернандо.
— Нет, это произошло гораздо позже, после одной операции. А сначала был просто неопытным новичком, над которым посмеивались старые компаньерос. Да и немудрено. Хотя в университете я активно работал в Союзе коммунистической молодежи — вел агитацию среди студентов и в рабочих кварталах, распространял партийную печать, вместе с другими охранял выступавших на митингах руководителей компартии,— для партизанской жизни этого оказалось слишком мало. Пришлось учиться буквально всему, даже такой простой вещи, как ходить по тропинкам. Дело в том, что местные крестьяне при ходьбе ставят ступни на одной линии и протаптывают узкий желоб. Без привычки ни за что быстро по нему не пройдешь — ноги заплетаются...
Разошлись мы за полночь, когда голос у Мигеля окончательно сел. На следующее утро еще до завтрака я постучался к Фернандо и попросил дать прослушать пленку с записью рассказа Мигеля о бое, принесшем ему славу сверхметкого стрелка...
Несмотря на сравнительную молодость, Лопес Кортес успел заслужить мрачную славу своей чудовищной жестокостью. Там, где действовал его «эскадрон смерти», потом находили изуродованные тела: язык вырезан, глаза выколоты, руки и ноги отрублены. На груди жертв аккуратная табличка: «Такая участь постигнет всех бунтовщиков. Смерть всем врагам свободы!» Эта жестокость и помогла ему сделать карьеру. После того как Кортес прошел курс обучения «тактике борьбы с терроризмом» в специальном центре ЦРУ в Батон-Руже, в штате Луизиана, он получил звание майора национальной гвардии. Именно ему поручили руководить операцией «Феникс» по образцу кампании террора, проводившейся ЦРУ в Южном Вьетнаме (В ходе слушаний в сенатской комиссии по иностранным делам конгресса США директор ЦРУ У. Колби сообщил, что в ходе операции «Феникс» было брошено за колючую проволоку 47 тысяч человек, а 20 587 расстреляны на месте. В действительности число жертв во много раз превышало официальные данные.).
— Наши разведчики сообщили, что свой временный штаб Кортес устроил в деревне Пенья Бланке, куда завтра к нему должен был прибыть американский советник. Обычно гринго старались без особой надобности не покидать столицы, где чувствовали себя более или менее в безопасности. Но тут был особый случай. Карателям удалось перехватить связную по имени Камила, шедшую к командованию партизанской зоны. Отправлять ее в Сан-Сальвадор чучос (Маленькие собаки — презрительная кличка солдат национальной гвардии.) посчитали рискованным: опасались попасть в засаду. В это время Фронт как раз начал большую операцию по блокированию дорог по всей стране. Поэтому по радио вызвали на помощь гринго, «специалиста по допросам», хваставшегося, что он может развязать язык даже немому.— Мигель старался быть бесстрастным, но голос нет-нет да выдавал его волнение.
— Наши бойцы давно охотились за Кортесом, но безрезультатно. Слишком он был осторожен. А тут представлялся подходящий момент, чтобы попытаться вызволить связную и заодно расквитаться с палачом.
На задание решили послать ударную группу из двадцати пяти человек, в основном молодых ребят, хорошо показавших себя в боях. Командиром назначили Ипсинто, тридцатилетнего рабочего-коммуниста с юга, из Сан-Мигеля. Он был в отряде с первых дней и за шесть лет так изучил район вулкана Гуасапа, что под носом у патрулей мог незаметно провести куда угодно. Меня включили в группу, потому что к этому времени я добыл себе снайперскую винтовку...
Когда вечером, у Фернандо, Мигель дошел до этого места, я сначала подумал, что ослышался, и переспросил. Нет, все точно: на задание отправилось двадцать пять бойцов ФНОФМ, хотя в деревне Пенья Бланко находилось больше двухсот карателей.
