Эрл Галлахер с трудом взбирался по крутому склону, поросшему высокими ликвидамбрами и толстенными махагониевыми деревьями. Гряда прибрежных холмов была не слишком высока, но за четыре года он так и не смог приспособиться к здешним тропинкам. Местные жители при ходьбе ставят ноги на одной линии и протаптывают слишком узкий для походки европейца желоб, который дождевые потоки превращают в извилистую промоину. Но другого пути к реке Сумпул не существовало, а «крестьянский телеграф» сообщил, что сальвадорские беженцы, спасающиеся от карателей, собираются перейти через пограничную реку на территорию Гондураса. Поэтому отец Галлахер считал своим долгом присутствовать при переправе. Если даже гондурасские солдаты пронюхают о ней, может быть, удастся предотвратить бессмысленные зверства с их стороны. В прошлый раз он с отцом Фаусто Милья опоздал и нашел на берегу лишь двадцать бездыханных тел.
Гондурасские друзья уговаривали отца Галлахера не подвергать свою жизнь опасности. Не раз сальвадорских беженцев на переправе бомбили с вертолетов, обстреливали из орудий. Но священник был непреклонен: «Я — гражданин США, плачу моему государству налоги. А оно на эти деньги сыплет с американских вертолетов американские бомбы на головы невинных людей. Меня мучает совесть. Я не могу оставаться в стороне. Это будет предательством».
Эрл Галлахер приехал в эту глушь, чтобы хоть как-то помочь обездоленным беднякам. Вместе с ними он жил в щелястых лачугах из неотесанных бревен, спал на коровьей шкуре, натянутой на раму из жердей, питался бобами да кукурузными лепешками, неутомимо карабкался по горным тропинкам, если нужно было помочь больному в дальней деревне. Крестьяне полюбили «старого козла», как ласково прозвали они седого американца. Слишком непохож был он на «кура» — местного священника, навещавшего приход два раза в год,— прочесть проповедь, окрестить младенцев, обвенчать молодых, а главное — собрать церковную подать.
Взобравшись на вершину холма, отец Галлахер бросил взгляд вниз, на Сумпул, и прирос к месту. Зеленая луговина на противоположном берегу, словно черным ковром, была вся покрыта сарычами, этими спутниками смерти. Скользя и падая, священник кое-как продрался сквозь колючий кустарник к реке и стал бродить по берегу в поисках уцелевших людей. Он уже не сомневался, что там, за мутным, быстрым потоком, произошло что-то страшное.
Первым из прибрежных кустов выполз раненный в ногу двадцатидвухлетний Педро Сибриан. Потом в чаще деревьев, мыском подступавших к воде, священник нашел дрожавшую от страха, худенькую девушку Маргариту Лопес. И все. Сколько он ни прочесывал колючие заросли, больше никого не было. Трое гондурасских крестьян, пришедших ловить рыбу и присоединившихся к нему, убеждали, что дальше искать бесполезно, нужно нести раненого в деревню. Но отец Галлахер никак не мог поверить, чтобы из полутора тысяч жителей сальвадорской деревни Арадас, находившейся в полумиле за Сумпулом, спаслись только двое.
И вдруг из-за реки донесся жалобный детский плач. В просветах стлавшегося над водой тумана священник разглядел какое-то темное пятно на песчаной косе у противоположного берега. Недолго думая, его спутники разделись и вброд пошли посмотреть, в чем дело. Вскоре они вернулись, неся на руках чуть живую Лолиту Гуардадо, которую прошила автоматная очередь, и ее трехлетнего сынишку. Обоих раненых уложили на самодельные носилки из жердей, и скорбная процессия поспешно направилась к ближайшей гондурасской деревне Талкинта.
Позднее отец Галлахер записал на магнитофонную пленку рассказы трех уцелевших от расправы сальвадорцев.
...Арадас была непохожа на обычные сальвадорские деревни: ни церкви, ни хоть какого-то подобия улиц, лишь жалкие хижины с земляными полами, прячущиеся под деревьями на опушке леса. Большинство ее жителей укрывалось от непогоды под навесами из пальмовых листьев или в подобиях палаток из пластиковой пленки. Население Арадаса состояло целиком из беженцев, согнанных с насиженных мест карательными рейдами армейских подразделений. Вместо привычных мильп, маленьких кукурузных полей, вокруг стеной стояли непроходимые зеленые заросли. Дороги через них к деревне не было, только едва приметная тропинка, и жители чувствовали себя в относительной безопасности. А лес не давал умереть с голода.
В тот день, 14 мая, Маргарита Лопес проснулась, когда только еще забрезжил рассвет. Ее разбудил необычный шум, доносившийся с реки. Натянув ветхое платьице, девушка отправилась посмотреть, что происходит. Там творилось что-то непонятное. На гондурасском берегу было много солдат. Одни таскали из реки большие камни, другие складывали из них на склоне холма вдоль Сумпула невысокую стенку.
Осторожно понаблюдав из-за кустов за солдатами и ничего не поняв в их действиях, Маргарита поспешила домой. Деревня уже проснулась: туда прибыла новая группа беженцев человек в триста, в основном женщины и дети. Они три дня пробирались по лесам и теперь, обессиленные, сидели прямо на мокрой от росы траве, тихими, бесцветными голосами рассказывая о выпавших на их долю страданиях. Неделю назад на горную деревушку совершили налет самолеты, бросавшие бомбы, от которых дома вспыхивали, как сухие щепки, а в реке кипела вода. Тех, кто успел выбежать на улицу, расстреливали из пулеметов. И все-таки почти половине жителей удалось укрыться в пещере, где они просидели без пищи и воды целых два дня. Потом решили пробираться сюда, к границе, где, по слухам, было спокойно.
Маргарита недолго слушала беженцев. Ничего нового рассказать они не могли. Девушка на собственном опыте знала, как зверствуют солдаты. В ее деревню каратели примчались на грузовиках. Командир первым спрыгнул с машины и крикнул: «Будем рубить этим анималес — крестьян он считал не людьми, а животными — головы, как сахарный тростник!» Солдаты схватили брата Маргариты, выволокли из дома, вспороли ему мачете живот, а потом перерезали горло. Всю соседскую семью обрызгали какой-то жидкостью из баллончиков, так что у них почернела кожа и вытекли глаза. В тот ужасный день в деревне Маргариты Лопес погибло семнадцать человек. Никто из них не был партизаном и не занимался политикой. Остальные ушли сюда, в Арадас.
«Хорошо, хоть здесь тихо, не нужно все время бояться, что нагрянут солдаты»,— думала девушка, когда вместе с другими подростками собирала на опушке хворост: вновь прибывших было много; чтобы сварить для всех поесть, придется раскладывать костры...
В это время за ближайшим холмом, всего в миле от деревни, развертывалась в боевой порядок рота солдат национальной гвардии, прибывших с военной базы Чалатенанго. Это были крепкие парни в стальных касках и новеньких ботинках на толстой подошве, которым нет сносу. Им не терпелось пустить в дело автоматические винтовки и гранатометы, благо боеприпасы экономить не приходилось. Американцы щедро вооружили их, теперь предстояло показать себя в деле. Чуть поодаль на прогалине стояли два зеленых военных вертолета. Возле них капитан-сальвадорец уточнял последние детали операции с двумя американскими советниками в пятнистых комбинезонах и солнцезащитных очках. Но вот прозвучала отрывистая команда. Вертолеты поднялись в воздух. Рассыпавшиеся цепью солдаты не спеша двинулись через подлесок к деревне.
...С тяжелой вязанкой сучьев Маргарита Лопес уже подходила к крайней хижине, когда тишина уходящего утра взорвалась грохотом пулеметов. Подкравшиеся над самыми верхушками деревьев, вертолеты появились так внезапно, что в Арадасе никто не успел даже подумать о бегстве. Девушка видела, как пули косили собравшихся у костров людей, словно невидимые пилы, кромсали крыши и стены рушившихся хижин.
Вместе с несколькими подростками Маргарита бросилась к реке. И тут вспомнила о стенке, которую утром строили на своем берегу гондурасские солдаты. Наверняка там таилась какая-то опасность. Она закричала, чтобы предупредить остальных ребят, но они, видно, не услышали или не обратили внимания. Девушка на секунду заколебалась, потом все-таки побежала вдоль берега вверх по течению. Когда она выбралась к реке, деревня осталась далеко позади. Зеленые заросли на другой стороне казались вымершими, и Маргарита решилась войти в воду. Ближе к вечеру эхо выстрелов в деревне стало стихать. Но беглянка так и не отважилась покинуть свое убежище, пока на следующий день ее не нашел там отец Галлахер.
...Педро Сибриан проснулся в своей хижине от взрывов бомб. Сначала он не мог понять, где находится. А когда выскочил на улицу, то увидел, что деревню полукольцом охватывают солдаты в оливковой форме. Свободной оставалась только спускавшаяся к Сумпулу луговина. Туда уже бежали толпы крестьян, и Педро устремился вслед за ними. Многие падали, сраженные пулями. Других они настигали в воде. Вопли раненых и крики обезумевших людей заглушали даже автоматные очереди.
Но Сибриану посчастливилось невредимым переплыть реку. «Когда мы подбежали к каменной стенке, из-за нее поднялись гондурасские солдаты и направили на нас винтовки,— рассказывал он позднее отцу Галлахеру.— Тех, кто пытался перелезть через стенку, солдаты прикладами отбрасывали назад. Люди плакали, умоляли пощадить, спасти, но их стали оттеснять обратно к воде. Ничего не оставалось делать, как возвращаться в Сальвадор. Там всех согнали на луговину и приказали лечь на землю. Потом солдаты начали бить прикладами и требовать, чтобы мы сказали, где спрятано оружие и куда скрылись партизаны. Конечно, ответить никто им не мог. Подошел офицер и отдал какой-то приказ, слов я не расслышал. Солдаты принялись стрелять в лежавших людей и рубить их мачете. Я понял, что мне все равно не избежать смерти, вскочил и, петляя, помчался в сторону, к кустам, росшим у края луговины. Вокруг свистели пули, но только одна попала в ногу уже возле самых кустов. Я ползком добрался до них и еще долго пробирался в колючих зарослях, потому что боялся погони. Меня никто не искал, наверное, решили, что все равно не выживу. У солдат было еще много дел: и там, у реки, и в деревне. А они спешили кончить до темноты».
