Н очью над крымским побережьем пролетел шторм. Как отмечалось в сводках и отчетах — «ураганной силы». Он прошел с громами и молниями, дождем и колючим льдистым снегом. Короткий, всего в несколько часов, и жесткий, как напасть. Он вырывал из земли и уносил в море деревья, сносил крыши, опрокидывал столбы, во многих местах погасил свет, лишил город связи. Потоки воды с гор превратили улицы в стремительные реки. Ветер раскачивал море, оно дыбилось огромными валами, сотрясая все вокруг, заливая пляжи и перебрасываясь через высокий бетон набережных. Несколько небольших судов были выброшены на берег, даже ошвартованные катера и яхты в гавани побились о стенки пирсов... К утру шторм утих. Юрий Доля проснулся до восхода солнца от осторожного стука в дверь. Он вскочил, заглянул в соседнюю комнату. Мать сидела на кровати, испуганно глядя на входную дверь.
— Кто там? — Юрий накинул халат. Мужской голос спросил, дома ли Юрий Доля, его срочно вызывают в порт, в диспетчерскую.
— Сейчас буду.— Юра вернулся к матери, обнял ее.— Ты спала?
— Да, сынок. Немного. Крыша тарахтела всю ночь...
Руки матери дрожали. Сын понял, что ее волнение связано больше со вчерашним неожиданным сообщением: ей сказали, что видели в городе Александра Павловича Стрельцова — друга ее погибшего во время войны мужа. Юрий не знал, что Елена Дмитриевна и сама столкнулась вечером на набережной с человеком, очень похожим на Стрельцова. И Доля дважды примечал у своего дома седого пожилого человека. Но мало ли гуляющего народу в южном курортном городке...
— Не надо, ма! Не волнуйся. Я скоро вернусь.
В диспетчерской порта его ждали.
— Аксанов,— представился молодой, лет тридцати человек.— Капитан спасательного судна.
Сухого, высокого мужчину с узким строгим лицом Юра знал — это был диспетчер. Рядом с аппаратурой радиостанции сидел старший водолазный специалист Южного отряда Иван Иванович Чепран и вслушивался в голоса из динамика. Переговаривались на одной волне сразу несколько станций.
— Сегодня ночью,— диспетчер прошел к висящей на стене карте района, приглашая подойти всех,— вот здесь, у мыса, затонул сухогруз. Предполагают смещение груза. Весь экипаж подобрали пограничники. Кроме капитана...
Зазвонил телефон. Диспетчер поморщился, подошел к аппарату.
— Диспетчерская, Иволгин. Прибыл, сейчас отправляем. Какая глубина? Добре.— Он положил трубку, поднял указательный палец кверху.— Начальство. Думаю, все ясно? Глубина — шестьдесят два метра. Над сухогрузом дежурит сторожевой корабль. На подходе судно Минторгфлота. Остальное — с ним,— Иволгин кивнул на Чепрана, продолжавшего следить за радиопереговорами.
— Ты уж извини, Юрий Александрович.— Чепран поднялся, натянул потуже флотскую фуражку на непослушную шапку волос; круглое моложавое лицо его выражало смущение.— Сам понимаешь, двое глубоководников выбыли на время из строя, остальные на объектах...
Пока Чепран говорил, Юра прикинул в уме, что при всех обстоятельствах придется оставить мать на сутки, а то и более. И это после полугодовой командировки, во время которой он побывал с водолазами в Якутии, учился на курсах усовершенствования в Москве, участвовал в устранении аварии нефтепровода на одной из рек.
За это время он познакомился со многими специалистами-подводниками и впервые почувствовал свою причастность к большому, нужному делу. Он понял, что у каждого подводника в жизни есть своя глубина и она измеряется не только метрами. У одних — спасенными людьми и судами, у других — километрами подводных тоннелей, дюкеров, нефте- и газопроводов.
— Ты когда в последний раз был под водой? — прервал его воспоминания Чепран.— Адаптация не нужна?
— Нет. Все в порядке. Я готов!
— Ну и хорошо. Нужно срочно осмотреть сухогруз, уточнить, где и в каком положении находится.
— Понятно. Только...
— Что?
— Мать у меня чуть приболела. Если задержусь, пусть ребята присмотрят.
— Сделаем,— диспетчер успокаивающе махнул рукой,— не волнуйся.
— Идем на спасателе? — Юра повернулся в сторону капитана.
— На нем.— Чепран направился к выходу.
Чепран был потомственный водолаз с большим подводным стажем. Его отец участвовал еще в первых экспедициях ЭПРОНа во времена поисков легендарного «Черного принца», затонувшего у Балаклавы во времена Крымской войны. Сам не раз опускался на предельные для водолаза глубины. Когда ему исполнилось пятьдесят, он демобилизовался из Военно-Морского Флота и пришел в Южный отряд.
— Работа, Юра, деликатная. Сам понимаешь, не каждый день тонут суда. Посмотри, нет ли пробоин снаружи, а внутрь сходишь только в каюту капитана: заберешь документы. Если они там,— уже на ходу досказывал Чепран.— Ты знаешь, без страховки идти внутрь судна не полагается, а идти больше некому...
— Понятно,— как бы поставил точку Доля.
«Стремительный» отвалил от стенки сразу же, как только они оказались на борту. Переваливаясь с борта на борт, спасатель ринулся к точке моря, намеченной на штурманской карте. Море было неспокойно. Иногда волны перехлестывали через борт и мчались по палубе, исчезая с шипением в шпигатах. Юрию понравилось новое судно. На нем было все для глубоководных погружений: водолазные скафандры, двухместный колокол, спуско-подъемная лебедка, компрессоры и новейшая барокамера, с которой состыковывался колокол.
Обойдя судно, Юрий спустился в салон, где завтракал экипаж. Тарелку приходилось придерживать, но никто из матросов не замечал качки. Им это было привычно. Один даже умудрялся есть, одновременно разгадывая лежащий перед ним кроссворд и вписывая слова привязанной к кисти шариковой ручкой.
— Кто построил первый мавзолей? Отдаю за правильный ответ компот.
Все молчали, поглядывая друг на друга.
— Карийский царь Мавсол. В Галикарнасе. Компот оставь себе.— Ответ Юры поразил всех, и матросы заговорили разом.
— Может быть, вы, молодой человек, скажете — кто, где и когда откопал Лабиринт?
Юра повернул голову. У входной двери, пригнув голову, словно не решаясь войти, стоял тот самый седой незнакомец. Он внимательно и мягко разглядывал Долю. Юра не отводил глаз, в свою очередь рассматривая «седого», который оказался вдруг совсем рядом.
— Скажу. Компот тоже оставьте себе. Лабиринт был построен на Крите при царе Миносе. Во всяком случае, за него приняли здание, раскопанное Артуром Эвансом. А построил его Дедал.
— Во дает! — охнул матрос с кроссвордом.
Спасатель резко положило на левый борт. Свободйая миска легко заскользила к краю стола. «Седой» шагнул и подхватил ее, уже перелетевшую через штормовку — оградительную планку. Потом присел на край диванчика, взял из рук камбузника миску с макаронами.
Доля поманил пальцем матроса с кроссвордом, нагнулся к нему и тихо спросил, указывая глазами на «седого»:
— Кто это? Из вашего экипажа?
— Нет,— в тон ему еле продышал матрос.— Из института. Консультант какой-то. Не то по «выводам», не то по «вводам» — не знаю.
В динамике внутренней трансляции раздался резкий сухой щелчок, и голос вахтенного сообщил:
— Внимание! Всем занять места! Приготовиться для глубоководного погружения!