Группа вышла из лагеря на рассвете, когда ночной туман потянулся вверх, застилая белой дымкой зубчатые очертания гор. Ориентиром служила расчлененная глубокими ущельями массивная громада Гуасапы. Быстро миновав маленькие селения горцев — кампенсинос с карабкающимися по склонам полями кукурузы и бобов, жиденькая цепочка партизан ступила на тропинки-промоины, вьющиеся среди густого подлеска. Когда заросли горных агав сменились молочаем с красными фонариками цветов, сделали первый привал. Дальше лежала ничейная земля. И хотя чучос избегали появляться вблизи границы партизанской зоны, Ипсинто все же выслал вперед разведчиков. Замысел предстоящей операции строился на внезапности. Если их случайно засекут на подходе, она будет сорвана. Да и горстке партизан придется туго.
Через полчаса вернувшиеся разведчики доложили, что путь свободен. Строго выдерживая интервалы, чтобы сорвавшийся из-под ног камень не покалечил идущего впереди, партизаны начали спуск в заросшую лесом лощину у подошвы хребта, за которым лежала Пенья Бланко.
Лощина встретила их сплошной стеной колючих кустов, но пользоваться мачете Ипсинто запретил. Поэтому, пока добрались до прогалины под огромной нависавшей скалой, исцарапались до крови. Зеленый грот оказался настолько мал, что партизанам пришлось сгрудиться потеснее, чтобы всем хватило места на замшелых валунах. По лощине тянул ветер-сквознячок, ероша верхушки деревьев. Но вот к шелесту листьев добавилось чуть слышное шуршание, и на пятачке возник паренек с привязанной к голове на манер шляпы охапкой зеленых ветвей. Он о чем-то пошептался с Ипсинто, после чего командир махнул рукой, и пятеро партизан вслед за пареньком нырнули в упруго сомкнувшиеся за ними колючие заросли. Этим смельчакам предстояло едва ли не самое трудное — пробраться в деревню, чтобы, возможно, ценой собственной жизни освободить связную. Впрочем, бой есть бой. Всем придется смотреть смерти в лицо. Никто не знает, кому суждено вернуться в лагерь, а кому нет.
Вечером, когда командир знакомил участников с планом операции, то первым назвал имя Мигеля. Ему поручалось совершить акт возмездия — снять из снайперской винтовки палача-майора, когда тот будет встречать приехавшего гринго. Поскольку, по сведениям разведки, американец прибудет на машине, а не на вертолете, эта встреча скорее всего произойдет у дома, занятого под штаб. После выстрела Мигеля наверняка начнется паника, которой и воспользуется пятерка Херонимо, чтобы нейтрализовать охрану и освободить Камилу. Затем проводник отведет их к пятачку под скалой. Туда же должны спуститься Ипсинто с Мигелем, чтобы вместе вернуться в лагерь. Остальные постараются увести чучос за собой в горы, запутают следы и оторвутся от преследователей.
Все просто и одновременно невероятно трудно, поскольку нельзя предусмотреть десятки случайностей, которые могут возникнуть по ходу дела. Многое будет зависеть от находчивости и быстроты действий. Главное — не теряться, что бы ни случилось.
Услышав все это, Мигель почувствовал укол ревности. Почему его не включили в отвлекающую группу? Он будет прятаться, а другие подставлять себя под пули. Разве это справедливо? Что он — трус? Но командир успокоил парня. Объяснил, что никто не сомневается в его храбрости. Людей мало. Если пятерка со связной, которую поведет Ипсинто, нарвется на противника, кто лучше снайпера сможет прикрыть отход?
...Хотя стрелки на часах приближались только к двенадцати, а гринго, по всем расчетам, мог приехать не раньше двух, Ипсинто дал команду занять позиции на гребне хребта.
Мигель устроился рядом с командиром за небольшим плоским камнем. Он положил на него винтовку, снял с прицела чехол и приник к окуляру. Деревня внизу была как на ладони. Вчера там праздновали «Диа де ла крус» — День креста, и перед многими домами стояли деревянные кресты, обвитые белыми полотенцами и украшенные большими белыми цветами аконита. Обычно на следующий день после праздника в полдень от церкви текла длинная процессия с пением и зажженными свечами — тщательно отмытые для такого торжественного случая дети, одетые в свои лучшие платья женщины, дочерна загорелые мужчины в широкополых соломенных шляпах. Но сегодня Пенья Бланко словно вымерла. Лишь увешанные оружием солдаты бесцельно слонялись по улицам.
Разведчики сообщили, что штаб разместился в пятом доме от церкви, и теперь Мигель сразу нашел его по двум часовым, жарившимся на солнцепеке у входа. При двадцатикратном увеличении он отчетливо видел их красные распаренные лица, патронташи на груди. Судя по делениям прицела, которые закрывали маленькие фигурки, до штаба не меньше четырехсот метров. Хорошо, что день выдался безветренный. Но попасть в цель все равно будет очень трудно. Ведь тут не тир с неподвижными мишенями. Пока летит пуля, человек вполне может передвинуться на метр-другой. Значит, нужно суметь предугадать поведение Кортеса и улучить самый подходящий момент для выстрела. Для второго может просто не представиться возможности. Впрочем, все это еще впереди. Пока же нужно набраться терпения и ждать.
Чтобы чем-то занять себя, Мигель достал из подсумка патроны, тщательно осмотрел и протер их. Потом аккуратно разложил рядом на куске ткани, прикрыв от солнца широкими листьями какого-то растения, похожего на салат. Через прицел не спеша изучил деревню, запоминая ориентиры. После этого взглянул на часы. Увы, прошло только полчаса, хотя казалось, он лежит здесь целую вечность. Тогда Мигель опустил голову на руки и закрыл глаза. Почему-то вспомнилась последняя университетская лекция. Седенький толстяк профессор увлеченно рассуждает о средствах выражения эстетического начала в архитектуре — пропорциях, ритме, пластике. Вдруг за окном глухо бухают выстрелы. В одно мгновение аудитория оказывается на ногах. Шум, гам. Одни бросаются к окнам, другие давятся в дверях. А посреди этой сумятицы застыла одинокая фигурка растерянного старичка...
Легкий толчок в плечо заставил Мигеля вскинуть голову.
— Вроде бы едут,— звенящим от волнения голосом сообщил Ипсинто.
Он не ошибся. Надрывно воя мотором, по узкому серпантину горной дороги к Пенья Бланке полз бронетранспортер, издали похожий на большого зеленого жука.
Мигель достал патрон и, положив палец на спусковой крючок, повел прицел от церкви вдоль улицы. Вот и штаб. Он постарался расслабить напрягшееся тело. Сделал несколько глубоких вдохов. Бронетранспортер уже пылил по улице.
Один из часовых поспешно юркнул в дом и тут же вернулся. Почти сразу вслед за ним в прицеле возникла чья-то фигура. Но, словно дразня, человек остановился в дверном проеме, так что вся верхняя половина тела оставалась в тени. Неужели не выйдет? От отчаяния Мигель чуть не выругался.
«Да он же просто надевает фуражку!» — молнией озарила догадка. И действительно, в следующую секунду на залитой солнцем площадке перед штабом появился высокий плотный офицер. Хотя Мигель не знал, как выглядит майор Кортес, чутье безошибочно подсказало, что это он.
Офицер сделал шаг, второй...
— Стреляй же! — не выдержал Ипсинто.
Чтобы не поддаться искушению, Мигель до крови закусил губу. Он все время держал перекрестие прицела на кокарде, ярко блестевшей на фуражке майора. При ходьбе стрелять нужно с опережением почти на метр. Но если нажать на спусковой крючок, а Кортес в этот момент остановится, будет промах. Нет, бить только наверняка.
Между тем к штабу подкатил бронетранспортер. Резко затормозил, подняв клубы пыли. Пережидая, пока она уляжется, майор тоже остановился. Мигель уже начал плавно давить на спусковой крючок, как шедший позади адъютант вдруг подался в сторону и загородил Кортеса. Наблюдавший за деревней в бинокль Ипсинто в бессильной ярости даже скрипнул зубами.
Медленно отошла тяжелая дверца, и на землю неловко выбрался мужчина в мешковатой зеленой форме. Кортес шагнул навстречу, поднося руку к козырьку. Прежде чем он успел приставить ногу, винтовка в руках Мигеля взорвалась грохотом. Не торопясь, он вновь подвел перекрестие к груди карателя, на которой расплывалось красное пятно. Майор наверняка бы грохнулся навзничь, если бы адъютант не поддержал оседающее тело.