...В то утро Лолита Гуардадо пекла на горячих камнях тортильи из сваренных накануне и размятых корней юкки. Конечно, эти горько-кислые лепешки не бог весть какая еда, но о фрихолес, коричневых бобах, или кукурузе здесь, в Арадасе, не приходилось и мечтать. Семерых детей нужно было чем-то кормить каждый день, а платано, мучнистые бананы, поспеют еще не скоро. Хорошо, если муж принесет из леса маленьких круглых плодов с высоченной масики или масличного ореха агуакате, тогда у семьи будет настоящий пир.
Пожилая крестьянка была целиком погружена в свои заботы и не сразу поняла, что за стенами хижины грохочут взрывы и трещат выстрелы. Трое младших сыновей забились под нары и никак не хотели вылезать. «Скорее! Бежим!» — крикнул ее зять Андрее, заглянувший в хижину. Но бежать уже было поздно. В открытую дверь они видели, как повсюду сновали солдаты, стреляя в каждого, кто попадался на глаза. Маленьких детей рубили мачете. «Приканчивайте мятеж в зародыше!» — смеясь, крикнул офицер.
Андрее сломал заднюю стенку хижины. Подхватив ребят на руки, они осторожно выбрались на улицу и, никем не замеченные, юркнули в кусты. Зять сказал, что нужно пробираться не к реке, а в противоположную сторону, к холму. Лолита боялась, что дети будут плакать и выдадут их. Но малыши так перепугались, что даже не пикнули, пока они лесом обходили деревню.
Когда впереди между ветвей заблестела вода, Лолита спустила одного из сыновей на землю и повела его за руку. Они вышли на песчаную косу и остановились перед стремительным потоком. Сезон дождей уже начался, поэтому воды в Сумпуле намного прибавилось. Плавать Лолита не умела. И потом, как быть с детьми? Андрее сказал, что поищет брод и по одному перенесет их на другой берег. Он поставил мальчиков возле матери, сделал шаг к воде и тут же упал. Она подумала, что тот просто споткнулся, как вдруг что-то обжигающее ударило ее по ногам.
Как подкошенная, Лолита Гуардадо рухнула на мокрый песок. Овидо, которого она держала на руках, ушибся и заревел. Мать с трудом повернула голову и увидела, что двое других ее сыновей ничком лежат рядом, а по рубашкам на спинах быстро расползаются темные пятна. Трехлетний Овидо не понимал, в чем дело, и, плача, все звал ее зятя: «Дядя Андрес! Помогите маме! У нее идет кровь!» Но тот не откликался. Тогда мальчик выбрался из рук матери и стал тормошить братьев. Что было дальше, Лолита не знала: сознание покинуло ее.
Ровно через неделю после разыгравшейся на берегу реки Сумпул трагедии католическая миссия в Гондурасе опубликовала свидетельства уцелевших жителей Арадаса, записанные отцом Гал-лахером. В заявлении подчеркивалось: случившееся — это вовсе не какие-то эксцессы, лежащие на совести горстки вышедшей из повиновения у начальства озверевшей солдатни. Нет, это тщательно скоординированная военная операция сальвадорской армии, в которой непосредственно участвовала и гондурасская военщина при прямой поддержке Соединенных Штатов. Решение о ее проведении было принято на совместном совещании высокопоставленных военных представителей из Сан-Сальвадора и Тегусигальпы, состоявшемся в городе Эль-Рой, всего в 13 милях от обреченной деревни. Цель этой кровавой бойни — запугать мирное население, которое поддерживает Фронт национального освобождения имени Фарабундо Марти.
Естественно, что сальвадорская хунта поспешила отрицать все происшедшее. Такую же позицию занял и президент Гондураса генерал Гарсиа, заявивший по радио, что сообщение о зверствах в Арадасе — сплошной вымысел. Но генерала подвел его собственный подчиненный, командующий 3-м военным районом полковник Рубен Монтойя. Он признал, что «инцидент» действительно имел место, но утверждал, что «гондурасские солдаты не участвовали в убийстве мирных граждан».
Что же касается Вашингтона, то он постарался замять скандал ссылками на «неподтвержденность» сообщения о трагедии Арадаса. Напрасно отец Галлахер предлагал журналистам приехать и самим убедиться на месте в том, кем и как была устроена резня мирных жителей этой деревни. Американская пресса словно воды в рот набрала. Зато сальвадорское радио прямо пригрозило смертью беспокойному служителю церкви. Однако он не думает сдаваться: «Мы обязаны привлечь внимание международной общественности к страшной судьбе сальвадорцев. Только так можно спасти их».
По материалам иностранной печати подготовил С. Милин
