Приамурское царство гигантских чозений

Пока существует Норский заповедник, есть надежда, что род клоктунов не переведется на земле

Лодка автора. Фото автора

В Северо-Восточной части Амурской области в районе слияния рек Нора и Селемджа расположен Норский заповедник. Он образован совсем недавно — в 1998 году. Территория заповедника имеет вид треугольника площадью 211,2 тыс. га. Юго-западная вершина этого треугольника расположена в устье Норы. Именно здесь наиболее широко представлены маньчжурские растения и животные, и продолжают выявляться новые южные виды.

Спокойная Нора и своенравная Селемджа служат естественными границами заповедника. Северо-восточная граница проходит вдоль железной дороги — бывшей Байкало-Амурской магистрали.

Мне посчастливилось изучать население птиц этого уникального уголка Северного Приамурья в течение нескольких лет. Последняя экспедиция проходила в мае — начале июня 2008 года…

Начало экспедиции

По берегам реки под майским солнцем медленно крошились грязные глыбы льда, с которыми не справилось слабое половодье. Длинная железная лодка, сваренная каким-то местным умельцем, неумолимо наполнялась мешками с продуктами, баками с бензином, видавшими виды рюкзаками и прочим необходимым в лесу скарбом. Главный «медведевед» заповедника Станислав Константинов приладил на корму древний «Вихрь» и после многократных прокручиваний маховика при помощи веревки извлек первый «чих». Вскоре «старичок» окончательно проснулся после зимней спячки и пустил по реке облако сизого дыма. Теперь гудение мотора и внимательное обследование реки и берегов становится неотъемлемой частью экспедиционной жизни — в 2003 году прямо с лодки удалось обнаружить гнездо дальневосточного аиста (Ciconia boyciana) с птенцами.

Мы поднимаемся вверх по Селемдже до устья Норы и далее двигаемся уже по этой реке.

Путь до Меуна (самого дальнего кордона заповедника) не близкий — 120 км замысловатых изгибов русла Норы. Обычно его не удается пройти за один день. Охранная зона заповедника начинается с Усть-Норской сопки — здесь Нора сливается с Селемджой. На островах сибирская растительность, смешиваясь с представителями маньчжурской флоры, образует труднопроходимую амурскую «сельву», где лианы китайского лимонника, сплетаясь с зарослями шиповников, свидины, рябинолистников, спирей формируют непролазные дебри. Здесь ещё обычны клены, ясени, ильмы, но господствуют над лесом гигантские чозении.

Самец косули. Фото автора

С начала весны ещё не было крупных дождей, и реки обмелели. На многочисленных перекатах приходится перемещаться в нос лодки, чтобы корма приподнялась и появилась возможность «проползти» над галечной мелью, сохранив драгоценный винт. Сейчас, чтобы «ходить» по Норе на моторной лодке, надо очень хорошо знать русло… Вот и урочище «Мальцев луг» — на берегу заметен небольшой навес. Осенью здесь проводится наблюдение за миграцией сибирской косули (Capreolus pygargus). В сентябре значительная часть косуль уходит из заповедника на юго-запад, при этом наблюдается уникальное явление — массовые переправы животных через Нору. В отдельные годы, в сутки здесь регистрировалось до 318 плывущих косуль! Несколькими километрами выше по реке находится кордон заповедника «Мальцевский». Это ворота заповедника на реке Норе.

Чуть выше кордона в Нору впадает «Сорокаверстная протока». Как явствует из названия, это удивительное ответвление от главного русла реки живет своей жизнью на протяжении 40 км. В малую воду течение в протоке почти исчезает, что создает благоприятные условия для жизни разнообразных амурских рыб. Здесь особый мир, где много южных животных и растений. В 2000 году в лесу на берегу протоки мне встретилась стайка редких в Приамурье птиц — малых черноголовых дубоносов (Eophona migratoria). К сожалению, сейчас можно говорить о таинственном сокращении численности этого представителя вьюрковых с российского Дальнего Востока.

Проплывая мимо гигантского острова, который образовала Сорокаверстная протока, мы всюду замечаем следы недавнего апрельского пожара, который охватил значительные площади Амурской области и натворил много бед. А ведь все началось с сожжения сухой травы у дач! К счастью, Нора защитила от страшного пала территорию заповедника.

Пойму Норы украшают рощицы даурской, или черной, березы (Betula davurica). Эти декоративные деревья обычно растут на возвышенностях. На болотистой равнине Нора-Селемджинского междуречья такие места называют «становиками». После утомительных странствий по болотам с кустарниками и кочками, преобладающим здесь, на «становике» всегда хочется задержаться и отдохнуть. Сначала мне было неясно, почему эту дивную березу со светло-коричневой берестой называют черной. Объяснение оказалось очень прозаичным. Взрослые деревья пожароустойчивы, после палов береста в нижней части ствола обгорает и чернеет, при этом не утрачивается общее декоративное впечатление.

Даурская береза. Фото автора

Даурские березы встречаются в пойме Норы до системы озер, самое интересное среди них — озеро Осиновое.

На озере Осиновом

Озеро Осиновое спряталось в пойме Норы на середине пути до кордона Меун. Левый берег, откуда нужно начинать экскурсию к озеру, подмыло в большую воду, и мы останавливаемся на обширной галечной косе напротив. Быстро обживаемся, ставим палатки.

В районе озера в прошлые годы неизменно гнездились лебеди-кликуны (Cygnus cygnus), поэтому и теперь, надеясь на встречу с лебедями, я продираюсь сквозь шиповник, заросли березы Миддендорфа, перешагиваю через кочки — увы, большая часть территории Норского заповедника труднопроходима. Над краем озера, невзирая на палящее солнце, барражирует болотная сова. Она равнодушно скользнула по мне взглядом желтых глаз и продолжила свой извечный поиск грызунов. Вскоре, продвигаясь вдоль озера, я вдруг обнаруживаю, что над приозерными кочками вместо совы уже кружится самка пегого луня — самого многочисленного хищника в междуречье. Как они делят охотничьи участки в дневное время?

Тем временем озеро расширилось. Лебедей не было видно, вместо них на волнах покачивалась стайка хохлатых чернетей (Aythya fuligula). Я решил сфотографировать их поближе, но утки, заподозрив неладное, перелетели на дальний конец озера. Вторая попытка приблизиться к ним открыла совсем других птиц, увидеть которых здесь я никак не ожидал, — на островке из нескольких кочек сидели две пары клоктунов (Anas Formosa). Занятый чернетями, я заметил клоктунов только тогда, когда они стали опасливо издавать «клок-клок». Именно за этот характерный звук они получили свое русское название. Клоктуны занесены в Красную книгу России. В середине прошлого века эта утка была одной из самых многочисленных в Восточной Сибири, а затем буквально за несколько лет стала редкой. Что привело к резкому, если не сказать катастрофическому, сокращению численности этого вида — во многом неясно. Очевидно, причины нужно искать на местах зимовок птиц в Юго-Восточной Азии.

Мысленно уговаривая клоктунов не обращать на меня внимания, я приближался к птицам, делая по нескольку медленных шагов и снова замирая. Вместе с клоктунами на островке отдыхали ещё более мелкие утки — чирки-трескунки. Те и другие каким-то чудом забыли обо мне, примостившемся на кочке, по колено в воде. Они даже позволили раздвинуть и установить штатив в чрезвычайно замедленном темпе. Затем я нажимал и нажимал на спуск затвора — ручная наводка на резкость непростое дело, когда на носу очки. На противоположном берегу озера появляется косуля… и в видоискателе всплывает сообщение о том, что карта памяти заполнена… О несчастный! Я не предполагал, что буду щелкать с частотой пулемета, и запасные карты памяти оставил в рюкзаке на стоянке! Наверное, фотографическая мудрость придет к старости, когда ни рюкзак на плечи не взвалишь, ни фотокамеру с большим объективом в руках не удержишь.

Все же у меня осталась надежда, что род клоктунов не переведется на земле. Мучила и другая мысль: как далеко они улетят, прежде чем самка сделает гнездо? Может быть, обоснуются здесь, на труднодоступных озерах Норского треугольника?

Дорога обратно уже не пугала кочками и колючими зарослями. По даурской березе лазили черноголовые гаички, среди кустов таволги перелетал серебристо-розовый урагус, на заболоченном лугу напевал золотистый дубровник. Как удивительно здесь все перемешано: птицы леса, кустарников и болота, и ведь каждый вид находит себе подходящую растительность! Чудесная мозаичность! Наверное, только в поймах рек Норского заповедника она столь ярко выражена.

Пара клоктунов. Фото автора

Зимовье на Антоновской протоке

Зимовье возле Антоновской протоки — наша следующая остановка. Здесь Николай Колобаев проводит постоянные наблюдения за жизнью сибирской и дальневосточной лягушек, сибирских углозубов, дальневосточных квакш. Рядом на сопке Змеиной концентрируются щитомордники — они тоже являются объектами исследований Николая. Вскоре выясняется, что все полиэтиленовые заборчики, которые позволяли делать поголовный учет амфибий, изорваны медведем в клочья. Чем они мешали косолапому, неизвестно, видимо, очень хотелось показать — кто здесь хозяин. Тем временем наступила ночь. Слышались брачные песни лягушек на ближайшем болоте, с противоположного берега доносился далекий голос болотной совы.

На следующий день мы разбрелись по тайге по своим делам: Станислав пошел искать медвежьи берлоги и другие следы жизнедеятельности этого непростого зверя, Николай отправился на сопку проверять змей, а я пошел учитывать и фотографировать птиц.

Я двигаюсь по малозаметной тропке, которую натоптали косули, отмечаю птиц. Сейчас, в середине мая, наиболее заметны пятнистые коньки (Anthus hodgsoni). Эти мелкие птицы интенсивно поют, при этом самцы часто взлетают с деревьев, делают в воздухе горку на пике трели и усаживаются на ветку, завершая песню. Чего не сделаешь, чтобы понравиться пятнистой красавице! А самки в это время уже присматривают места для будущих гнезд.

Снова выхожу на «козью» тропу и обнаруживаю пару рябчиков. Рябчики обитают по всей Евразии, но здесь живет особый амурский подвид. Отличия во внешности может заметить только маститый орнитолог. Самец подпускает достаточно близко — я делаю серию кадров и оставляю его. Он, видимо, тоже доволен — так далеко отвел этого двуногого от гнезда! А самка, наверное, уже опять вернулась к кладке….

После полудня, утомленный хождением по зарослям сухого вейника и колючего шиповника, я возвращаюсь на берег Норы. Николай, уже вернувшийся к зимовью, замечает меня, заводит мотор и перевозит к жилью. Оказывается, ему встретился медведь: зверь скрывался в пятнадцати метрах от него. Чтобы отогнать хищника, пришлось нагрубить косолапому и самому натерпеться страха. Может быть, именно он изорвал заборчики для лягушек! Самым последним из нас, уже на вечерней зорьке, из тайги вывалился Слава Константинов. И почему только «медведеведам» медведи не встречаются?

Мухоловка-мугимаки. Фото автора

Кордон Меун

Кордон Меун построен возле устья одноименной реки, по которой проходит 40-километровый участок северной границы заповедника. Нора в этом районе делится на протоки. На островах растут белокорые пихты, аянские ели вперемешку с импозантными чозениями. Прямо на берегу возле устья Меуна сохранился крупный участок темнохвойного леса, где я уже несколько лет картирую территории птиц. Обычно, для того чтобы попасть в заветный лес, приходится надувать резиновую лодку для переправы через Меун. В этом же году река настолько обмелела, что я без труда перешел её в болотных сапогах. С переката взлетела утка, в которой я с удивлением узнал красочного селезня мандаринки (Aix galericulata). Они занесены в Красную книгу России, в заповеднике численность их за последние годы определенно увеличилась.

