Наутро, после окончания краевой комсомольской отчетно-выборной конференции, мы наконец встретились с Анатолием Потехиным. Сидим в крохотном номерке гостиницы «Красноярск». От стены до стены — руками достать. Достать можно и до потолка...
— Тебе-то, пожалуй, можно,— смеется Анатолий, смерив меня взглядом.
Окно выходит на набережную. На дворе минус тридцать три. С ветерком. Въедливый «хиус» дует с северо-запада, чуть покачивая на том берегу толстые тугие жгуты дыма. Дальше, за дымами, за ярусами новых городских домов — горы. За горами — небо. Сквозь рваные перламутровые облака просвечивает синева. Из окна также хорошо просматривается знаменитый красноярский мост с цепочками бегущих по нему автомобилей.
Могучие арки моста упираются в красный гранит быков.
Река парит. Енисей от Красноярской ГЭС до самого города не замерзает.
Биография у Анатолия Потехина, монтажника из Шарыпова, одна из самых обыкновенных на первый взгляд: десятилетка, армия, женитьба, рождение сына, свое дело. И все-таки я сказал: «на первый взгляд»...
Вчерашнее выступление на конференции Анатолий начал словами: «КАТЭК завоевывает все больше сердец». Я записал эту фразу. Потом была развернута внушительная панорама крупнейшего в мире Канско-Ачинского топливно-энергетического комплекса. Что, собственно, такое КАТЭК... О том, что есть и что будет, говорил Потехин.
Он говорил о крупнейших угольных разрезах — их на КАТЭКе пять. С общим запасом угля в шестьсот миллиардов тонн. О крупнейших ГРЭС, что будут построены. Сердце КАТЭКа, город Шарыпово, со временем сильно вырастет. В дальней перспективе население увеличится до четверти миллиона. Когда это будет? Лет через двадцать? «То, что мы начали сегодня, кончать будут наши внуки». Это тоже слова Анатолия.
Молодежь притягивает все новое, современное. Захватывают масштабы прежде всего. Так считает Анатолий. Ну а самое главное то, что все это нужно сделать своими руками. Это и завоевывает сердца. У каждого поколения есть свой Братск, БАМ, свой КАТЭК.
Еще одну фразу из его выступления, произнесенную не без гордости, я записал:. «На счету нашей бригады — все дома в первом микрорайоне города Шарыпова». Да, дома. Пока только дома. Жилья в городе построено всего сто тысяч квадратных метров. А за текущую пятилетку надо построить 530 тысяч. Нужны дома, магазины, столовые, детские сады, школы. Именно это и решит окончательный успех начатого дела...
Словом, выступление монтажника Потехина было выверенное, трезвое. Принципиальное. Тысячная аудитория комсомольцев оценила его. Ему хлопали долго.
Дедушка его по материнской линии, Павел Филатьевич, здешний, шарыповский, в старые времена мыл золото в горах Кузнецкого Алатау, в Хакасии. Крепкий был мужик Павел Филатьевич, ухватистый. Везло ему. Рудное дело в совершенстве знал. Сказочно богатый край этот имел не только золотые жилки, но и прочих дорогих руд и камней целые россыпи. Да и теперь их в достатке. В довоенные годы прииск «Коммунар» поднимался с немалым участием Павла Филатьевича, рудознатца.
Пышные кедровники некогда покрывали здешние отроги Кузнецкого Алатау. Рядом с Шарыповом — а село это родилось в 1812 году — вплоть до начала Великой Отечественной стоял густой кедровый бор. Село — в бору. Каждый хозяин шишковал, считай, прямо в своем дворе. Масло кедровое добывал из молодого кедрового лапника, живицу вздымал от кедра. И охота хорошая была, и рыбалка. Теперь лесопромысел ушел аж в Горячегорск, километров за сорок. Нету такой кедровки, которая залетела бы сюда с семечком кедровым в зобу. Для рассады. Искусственным способом кедр не размножается. Не растет. Птица ему для этого специальная нужна, кедровка.
Все эти дедовы рассказы Потехин до сих пор помнит. Дед ему говорил и про березовские и назаровские угли, давным-давно открытые селянами попутно с рытьем водяных колодцев. К сороковым годам угли эти бурые уже оконтурили и объявили как месторождение. Рассказывают, в некоторых местах пласты выходят на поверхность на глубину штыка лопаты.
Уголь в домашних печках горел давно в этих местах. Научились люди его поджигать. Кое-кто даже ставил специальные печки в домах для топки этим углем. Но применение его было ничтожным. Час канско-ачинских углей пробил только в семидесятые годы.
Анатолий сидит задумчивый. То ли от нашей беседы, то ли от воспоминаний. Сигарета в его пальцах едва дымится. Вроде забыл про нее. Рассказывает про своего деда. Выходит, сам-то он коренной, в целых трех, а может и больше, поколениях — шарыповский. Жена его, Люда, тоже, считай, из местных, из деревни Парная. А трехлетний их сынишка Максим — так тот и вовсе корень от корня.
Кедровых боров Анатолий Потехин не помнит. Не застал. А вот две речушки, Кадатку и Темрушку, протекавшие некогда через их село, помнит прекрасно.
— Протекавшие? — спрашиваю.— Что же они теперь, не текут?
— Куда там, техники теперь уйма...— невесело усмехается Анатолий и недоговаривает.— А когда-то мы в этих речках купались. Детство все на них прошло. Хариуса руками ловили.
— А станут здесь ГРЭС,— говорю я, всматриваясь в его лицо, порозовевшее от волнения.— На тонну угля — две тонны кислорода понадобится. Таков ведь процесс горения?
— Так мы им трубы поставим по 360 метров. Снесет!
— А зольные отвалы? Терриконы?
— Ученые над этим думают! — восклицает он.— Скажем, будут цемент из золы делать, шлакоблоки...
— Ты уверен?
— А как же. Абсолютно! Безотходное дело.
Я смотрю на Анатолия, суждения его мне нравятся.
— Послушай,— говорит он.— Есть еще такая идея... Все это место, где раньше стоял кедрач, засадить кедром... А город назвать не Шарыпово, а Кедровск!? Ну как?
— Неплохо,— говорю я.— Может, Новокедровск лучше?
— Можно и об этом подумать,— сказал Он и встал.— А не прогуляться ли нам?
Действительно, в комнате мы порядком накурили. Надеваем шапки, пальто и выходим на улицу, к набережной. У реки крепкий «хиус» набрасывается на нас, вышибая сухую слезу из глаз.
По течению плывут островки молодого льда, пристают к полосе берегового припая. И мост рядом с нами. Река все дымится. Над ней поднимаются белые тугие султанчики пара, чем-то отдаленно напоминающие синие дымы из детства...
Т. Николаев, наш спец. корр.
Красноярск
