С расчетом на естественную убыль

Доля женщин среди российских пенсионеров в последние годы только увеличивалась. Перепись-2010 подтвердит эту тенденцию

Руководитель центра демографии и экологии человека Анатолий Вишневский. Фото: Олег Ласточкин/РИА Новости

С 14 по 25 октября в стране пройдет Всероссийская перепись населения (результаты предыдущей, имевшей место в 2002 году, представлены, в частности, на специальном сайте Федеральной службы государственной статистики). Ее первые результаты будут обнародованы уже в первом квартале 2011-го.

Вряд ли она сулит нам какие-то особенные открытия и сюрпризы. И без нее благодаря демографам мы знаем, что положение дел в Российской Федерации не блестящее.

У нас, как известно, чрезвычайно высокий уровень смертности (то есть отношение общего числа смертей за год к средней численности населения), низкая продолжительность жизни (59 лет для мужчин и 72 года для женщин), мы в числе первых по самоубийствам; в общем, народу у нас помирает больше, чем рождается, и поэтому население, как говорят демографы, сокращается.

При этом из жизни уходит огромное количество мужчин и женщин (преимущественно мужчин) в самом цветущем возрасте, который демографы называют трудоспособным (это 16–59 лет для мужчин и 16–54 года для женщин). Это обстоятельство свидетельствует о многих неполадках в системе — о низком уровне медицины, о недостаточном внимании властей к проблеме пьянства, о высоком уровне агрессии, направленной и на себя, и на других. Одним словом, тут есть над чем подумать.

Первыми итогами переписи-2010 будут просто цифры, которые ответят на вопрос «сколько?» (анализ этих цифр — дело небыстрое), а нам, конечно, хотелось бы иметь и ответы на вопросы «почему?» и «каковы перспективы?». Поэтому, чтобы подойти к итогам будущей переписи демографически подкованными, мы обратились за комментариями к Анатолию Григорьевичу Вишневскому, доктору экономических наук, профессору, директору Института демографии Высшей школы экономики.

— