Много недовольных и даже осуждающих слов мог бы услышать о себе крупнейший город Бразилии Сан-Паулу. Нет у него пляжей, как в Рио-де-Жанейро, и нет такого карнавала. Нет чистого воздуха, как в Бразилиа. Однако «паулистанос» — так зовутся жители Сан-Паулу — гордятся, что к их услугам в пять раз больше такси, чем у парижан и лондонцев. А небоскребов, на верное, больше раз в сто. Правда, по хвалы патриотов Сан-Паулу выражаются главным образом в форме статистики. Но нельзя отмахнуться от такого, например, сравнения: Большой Сан-Паулу, занимая менее одной десятой процента территории страны, дает более половины валового внутреннего продукта. Его притяжение действует на бедняков всей Бразилии. Они едут и едут сюда, но мало кто отсюда. Кому же судить о Сан-Паулу, как не им! Поэтому я и хочу передать слово паулистано-старожилу Армандо Машадо, бывшему батраку, а ныне пролетарию. Он кобрадор, кондуктор, по-нашему. Познакомился я с ним на его рабочем месте, в автобусе, и сразу признал в нем высший авторитет по основным городским вопросам. А поговорив с Армандо, укрепился в этом мнении. Я проделал с ним дважды длиннейший запутанный маршрут, хотя этого мало, конечно, чтобы все понять. Поэтому личные впечатления дополнены рассказами Армандо и беседами с другими знающими город людьми. Запомнил Армандо, например, разговор двух сеньоров с белыми воротничками и при галстуках (дешевых, правда) — видно, чиновников префектуры.
— Ну и народу! С каждым днем все больше,— заметил толстяк, стиснутый пассажирами.
— Каждый день тысяча новых жителей появляется в Сан-Паулу,— подхватил худощавый.— Самый быстрорастущий город мира — так считает ООН.
— И что влечет сюда деревенских? — не унимался первый.— Теснота, от дыма нечем дышать. Одних заводов двадцать тысяч.
— Дым заводов и влечет,— возразил ему товарищ.
«Дышать — не самое главное,— подумал про себя Армандо.— Если нечего есть, пойдешь куда угодно и дыма не испугаешься».
Как быстро растет Сан-Паулу, он знал не хуже ООН. За пятнадцать лет работы Армандо изъездил город вдоль и поперек, побывал в таких местах, которые даже таксисты не сразу находят. А автобус добирается туда, раскачиваясь на ухабах, как корабль в бурю.
— Скучно небось ездить по одним и тем же улицам с утра до вечера? — спросил его однажды приятель. А ему кажется, что интереснее такой работы не бывает. Все время он видит новое: меняется город, меняются маршруты. Сам он живет на окраине — в центре земля дорогая, квартиры еще дороже. На работу приходится ездить часа три-четыре, как большинству жителей Сан-Паулу, со многими пересадками. А транспорт так опаздывает, что приспособиться к расписанию невозможно. Армандо получает зарплату-минимум, а семья у него большая. Работать приходится часов по двенадцать-четырнадцать в сутки. Разве может он при этом выходить из дому с большим запасом времени? Вот и получается, что опаздывает постоянно, и хозяева рано или поздно отправляют его за ворота. Хорошо хоть, что в городе семь десятков автобусных компаний, не в одной, так в другой найдется вакансия.
Есть в северной части Сан-Паулу район Морато. Отделяли его когда-то от столицы штата леса, поля и холмы. Холмы остались, но поля и леса исчезли почти совсем, и стал Морато дальней окраиной огромного города. Впервые Армандо попал туда в декабре. В эту пору дожди столь обильны, что автобус, побрякивая всеми железками, еле вползает на скользкие, как масло, откосы холмов. Выглядывая в заляпанное окошко, Армандо думал, что к январю, когда разойдутся летние ливни, разлив Тиете и ее притоков, видимо, совсем перережет дороги. Тогда и в центральных кварталах вода перехлестывает за порог на первом этаже, а местами доходит до пояса. В этом есть свои преимущества для городской голытьбы. Появляется возможность заработать. Все виды транспорта заменяет один — плоты из пустых бочек для доставки состоятельных граждан из их домов к сухому месту. Ну а обитателям Морато шлепать по воде и грязи до ближайшей остановки придется гораздо дальше.
...Впрочем, грязи хватало и сейчас. В темноте слышно, как она хлюпает под ногами людей. Они топтались, ежились под дождем на остановке и кинулись к двери автобуса, едва она открылась. Армандо понимает, как рады они автобусу в ночи.
Запотели окна, хотя ночи в декабре нехолодные: пассажиры в грязи и промокли насквозь, от них идет пар. Так начинается первый рейс. Армандо сидит справа от входной двери, как и все кондукторы мира. Перед ним турникет. Каждая четверть оборота — один человек. Армандо бросает в ящик полтора крузейро — стоимость проезда — и отпускает стопор. Полтора крузейро — получасовой заработок Армандо, да и большинства пассажиров. Поэтому зря кататься на автобусе у бразильцев не принято, ехать зайцем тоже — сумма нешуточная, и уклоняться от ее уплаты некрасиво. Хотя как уклонишься? Турникет не позволит, а кондуктор зорко следит, чтобы пассажиры входили только сзади.
Щелкает турникет, звенят монеты, и по первым репликам Армандо чувствует, что собрались хорошие попутчики:
— Кобрадор, сделай скидку за опоздание! И за дождь! А на рождество автобусная фирма не устроит распродажу билетов по дешевке?
— Наоборот, я слышал, будут брать дополнительную плату с тех, кого довезут живыми и невредимыми.
— Ну, на этом они много не заработают!
Армандо отбивается как может. Сейчас с шутками будет покончено, и начнутся серьезные разговоры: о делах фабричных, о хозяевах и профсоюзах, о забастовках и демонстрациях. Об этом не узнаешь из газет или радио, а что может быть важнее? У автобусников те же заботы.
Но сегодня всеобщее внимание сосредоточено на неизбежных наводнениях:
— За прошлое лето моя жена раз десять вычищала дом от всякой грязи, принесенной водой.
— А перед домом? Огород сажать бесполезно. Цветы не успевают вырасти, как их заливает черной жижей и засыпает разным хламом.
В вопросе о том, кто виноват, голоса делятся:
— Префектура палец о палец не ударит, чтобы хоть что-нибудь сделать.
— А она и не станет. Это электрическая компания «Лайт» должна потрудиться. Из-за нее наводнения.
— Если посмотреть в корень, надо винить отцов-иезуитов Нобрегу и Аншиету, которые выбрали такое место для города.
У Армандо на этот счет свое мнение, потому что еще раньше сеньоры в белых воротничках ненароком посвятили его во все детали проблемы. Он не забыл их разговор:
— Стыдно слушать, когда во всем винят префектуру,— возмущался толстяк.— Не надоело газетчикам сравнивать несравнимое? Мол, сорок лет назад две трети населения Сан-Паулу пользовались коммунальными услугами, а теперь только треть. Как будто население не выросло с тех пор!
— Так будет и дальше: нет законов, контролирующих рост города. Предприниматели строят, где хотят и как хотят — была бы рабочая сила, готовые дороги и энергия. А что станет с городом, им наплевать. Вот и остается префектуре волочиться на буксире у событий и пытаться замазать самые большие дыры.
— Да ведь и на это никаких денег не хватит. Помните проект городской канализации, с которым носился губернатор Пауло Эжидио? Он стоил четыре миллиарда долларов. Разве есть у нас столько?
— У кого из губернаторов не было такого проекта! Но никто не хочет тратиться на строительство, если его результаты остаются погребенными под землей. То ли дело «Миньокан»!
«Миньокан» — «Червячище» — так прозвали в Сан-Паулу трехкилометровую эстакаду в центре города. Мимо нее или по ней ездит каждый паулистано. Эстакада куда более заметный памятник трудам губернатора, чем какая-то канализация. А вот что полезнее для горожан — вопрос. Все больше умирает детей в Сан-Паулу, да и взрослые чаще хворают оттого, что дрянь из выгребных ям заражает колодцы.
