Старый дом
О том, что городу тысяча лет, торжественно рокотали стройные аккорды под сводами церкви Марии и Морица, звенела музыка в доме, где родился композитор Гендель, деловито вещали экскурсоводы в музеях промышленного развития.
Под вечер мой гид по музеям Галле, центра округа на юге ГДР, Фриц Гендель, популярный в городе трубочист, подвел меня к еще одному зданию музейного вида. Тут я сказал, что истории мне на сегодня, пожалуй, хватит.
— Не бойся, это пока не музей. Здесь я живу.
Открыв резную дверь, расписанную яркими красками, Фриц повел меня по лестнице на второй этаж. Переступив порог квартиры, я сразу очутился в XX веке.
Еще несколько секунд назад при взгляде на это нарядное здание с нависающим над головами прохожих эркером, вживленными в камень деревянными балками, с маленькими, будто ячеистыми окошками, я готов был ручаться, что внутри обитают одни лишь экспонаты да воспоминания. Но увидел просторную гостиную с современным шкафом-стенкой, телевизором и электрокамином.
Как выяснилось, за многими фасадами домов города Галле в стиле готики, ренессанса и барокко скрывались современные благоустроенные квартиры. Фасады были окрашены в нежно-розовые, гранатовые, бирюзовые — любые цвета, кроме скучного.
И все это — в центре второго по своей индустриальной мощи округа ГДР! Нужна ли химикам предприятий-гигантов «Буна» и «Лёйна», металлургам Мансфельда или корабелам Рослау подновленная старина? Может, естественнее смотрелись бы на улицах и площадях индустриального Галле стеклобетонные исполины? В ответ молодой трубочист Гендель только пожал плечами:
— Лично меня после моей работы на природу тянет. На деревья взглянуть, лужайки — глаз разнообразия требует. Но для природы не всегда есть время. А вот эти разноцветные домики я вижу каждый день. Тоже взгляд успокаивают. Ну а потом стены тут чуть не в метр толщиной. Я, видишь ли, не только трубочист, но и трубач. Играю и сам немного сочиняю, все-таки я — Гендель. И соседям моя музыка не так на нервы действует.
— А те, кто живет в новостройках, в Галле-Нёйштадт, например, они не завидуют этому?
— У них есть свои преимущества, зелени побольше. И потом они всегда сюда могут прийти в свободное время. И приходят, очень многие.
— История привлекает?
— История историей, да только прошлое на современность работает.
Оркестр, где я играю, выступает в старинном замке Виндишлойба, который когда-то принадлежал баронам Мюнхгаузенам. Могу не объяснять, кто такие? Фамилия известная. Так вот, этот замок добровольцы из ССНМ отреставрировали своими силами. Теперь проводим в нем отпуска. Бывшие покои баронесс Мюнхгаузен отданы молодоженам. Есть в замке спортивный и танцевальный залы, бар, библиотека. А украсили все эти помещения сами отдыхающие. Со всей республики собирали в замок старинную мебель, рыцарские доспехи, канделябры. Но есть одно условие: делать все усовершенствования так, чтобы ни гвоздя не вбивать в древние стены. Сам Мюнхгаузен не додумался бы до такого.
При этой сложной реконструкции — особенно жилья — даже получается экономия. Мы не тратим денег на строительство нулевого цикла, на необходимые каждому новому микрорайону магазины, школы, кафе. А главное — работа очень интересная, творческая, каждого увлекает. Рабочие завода стройматериалов по собственной инициативе создали поточную линию по выпуску стропил, перекрытий, оконных рам для домов, которым нужно вернуть молодость. Или, если хочешь, старость. Теперь у нас не только дома, целые районы реставрируются...
Традиции красного Мансфельда
Духовные ценности обретают второе дыхание не только в архитектурном облике Галле.
В Мансфельде, шахтерском районе округа, я попал на чествование победителей социалистического соревнования среди молодежных бригад района.
Чествование должно было состояться в городе Хетштедт. Фриц Гендель, которому предстояло играть в оркестре на торжественной церемонии, привез меня сюда пораньше и первым делом привел на площадь, сплошь уставленную лотками. За каждым из этих лотков стояли юноши и девушки с эмблемами Союза свободной немецкой молодежи на синих рубашках.
Продавались парусные кораблики, хитроумно засунутые в бутылку, вышитые платки и рукавицы для переноски горячих кастрюль, сувениры из бельевых деревянных прищепок и прочие самоделки. Грудились эстампы, морские раковины, старые книги и значки — словом, всякая всячина...
Какой-то юноша держал в поднятой руке пивной бокал с гербом Хетштедта и выкрикивал постоянно увеличивавшуюся стоимость. В ответ кто-либо из публики набавлял пфеннигов по двадцать и клал их на тарелку аукционера. В считанные минуты сумма денег в тарелке достигла пятидесятикратной стоимости бокала.
— Странный аукцион, — подумал я вслух. — Неужели найдется чудак, который захочет приобрести пустяковый бокал по столь чудовищной цене?
— Не путай цену бокала и стоимость выручки, — отвечал трубач-трубочист. — Бокал достанется тому, кто окажется терпеливее всех и последним положит на тарелку свою монету.
Но смысл аукциона не в этом. Все прекрасно понимают, за что они платят деньги. Выручка от аукциона, равно как и от всего, что здесь продается и показывается, до единого пфеннига пойдет в фонд кампании действий молодежи против ядерной угрозы, за мир и разоружение. Такие базары возникли в Германии еще в первой четверти века, когда рабочие стремились, чем могли, помочь молодой Республике Советов. Ну а сегодня это еще и одна из многочисленных форм поддержки борьбы наших сверстников в капиталистических и развивающихся странах.
Чествование передовиков должно было скоро начаться. Уже издалека я увидел монумент «Пламя дружбы» — установленный на гранитном постаменте обелиск. На нем чаша, из которой тянулись к небу языки застывшего в металле пламени. Вдоль лестницы выстроились юноши и девушки в форме ССНМ.
— Вот что,— сказал Фриц,— мне сейчас придется тебя покинуть, я должен играть, а ты пока побеседуй с товарищем Деннеке. Он ветеран рабочего движения и многое знает.
Фриц подвел меня к пожилому, крепкому на вид человеку.
Началось вручение почетных знамен. В руки бригадиров молодежных бригад передавали кумачово-синие полотнища.
Товарищ Деннеке с удовольствием комментировал:
— Красным сердцем Средней Германии называли Мансфельд уже в начале века. Был он известен революционными боями пролетариата. Здесь работали Карл Либкнехт, Эрнст Тельман, Вильгельм Пик. В 20-е годы мансфельдские горняки и металлурги получили от горняков Кривого Рога и от металлургов Москвы подарки — красные, расшитые золотыми эмблемами и боевыми лозунгами знамена. Фашисты в первые же дни своей власти вспомнили об этих знаменах. Но обыски не принесли результата. Ни к чему ни привел и арест Отто Брозовского — человека, поклявшегося сберечь знамя из Кривого Рога. Гестапо пытало его, его жену Минну. Но до реликвии им добраться не удалось. С этим легендарным знаменем в 1945 году горняки Мансфельда встретили солдат Красной Армии. В Эйслебене за день до прибытия советских войск рабочие установили бронзовый памятник Ленину, вывезенный гитлеровцами из города Пушкина под Ленинградом. Этот памятник спасли от переплавки антифашисты! Во главе их стояли комсомолка Валентина Шестакова, угнанная в Германию, и немецкий коммунист Роберт Бюхнер. Один из красноармейцев, увидев статую, изумленно воскликнул: «Смотрите, Ленин пришел сюда раньше нас!»
1 мая 1948 года бронзовую фигуру Ильича навечно установили в Эйслебене. Правительство СССР решило оставить памятник в качестве дара в этом городе — как дань заслугам немецких антифашистов.
В белой карете
Даже на самой мошной и насыщенной техникой стройке в ГДР среди людей в аккуратных спецовках увидишь строителей в черных, старинного покроя костюмах с огромными белыми пуговицами. Это одежда немецких плотников. Традиция, правда, едва не исчезла, когда несколько лет назад всю плотницкую спецодежду раскупили любители вельветовых брюк, вошедших в моду.
Не распрощались со своими элегантными черными цилиндрами и трубочисты, хотя профиль этой весьма почитаемой в ГДР профессии порядком изменился. Ведь современный специалист в таком цилиндре должен не только разбираться в печных дымоходах да приносить счастье. Гендель, например, порекомендует наиболее экономную систему отопления для жилого дома или пекарни, крупного завода или прачечной. Трубочисты — для них в 1970 году открыто специальное училище в Эйленбурге под Лейпцигом — стали сегодня квалифицированными специалистами по обслуживанию вентиляционных установок и кондиционеров. Они владеют навыками смежных профессий кровельщика и штукатура, что дает возможность активно участвовать в реконструкции и модернизации старинных зданий.
Но старинный цеховой костюм — дань традиции. Причем не только у плотников и трубочистов. Носят (больше по праздникам) свои традиционные наряды и горняки, и пастухи, и лесничие.
Что же касается праздников — профессиональных, местных и общегосударственных, — то их в ГДР ежегодно устраивают почти три тысячи. Это и зимние карнавалы в Вазунгене, и «Проводы весны» в Эйзенахе, и «Рыбацкие гулянья» в Цейце, и «Весенние скачки» лужицких сербов. По всей стране шумят в конце декабря рождественские ярмарки, а осенью — «Луковые базары», где экономные и хозяйственные люди закупают лук на весь год.
Сам округ Галле славится прежде всего горняцкими ритуалами и праздником молодого вина. Его проводят в конце сентября во Фрейбурге, центре самого северного района виноградарства Европы.
Все эти праздники и обычаи, украшающие быт нынешнего поколения, остались бы в лучшем случае туристским аттракционом, если бы в их организации не принимала самого деятельного участия молодежь.