Салон опустел. Море еще волновалось, раскачивая и поднимая на пологих холмах «Стремительный». В последнюю минуту перед спуском Юрий снова встретился с глазами «седого». Они были грустны и тревожны. Доля безотчетно улыбнулся консультанту, помахал рукой и направился к водолазному трапу. Свинцовые галоши тянули к палубе. Он медленно развернулся и не спеша спустился до последней ступеньки. Здесь было положено остановиться, как присесть перед дорогой. Товарищи завинтили передний иллюминатор. Последний осмотр, легкий хлопок по шлему — и все, ты под водой.
Юра любил эти мгновения. Казалось, что он парашютирует. Умеренно стравливая воздух через клапан, он скользил в прозрачной воде. Позади пятьдесят метров, осталось двенадцать... Здесь, как ни странно, было намного светлее, чем в верхних взбаламученных ночным штормом слоях. Есть! Справа темной махиной расплывчато маячили очертания судна. Секунда — и, придерживая руками спусковой капроновый канат, Доля завис над грунтом, затем медленно спустился. Галоши коснулись дна, подняв слабое облачко ила.
— На грунте. Самочувствие хорошее. Объект в зоне обзора,— доложил он наверх по водолазному телефону и продублировал, дернув за сигнальный конец. Затем выбрал слабину сигнального конца, определил силу и направление течения. Оно было незначительным. Доля согнулся и сделал попытку приблизиться к судну, которое лежало с дифферентом на нос. Правый борт заглядывал в слепую темноту обрыва. Доля с трудом обошел судно, ощупывая лучом фонаря каждый метр.
— Подбери слабину шланг-сигнала! — попросил Доля.
Он медленно, осторожно ступая на неровностях, двинулся дальше, освещая то дно, то борт судна.
— Трави помалу! — скомандовал Доля, не выпуская из виду границы Тропы, чтобы не сорваться в каньон. На этот случай он держал в скафандре для плавучести небольшой избыток воздуха. Но эти же излишки мешали ему двигаться вдоль борта: его течением прижимало к корпусу.
— Пробоин не обнаружил. Судно лежит с дифферентом...— начал докладывать Доля на спасатель о положении судна. Кончив, сказал: — Попытаюсь подняться на палубу.
— Вас поняли,— ответили сверху.— Будьте осторожны.
Доля «столбиком» всплыл над судном, подгребая руками, и завис, выбирая место посадки. На палубе было чисто, впереди едва проглядывались грузовые стрелы, закрепленные по-походному, трюмы закрыты, все двери надстройки задраены, кроме одной, и лишь шлюпочные тали висели свободными. Безмолвие, отсутствие всякого движения на палубе, дремотный вид лежащего судна — казалось, экипаж внутри и, возможно, через минуту-другую кто-нибудь появится в единственно распахнутой двери...
— Шлюпок нет, в остальном на палубе полный порядок. Иду внутрь надстройки.
— Помните, каюта капитана справа по борту. Вторая палуба. Как поняли?
— Справа по борту. Потрави шланг-сигнал.
Доля набрал слабины шланг-сигнала, снял с пояса фонарь, включил его и, направляя мутное пятно света в темноту поперечного коридора, шагнул в пустоту покинутого людьми судна. Свинцовые подошвы галош скользили по наклонному коридору, крен давал о себе знать.
...Стрельцов рассеянно улыбался, проводив Долю в море. Он не мог понять, радость, печаль или тревога овладели им, когда в последний раз сверкнул холодным блеском посеревшего неба водолазный шлем. Кажется, наконец-то он нашел сына своего фронтового друга, Доли-старшего, которого смертельно ранило под Сталинградом и которому Стрельцов обещал не забыть о его мальчике. Учащенно билось сердце: а вдруг именно сегодня с парнем что-нибудь случится! Это ведь так легко — под водой... Кто-кто, а Стрельцов это знает: сам водолаз. В финскую уже под воду ходил, под Сталинградом суда и грузы поднимал, переправы помогал ставить через Волгу. Но однажды, вскоре после гибели друга, не успел выйти из-под воды, попал под бомбежку. Оглушило, выбросило. И очнулся через неделю, а заговорил через годы. Возили его из госпиталя в госпиталь. Экспериментировали. Вытащили. Как с того света...
«Как же это они? — думал Стрельцов, лихорадочно пытаясь сосредоточиться на тревожащей мысли.— Разве можно пускать человека одного на затонувшее судно? Это же нарушение всех правил!» Он прошел к пульту управления спуском на корме спасателя и остановился, держась за поручень. Корму изрядно подкидывало на после-штормовой зыби. В нескольких кабельтовых виднелся стройный корпус сторожевика с резко вскинутым кинжальным форштевнем.
— Без страховки парень ушел? — обратился Стрельцов к Чепрану. Тот кивнул.
— А они — что, не могли помочь? — Стрельцов показал в сторону сторожевика.
— У них свои задачи.— Чепран внимательно посмотрел на консультанта. Ему было неприятно, что с экипажем «Стремительного» пришел какой-то
консультант по глубоководным прокладкам трубопроводов. Конечно, опыта у них не так уж и много в этом деле, но небезграмотные же они! Да он сам как-никак на флоте лично руководил десятками операций и на глубинах куда больших! Надо будет, сумеем сами помочь. Нашел нарушителей...
— Добро есть. Вы же знаете об этом, Александр Павлович, — недовольно сказал Чепран.— Ситуация-то чрезвычайная. И потом — ответственность лежит, кажется, на мне, как на руководителе спуска,— холодно подытожил он. «Это же не глубоководный выпуск, где вам положено консультировать, а ЧС,— подумал про себя Чепран.— Действия людей здесь диктуются совсем другими правилами».
— Это сын моего погибшего фронтового друга,— тихо произнес Стрельцов.
— Вот как...— Чепран встал. Среди тишины, нарушаемой глухим гулом судовых генераторов, в динамике водолазного аппарата связи послышался прерывистый шипящий звук выдыхаемого водолазом воздуха.
— Доля — опытнейший глубоководник. Он не станет рисковать зря.
— Потрави малость,— долетело из подводного мира.— В коридоре никого. Кажется, нашел каюту. Вхожу.— Голос Юрия, измененный большой глубиной, звучал хрипло.
Стрельцов молчал. Он словно сам оказался перед дверью в каюту капитана затонувшего судна. Ему было известно, насколько опасны подводные хождения по корабельным надстройкам, трапам, дверным проемам. За водолазом тянутся воздушные шланги, страховочный сигнальный капроновый конец, кабель водолазного телефона. Можно запутаться, перегнуть шланг, придавить его вдруг захлопнувшейся дверью... Да мало ли что может быть! В конце концов неизвестно, насколько прочен грунт под судном. А вдруг оползень? Тогда все полетит в тартарары и ничто уже не спасет Юрия!
— Сейф на месте, открыт, пуст,— прохрипел динамик.
Доля действительно был осторожен. Прежде чем войти в каюту, он до конца распахнул дверь и упер ее в стенку, пока ограничительный стопор крючка не сел в гнездо: теперь она уже не могла захлопнуться. В каюте было совершенно темно. Юрий осветил левый угол. Там стояли шкафчик с посудой и холодильник. Дальше — дверь в штурманскую рубку. Она была полуоткрыта и словно приглашала войти. Правее виднелся большой письменный стол, кресло и за ним, в самом углу,— сейф. Его стальная дверца была распахнута. Доля подошел ближе и осветил внутренности сейфа. Пусто. Значит, успели забрать документы. Луч фонаря скользнул дальше, по настольному стеклу, взгляд остановился на фотографии. Естественно и счастливо смотрели мужчина и женщина на девочку с большими удивленными глазами. Юра вынул из ножен тяжелый водолазный нож, подцепил острием край оргстекла, приподнял и, как мог осторожно, взял фотографию. Документ.
— Доля, в чем дело? Доложи! — донесся обеспокоенный голос Чепрана.— Как самочувствие?