Армандо готов допустить, что за наводнения винить префектуру не стоит. И к отцам-основателям Сан-Паулу в народе принято относиться с уважением. Миссионеры и не помышляли о грядущем городе-гиганте. Они приехали в Бразилию, чтобы увеличить паству его святейшества папы: собирали индейцев, крестили их и приучали — нравилось им это или нет — вести себя по-христиански, заставляя при этом платить церковную десятину
Почему миссию, отданную под покровительство Святого Павла, не устроили на побережье, как это делали в северной части колонии для лучшей связи с метрополией, понять нетрудно. Здесь, на юге, тоже есть прекрасная гавань — крупнейший ныне порт Бразилии Сантос. Но от внутренних районов страны его отделяет хотя и не очень высокая, но крутая стена Серры-до-Мар. Преодолевать ее каждый раз, отправляясь за новой паствой, неразумно. Поэтому иезуиты построили миссию за Серрой, на плоскогорье.
Однако за индейцами охотились не только миссионеры. Плантаторы нуждались в рабах, они быстро оценили стратегические выгоды расположения миссии Сан-Паулу и стали снаряжать отряды авантюристов — бандейрантов для захвата новых земель. Высеченные из камня фигуры бандейрантов украшают главный парк Сан-Паулу — Ибарипуэру, и жителей города нередко именуют бандейрантами, что совершенно несправедливо. Нынешние жители — чаще всего приезжие из бразильской глубинки, тогда как бандейранты отправлялись отсюда в разные концы страны. Может быть, поэтому город и не рос особенно в течение трех веков. Еще сто лет назад в нем было около тридцати тысяч жителей.
Рост населения в неудержимом темпе тоже в какой-то степени обязан высокому обрыву Серры. Для конкистадоров новейшего времени он не только не оказался досадным препятствием, но стал просто подарком природы. Канадская компания «Лайт» увидела в нем возможность получить в большом количестве дешевую энергию. Она подперла плотинами реки, текущие со склонов Серры в глубь континента. Падая с высоты, вода обогатила «Лайт» и создала предпосылки для формирования большого промышленного центра: энергии оказалось в достатке.
Другие предпосылки тоже оказались налицо. Обширные и плодородные просторы штата производили столько кофе, что плантаторов здесь называли не иначе, как «кофейными баронами». А деньги свои они держали в банках Сан-Паулу. Квалифицированную рабочую силу дала Европа, откуда на рубеже нашего века, спасаясь от кризисов и потрясений, массами отправлялись эмигранты через океан. Тех, кто избрал новой родиной Бразилию, привлекал сравнительно нежаркий климат Сан-Паулу. Ну и, наконец, неквалифицированной рабочей силы было предостаточно в самой стране, так как после освобождения рабы устремились из деревни в город. Переселение это не прекратилось и по сей день. Но Сан-Паулу наряду со многими приобретенными пороками сохранил и свой изначальный — наводнения, поскольку уровень рек был поднят плотинами «Лайта».
Поэтому городские власти считают обязанностью компании поправить причиненный ею вред. Если «Лайт» не перегородит плотинами верховья, чтобы зарегулировать сток в период дождей, Сан-Паулу будет заливать и впредь. А на свои доходы от продажи энергии компания вполне может это осилить. Вопрос: как заставить ее это сделать?
...Автобус все плывет через ночь. Он выбрался на шоссе и, оставляя на мокром асфальте комья красной глины, двинулся в сторону центра. Впереди сияло море огней, подсвечивая снизу серую пелену облаков.
Когда машина выбралась на скоростную магистраль, идущую по берегу реки, рассвело, и пассажиры смогли увидеть места, где многие из них начинали жизнь в Сан-Паулу и откуда выбрались совсем недавно. Вдоль шоссе протянулась фавела — поселок нищеты Бока-Гранде, бывшая свалка. Сколоченные из чего попало хибарки в этот утренний час казались необитаемыми. Взрослые и дети постарше уже отправились на промысел хлеба насущного, а малыши еще не выползли покопаться в окаменевшем мусоре. Реплики в автобусе снова приобрели общее направление:
— Отсюда на работу было поближе.
— Да и расходы на жилье поменьше.
— Не скажи! Пока я не построил свой сарайчик, за угол отдавал почти половину зарплаты.
Отличие Сан-Паулу от других бразильских городов начинается с его фавел. Вблизи от центра здесь мало пригодных для нелегального заселения мест: свалки на болотистых берегах рек и участки, пустующие потому, что из-за них идет тяжба между несколькими претендентами. И хотя фавел много — сотни, они невелики по размерам, и их жители в полной мере ощущают эфемерность своего быта. Никто не заботится устроить его попрочнее, мирясь с атмосферой подлинного городского дна, бродяжничества, любой готов тут же бросить все и перебраться куда-то еще. Когда у кого заведется лишняя монета, он старается приобрести клочок земли там, где она еще не вздорожала,— на дальних окраинах. Но если домишки на окраинах немногим лучше сарайчиков того же Бока-Гранде, психология у их обитателей иная— «пусть плохое, но свое».
...За очередным поворотом пришлось притормозить — на шоссе образовалась пробка. Дорогу перегородили пожарные машины; завывая, они совершали маневры, пожарники разматывали и соединяли в цепочку шланги, чтобы подать воду из реки куда-то в дальнюю часть фавелы. Теперь Армандо понял, что клубы дыма, застилавшие разбросанные вдали небоскребы центра, идут не от горящего мусора. Над крышами показались языки пламени — горела фавела. Здесь в реку впадала открытая сточная канава. Ее изрезанные промоинами берега не давали пожарным машинам проехать, а между хибарками не прошла бы и лошадь — так тесно они стояли.
Армандо по опыту знал, что сейчас вся фавела пытается ведрами залить огонь, черпая воду из канавы. Но слишком много горючего материала. Хижины сколочены из фанеры и картона. А кроме того, здешние обитатели собирают макулатуру на свалке. Бумага грудами складывается рядом с очагом: парой прокопченных кирпичей, положенных на земляной пол. Как тут не быть пожарам!
Дорожная пробка позади, но дыма в воздухе не стало меньше. Автобус въехал в центр, где в ущельях между небоскребами висит вечный смог, от которого першит в горле. Состав пассажиров обновился. Рабочие из Морато вышли, чтобы пересесть на другие линии или на метро. Больше стало белых воротничков, разнообразнее внешность людей.
Вырвавшись в промышленном развитии, Сан-Паулу приблизился к ведущим капиталистическим странам и в образе жизни. Смесь наций, характерная для всего населения Бразилии, в Сан-Паулу еще не вполне устоялась, не приобрела прочной бразильской окраски. В крупнейшем городе страны зарабатывают в среднем больше денег, но меньше танцуют самбу и больнее толкаются в автобусе.
А автобус Армандо полз по центральным улицам еще медленнее, чем по скользким склонам пригородных холмов. Если частные машины могут хоть иногда, поднявшись на эстакаду, прибавить ходу, автобус обречен вязнуть в заторах. Тут надо было держать ухо востро. Стоило Армандо зазеваться, как могли и кассу очистить. Грабили его и на окраинах и в центре, под дулом пистолета или угрожая ножом. Грабили и без всякого оружия. Обиднее всего то, что освобождали Армандо от выручки тромбадиньяс — налетчики совсем еще сопливые. Эти подростки-беспризорники в шортах и драных футболках слоняются с утра до ночи по улицам города, выбирая кого-нибудь послабее: ротозея или иностранца, которому не может прийти в голову, сколь серьезна опасность. В полицейской хронике записан и вовсе несуразный случай: тромбадиньяс напали на заезжего агента ФБР Дэвида Дугласа, сшибли с ног и выхватили бумажник. Быстрота — вот основное оружие малолетних преступников: быстрота натиска, быстрота рук и быстрота ног. Весьма тренированный для борьбы с американскими профессионалами грабежа, Дуглас оказался в Сан-Паулу без документов и без денег, чем его бразильские коллеги остались втайне довольны. Сами они на операцию «Тромбадиньяс» выделяют ежедневно восемь машин с четырьмя сотнями солдат, восемьдесят верховых полицейских, шестьдесят дрессированных собак и тридцать патрульных автомобилей. И все эти силы концентрируются в центре. В иные дни улов исчисляется сотнями юных оборвышей. Но шпана и на мобилизацию военной полиции отвечает с обычной быстротой, перенося свои операции на окраины. Уличных мальчишек в Сан-Паулу, по подсчетам префектуры, около миллиона. Поскольку у их родителей обычно рабочий день не меньше, чем у Армандо, следить за ними некому.