...Бракосочетание Мануэлы и Бьерна должно было состояться в субботу в городской ратуше Галле. А пригласили они меня к себе домой уже в четверг. Фриц Гендель предупредил: прихвати с собой какую-нибудь посуду, лучше из глины или фарфора — пригодится.
— Не беспокойся, в гостинице поужинаю,— успокоил я Фрица: мол, понимаю, люди молодые, живут скромно. Но Фриц, ничего не объясняя, упорно твердил: прихвати посуду, пригодится.
В четверг вечером, обзаведясь тарелкой и кружкой из алюминия — легче нести,— я направился к дому будущих молодоженов. За несколько шагов в распахнутую дверь я увидел, что весь пол и ступени сплошь усыпаны фарфоровыми и глиняными черепками. У подъезда меня встретила сияющая Мануэла:
— Ну-ка, шмякни свои плошки, да посильней! Ты ведь желаешь нам счастья?
Только тут дошла до меня вся неуместность алюминиевой посуды, которую я принес с собой. Смеющаяся Мануэла одолжила мне два цветочных горшка, чтоб я грохнул ими об пол.
— А как соседи? — спросил я опасливо.
Она молча показала на прикрепленную к двери табличку с аккуратной надписью: «Сегодня у нас Вечер шума. Просим заранее извинить». Так я угодил на классическую прелюдию немецкой свадьбы. Смысл ее в том, что будущие молодожены отмечают прощание со своей холостяцкой жизнью грохотом разбитой посуды. Но только не стеклянной: стекло, разбитое нарочно, по немецким поверьям, счастья не принесет. И все били фарфоровые и глиняные кружки и плошки, салютуя уходящей свободе и приветствуя радостный плен брачных уз.
Этот синтез мальчишника и девичника начался публичным чтением адреса, с большим юмором подготовленного для молодых друзьями. Как выяснилось, Фриц Гендель прибыл сюда не только в амплуа трубочиста, приносящего счастье, но и трубача. Он столь же исправно исполнял функции бармена и диск-жокея, ловко оперируя кулинарно-акустическим комплексом. Проигрыватель, магнитофон да внушительная горка бутербродов с топленым салом и соленым огурцом — сытно и недорого — вот и все устройство. Гости шутили, играли во что-то вроде «кошек-мышек». А утомившись, мы все периодически совершали небольшой обход улицы, построившись гуськом и положив друг другу руки на плечи. Все веселились так добросовестно, что становилось ясно: главный принцип тут — хочешь, чтоб было интересно и весело тебе, делай так, чтобы не скучали другие.
Вечер шума закончился тем, что Бьерн, облачившись в белый фартук, вымел из подъезда все черепки. Этим, как объяснил Фриц Гендель, жених продемонстрировал свою готовность выполнять наиболее трудную работу в грядущей семейной жизни.
В субботу утром Мануэла и Бьерн подкатили в белой карете, запряженной парой белых лошадей, к ратуше. Заведующая загсом запалила толстую белую с двумя позолоченными кольцами свечу, а трубач Фриц Гендель проиграл отрывок из «Музыки фейерверка» своего великого однофамильца и земляка. Об этом его заранее просили Мануэла и Бьерн. После того как юным супругам вручили свидетельство о браке, они снова заняли место в белой карете, а все остальные — в автомобилях. Свадебный поезд двинулся через Рыночную площадь мимо статуи композитора Генделя, который, как мне показалось, одобрительно подмигнул Фрицу.
— Едем в ресторанчик «Хубертус». Там, — таинственно сообщил мне Фриц, — нас ожидает сюрприз. Ты, в частности, сможешь увидеть кое-какие новые наши обычаи.
В олимпийском спокойствии, прерванном одной-единственной здравицей да возгласом «Кисло!» (что соответствует нашему «Горько!»), все приступили к рыбному салату «куырылган». Округ Галле породнен с Башкирией, и в здешнем ресторане есть башкирское меню. За салатом последовало неизвестное мне башкирское блюдо. С ним, правда, вышла неувязка. Дело в том, что свадебное меню составлял всезнающий Фриц Гендель, а его пленила музыкальность названия «Салма с катыком (суп)». Когда суп был подан, оказалось, что он сварен из баранины — продукта, популярного в ГДР значительно менее, чем в Башкирии. Пришлось экзотическое блюдо спешно заменить на привычный, немецкий, суп из хвостов кенгуру (по крайней мере, так он называется). После этого все с аппетитом съели башкирский «тутырлгантаук» и вполне интернациональное мороженое.
Я все-таки решился нарушить общую чинность. Чокнувшись с Фрицем Генделем, я тихонько пожелал ему новых успехов в освоении башкирской кухни. После этого встал и пожелал Мануэле и Бьерну такой же верности друг другу, какую их земляки хранят добрым традициям своего края.
Галле — Берлин — Москва
Вадим Чудов, корр. ТАСС — специально для «Вокруг света»