Второй выстрел отдался в ушах Мигеля радостным громом. «Ага, не нравится»,— торжествующе прошептал он, наблюдая в прицел, как елозит в пыли светловолосый гринго, прячась под бронетранспортер.
Деревня превратилась в растревоженный муравейник. Солдаты беспорядочно метались во все стороны, не зная, откуда ждать появления противника.
— Не давай им опомниться! — крикнул Ипсинто.— Наши ребята услышали выстрелы и сейчас начнут действовать.
И Мигель бил по мечущимся чучос, не очень заботясь, находят ли цель его пули. Однако в деревне не все поддались панике. По звуку выстрелов кто-то определил, где засел одинокий снайпер, и теперь чернявый офицер, ругаясь и размахивая руками, гнал солдат цепью в сторону хребта.
— Не трать на них время. Пусть подойдут поближе. Встретим их из автоматов. Займись вон теми тремя слева,— приказал Ипсинто, успевавший следить сразу за всей долиной.
Там, куда показал командир, по склону быстро карабкались трое солдат с длинноствольными автоматическими винтовками. «Американские М-16,— машинально определил Мигель.— Если им удастся зайти во фланг на гребне, долго здесь не продержаться». Он поймал на мушку шедшего впереди и спустил курок. Словно споткнувшись, тот дернулся всем телом и покатился вниз. Двое других бросились за камни. Как только кто-то из них пытался продвинуться вперед, Мигель тут же загонял его обратно в укрытие. Стрелять вверх по склону, не видя противника, они даже не пытались, понимая, что толку от этого не будет.
Тем временем бой в центре разгорелся всерьез. Наткнувшись на плотный огонь двух десятков автоматов, солдаты залегли. В свою очередь, пулеметные расчеты у околицы деревни не давали поднять головы находившимся на гребне. Но бесконечно так продолжаться не могло. Рано или поздно каратели вызовут на помощь вертолеты. А это гибель...
Мигель окинул тоскливым взглядом каменистую полоску земли с невысокой травой и редкими кустиками, которой суждено стать местом его последнего боя. Внизу в полукилометре солнце безмятежно заливало своими лучами черепичные крыши и глиняные стены затерянной в горах деревни. Пенья Бланко — Белый Камень, да, видно, не зря в ее названии было что-то кладбищенское.
Какое-то движение совсем рядом заставило Мигеля скосить глаза. Это был паренек-проводник. Рубаха на плече пропиталась кровью, одна рука безжизненно повисла вдоль тела, зато на лице сияла радостная улыбка.
— Она на месте! — крикнул он обернувшемуся Ипсинто.
Командир облегченно вздохнул и торопливо поднес к губам висевший на шее свисток. В трескотню выстрелов ворвалась пронзительная трель.
— За мной,— коротко приказал он Мигелю, ящерицей отползая с гребня...
В зеленом гроте прямо на камнях устало прилегли трое партизан. Четвертый, Херонимо, склонился над чем-то маленьким, завернутым в выгоревшие солдатские куртки. «Откуда взялся ребенок?» — удивился про себя Мигель. Когда он заглянул через плечо командира, волосы у него встали дыбом. Совсем еще юное лицо, по-детски припухлый рот, густые длинные ресницы опущенных век. И заливающие щеки чернотой огромные синяки. А голова, которую бережно поддерживал Херонимо, вся седая.
— Негодяй,— сквозь зубы выдавил Ипсинто, добавив крепкое ругательство в адрес наконец-то нашедшего свою могилу майора Кортеса.
— Мы затаились под скалой, слушая, как, постепенно отдаляясь в горах, затихает перестрелка. Херонимо рассказал о гибели Хосе. Он отходил последним, прикрывая остальных, и подорвал себя гранатой, когда из кустов на него внезапно навалились чучос. С рассветом двинулись домой. Идти Камила не могла, и мы по очереди несли ее на самодельных носилках. В лагере командир перед строем похвалил меня. Сказал, что я меткий стрелок.— Мигель немного помолчал, а потом добавил извиняющимся тоном: — С тех пор меня и зовут «Тиро Фихо».
— А как же ранение?
— Ну, это был уже другой бой...
А. Макаров