— Все в норме. Продолжаю осмотр.— Он сунул фото в небольшой резиновый мешок, подвязанный к поясу.
— Осмотри рубку, мостик — и на подъем,— последовала команда сверху.
— Понятно: осмотреть штурманскую и мостик.
Но прежде чем отправиться в штурманскую, раскрытая дверь которой теперь находилась справа, рядом, он осветил дальнюю стенку, проем в спальню капитана и оцепенел: в спальне находился человек. Мороз пробежал по коже. Доля с минуту подождал, глубоко вздохнул, пересиливая страх, и, выставив руку с фонарем, направился в спальню. Человек висел в воде, поддерживаемый спасательным жилетом. Кисть левой руки крепко сжимала полиэтиленовый мешок с папкой для деловых бумаг.
— В капитанской каюте — тело. Продолжаю осмотр.
Юрий хотел дальше докладывать о каждом своем движении, чтобы как-то отвлечь, успокоить себя, но неожиданно осекся. Он заметил, что голова человека удерживается над поверхностью воды в небольшой воздушной подушке, образовавшейся в герметичном подволоке металлической надстройки. Осторожно, чтобы не вызвать волнения воды, Доля подплыл и осветил лицо. Это был капитан — Юрий узнал его по фотографии.
Юра огляделся вокруг. Плавали какие-то мелкие предметы, незакрепленное кресло. Доля придержал воздух, приподнялся еще чуть-чуть и уперся шлемом в потолок. Иллюминаторы шлема наполовину вышли из воды. Мысль, неясная, вздорная, метнулась в голове. Юра растерялся, потом заспешил. Он надавил на клапан, стравил воздух и опустился на пол. Медленно, метр за метром, Доля еще раз осмотрел помещение, спальню, ванную. Подходящим для задуманной операции мог стать только холодильник, но он был накрепко принайтован к палубе. Тогда Доля вернулся, заглянул под койку и вытащил небольшую самодельную штангу. Что и надо! — обрадовался он, скручивая крепежную гайку. Штанга превратилась в аккуратный стальной ломик. С его помощью Юра сорвал «Оку» с места, подтянул к спальне и уложил боком железный короб холодильника. Потом Доля забрался на него. Шлем с иллюминатором оказались выше уровня воды. Отдышавшись и уже поверив в удачу, не торопясь, он не без труда пробрался в ванную, где над раковиной висело небольшое зеркало. Удар тем же ломиком — и оно разлетелось, сверкая осколками в неверном свете подвешенного на груди фонаря. Юра взял один из них, упавших в раковину, и вернулся к холодильнику.
— Доля! Почему молчишь? — Голос Чепрана был тревожно-требовательным.— Чаще докладывай обстановку. Как понял? Прием!
Юра понял, что какое-то время действовал, совершенно забыв о связи с внешним миром. Видимо, его даже вызывали...
— Докладываю: это — капитан. В руке — документы. В полиэтиленовом мешке. Продолжаю осмотр.
— Твое время кончилось. Забирай документы и наверх,— донеслось со спасателя.
— Есть забрать документы и наверх,— не стал распространяться насчет дальнейших своих действий Доля. Он поднес к полуоткрытому рту капитана зеркальце и осветил его. На поверхности выступило еле. уловимое облачко пара. Оно тут же растаяло, и показалось новое. Доля разволновался. Он подносил осколок слева, справа, к носу, упираясь фонарем прямо в лицо, пока сомнения не оставили его: капитан жив! Решение пришло тут же. Он вспомнил случаи из практики, когда водолазы устраивались на затонувшем судне в зоне воздушных подушек, откручивали иллюминаторы, беседовали, а то и просто пили-ели. Не медля ни секунды, скомандовал:
— Дайте воздуху! — крикнул он и тотчас почувствовал приток воздуха, нажал на клапан и не отпускал его с минуту.
— Что случилось? Доля, что случилось?