Сан-паульский журналист Висенте Шавес рассказывал мне, как по заданию редакции он с коллегами выяснял, кому надлежит заниматься тромбадиньяс. Поскольку речь идет о малолетних преступниках, они обратились к начальнику службы безопасности Сан-Паулу полковнику Эразмо Диасу. Но тот сказал, что не в силах что-нибудь сделать. После ареста юного правонарушителя судья по делам несовершеннолетних дает на расследование всего один день. Нет времени разбираться с тромбадиньяс. А значит, это не полицейская проблема, а правовая.
— Так,— продолжал Шавес,— Диас отфутболил нас к судье по делам несовершеннолетних Эстеваму Монако. Но и тот признал свое бессилие. Даже если полицейские и доведут дело до конца, судья может лишь приговорить тромбадиньяс к какому-то наказанию, но отнюдь не в состоянии ликвидировать причины: нищету, фавелы, безработицу... Так что это прежде всего проблема социальная.
Мы знали, что этими проблемами в Сан-Паулу занимается начальник департамента социального развития Марио Альтенфельдер. Но и у него катастрофически не хватает средств. Его департамент организовал приюты для сорока тысяч детей. Но это капля в море. Марио считает, что проблема беспризорников прежде всего политическая. Политики должны разработать такие законоположения, чтобы у всех детей была возможность ходить в школу, к врачу, нормально питаться, одеваться и жить в нормальных условиях.
— Ну,— вздохнул Шавес,— коли проблема политическая, мы пошли к Клаудио Лембо — председателю сан-паульской организации правительственной партии Арена (позднее она была распущена, и на ее основе создана новая, названная социал-демократической). И Лембо наконец признал, что мы обратились по адресу. У него действительно имелся рецепт. Сей политик сказал, что нужно внедрять в массы философию родительской ответственности. Чтобы в наименее обеспеченных классах добиться семейной стабильности, нужно беднякам ограничить количество детей.
Словом, чтобы не возникала детская преступность, у бедняков должно быть поменьше детей. Когда я поделился этим открытием с Армандо, кондуктор — поскольку проблема была передана в его руки — снова отверг ее решение. Дети — это единственное богатство, его достояние и его радость. Богатым и так разрешено все, неужели у бедняков надо отнять последнее, что у них есть,— детей?
...Щелкал турникет, звякали монеты, день близился к концу. Снова автобус забит до отказа. К вечеру среди маршрутов в сторону окраин самый напряженный, наверное, тот, который ведет к университетскому городку. Молодежь Сан-Паулу едет учиться. Снова в автобусе разговоры о профсоюзах и забастовках, но появляются и новые темы — демократия, Национальный союз студентов, возрожденный, хотя пока и нелегально. В дешевых рубашках и наглаженных брюках, прижимая к груди тетради и книги, молодые граждане Бразилии говорят о судьбе своей страны. И Армандо слушает и вникает. Хотя понимает далеко не все.
Солнце садится около шести, но в центре закат почти незаметен: огни витрин и реклам освещают небоскребы до самых поднебесных крыш. И толпа на улицах почти такая же густая и шумная. Длинные очереди выстроились у кинотеатров, полно народу у стоек баров. Неоновые трубки мигают, образуя иероглифы, арабскую вязь или готический шрифт на вывесках дорогих ресторанов с заморской кухней, злачных мест, прозванных в Сан-Паулу «инферниньо» — «маленький ад».
Усталый Армандо равнодушно созерцает погоню за развлечениями. Из них ему знакомо лишь одно: кружка пива.
...А автобус между тем вырвался из теснины небоскребов. Замелькали улицы окраин, обещая Армандо скорый отдых.
— Трудно здесь жить,— сказал Армандо, отвечая на мой вопрос.— Но я давно бросил мысль вернуться в деревню. Да и куда я поеду, где меня ждут? Я теперь паулистано навсегда.
Виталий Соболев
Сан-Паулу — Москва