Вот и знакомые ели. Здесь царство таежных мухоловок (Ficedula mugimaki), другое название этой птицы — мухоловка-мугимаки (оно мне нравится больше). Яркие самцы с оранжевой грудкой и небольшими белыми бровями распевают под сенью пихт и елей свои звонкие песни, чем-то напоминающие раскаты европейского зяблика. Я обследую пробную площадь, отмечаю на плане её обитателей. Вместе с привычными синицами-московками и поползнями обнаруживается синехвостка — самец сидит на вершине пихты и распевает свою красивую, но однообразную песенку. На запад синехвостки распространены до Урала и Северной Европы. Задумываюсь о странностях названий птиц, которые здесь, на Востоке, особенно бросаются в глаза. Почему московку (Parus ater), тесно связанную с темнохвойной тайгой, так назвали, — в Подмосковье надо очень постараться, чтобы её найти. У немцев с её именем все понятно. Tannenmeise — пихтовая синица. Да и подвидовое название поползня звучит тоже довольно странно — Sitta europaea amurensis — поползень европейский амурский.

Ищу соловьев, но не нахожу. Обычно в меунском ельнике селится 2–3 пары синих соловьев (Luscinia cyane) и столько же соловьев-свистунов (Luscinia sibilans). Без их голосов в звуковом фоне местной тайги чего-то не хватает. Видимо, ещё не прилетели. Песни сибирских соловьев, конечно, несравнимы с песнями западного соловья. Синий соловей — неисправимый меланхолик — он заводит свою трель, замолкает, как будто задумываясь о чем-то, потом снова продолжает. Отдельные колена напоминают песню европейского собрата. Соловей-свистун, наоборот, оптимист — его задорная трель, которую многие почему-то сравнивают с лошадиным ржанием (мне такое сравнение кажется неудачным) всегда поднимает настроение.

А на кордоне близится вечер, топится баня. Совсем в сумерках начинают звучать непередаваемые мощные «У-гу» рыбного филина (Ketupa blakistoni). Эти крупные дальневосточные совы (занесенные в Красную книгу России) живут здесь оседло и гнездятся на острове. Они единственные из российских сов, которые специализируются на питании рыбой. Зимой возле незамерзающей полыньи инспектора заповедника всегда находят остатки их трапезы — рыбаки они удачливые…

Луна над рекой Бурундой. Фото автора

Последняя ночевка

Пролетело несколько недель экспедиции, мои спутники уже вернулись домой — дела. А я на резиновой лодке потихоньку скатываюсь вниз, завершая странствие. Этим вечером моя палатка обосновалась на каменистой косе ниже устья реки Бурунды. Этот приток Норы пересекает заповедник по центру и заслуживает отдельной повести. В этом году сплавиться по нему мне не довелось.

На косе среди камней цветут даурские прострелы (Pulsatilla davurica) — эти растения первыми заселяют галечные отмели. Речные косы заповедника — это особый мир. Здесь имеются каменистые участки, где нередко среди камней светятся на солнце медовые сердолики. На песчаных пляжах устраивают свои воронки муравьиные львы. Вместе с ивами среди песков и отложений ила растут молодые чозении и тополя, которые нередко имеют откровенно пирамидальную форму. На самом высоком месте речной излучины формируется смешанный лес, где в большом количестве селятся разнообразные птицы. Обычный, но при этом удивительно красивый обитатель таких лесов — желтоспинная мухоловка (Ficedula zanthopygia). Это настоящая птица-цветок уссурийской тайги.

Быстро наступает июньская ночь. Заводят свои трели большие козодои. С противоположного берега доносится голос уссурийской совки. Я забираюсь в палатку и потихоньку засыпаю, но вдруг оглушительное «Вау» прерывает мою дрему. Это бык сибирской косули решил продемонстрировать — кто здесь главный. Первому быку отвечает второй с другого берега, чуть дальше обозначает себя третий — бессонная ночь обеспечена…

В Норском заповеднике обитает крупнейшая в мире мигрирующая группировка сибирской косули. Их лай — неотъемлемый элемент звукового фона Нора-Селемджинского междуречья. Животные относятся к так называемой селемджинской популяции численностью до 5–7 тысяч голов. Плотность летующей в заповеднике косули просто огромна — 40–50 особей на 1000 га. Но кроме косуль в заповедной тайге можно встретить изюбря и лося.

Описать природу заповедника едва ли возможно, даже если писать большую книгу. Но за несколько дней экспедиции можно получить неплохое представление о заповедной жизни.

Василий Колбин, 24.09.2008

Новости партнёров