— Еще воздуху, еще!
И когда раздутый скафандр готов был перевернуть его, он приказал:
— Норму воздуха!
Стравив излишки в ту же воздушную подушку каюты, Доля облегченно вздохнул и слез с холодильника.
— Докладываю, капитан жив. Прошу по страховочному спустить акваланг. Как поняли?
На спасателе молчали. Стрельцов все понял. Мгновенно пронеслась вся картина поведения водолаза Доли. Волею старшего — «Вы же говорили, что это чрезвычайная ситуация!» — он приказал натянуть на себя скафандр. Чепран подчинился командирской настойчивости только после того, как консультант предъявил удостоверение классного водолаза-глубоководника. Не сказал Стрельцов, да и ни к чему это было, что, хотя документ и бессрочный, срок годности его для Стрельцова истек и он бережет его как память о прошлом. Давно не ходил он под воду, но умом бывалого подводника понял, что там, на судне, может произойти непоправимое. Если не будет второго водолаза, Юрий может не справиться с очнувшимся капитаном, в результате азотного опьянения у того могут появиться зрительные и другие галлюцинации, он наделает бог знает каких глупостей! Разве его, Александра Павловича Стрельцова, не бил поддых друг — водолаз Семен Кочергин почти на такой же глубине Северного моря в далеком тридцать шестом году, когда он поднимал его с борта траулера «Мойва»? И разве не могут, наконец, наступить паралич, судороги, и Доля будет бессилен что-нибудь сделать с капитаном? «Ах ты, негодный! — ворчал Стрельцов, спускаясь по трапу.— Вот почему ты запросил воздуха, перепугав всех на спасателе. Ты знал, что доложи Чепрану — никто бы не разрешил тебе этого сделать! Ты должен был попросить срочно помощи, а не рисковать! — разговаривал он мысленно с Юрием.— Хотя, где бы мы взяли эту помощь? И, возможно, она через те несколько минут, которые потребуются мне дойти, не понадобилась бы? Ах ты...» — улыбался Стрельцов, легко погружаясь в море, словно он и не оставлял никогда своей единственной в жизни настоящей профессии.
Держа в одной руке акваланг, он не выпускал из другой шланг-сигнал Юриного скафандра. Кабель легко скользил в крупной ладони, обтянутой прочной резиной. Рубашка обжимала тело.
— Доля! Будьте на месте! К вам следует вололаз!
— Понял.
В ожидании помощи Юрий еще раз провентилировался, выпуская воздух в каюту, перехватил полиэтиленовый пакет с документами, закрутил его и полоснул ножом у самой кисти капитана. Потом сунул его в свой резиновый мешок и накрепко перевязал «горло» шкертом. Доля заканчивал свои дела, когда каюту осветил луч второго фонаря. Юрий помигал, ему ответили. Огромное крабовидное тело водолаза еле протиснулось в спальню капитана.
Стрельцов подплыл к Юрию, обнял свободной рукой и ободряюще хлопнул по шлему. В зону воздушной подушки всплыли они уже вместе, прямо на спасательный жилет капитана осторожно надели акваланг. Маска плотно прижалась к лицу. Юра открыл кран подачи воздуха на баллоне.
— Внимание! — Голос Стрельцова звучал строго, заставляя прислушиваться.— Прошу при подъеме соблюдать четвертый режим со всеми выдержками по глубине. Мы выходим, мы покидаем судно...
Прошло несколько минут. Сначала из распахнутой двери судовой надстройки вырвалось облако пузырей, потом показался водолаз. Он тянул за собой неподвижное тело капитана. За ними, подбирая шланги и кабель-сигнал, появился третий.
— Мы на палубе,— доложил старший по возрасту.— Прошу выбрать слабину шлангов. Готовы к подъему...
Прошли секунды — и три тени, как живой тримаран, плавно взмыли над судном и, выпуская веерные столбы отработанного воздуха, заскользили, подались наверх.
Н. Максимов
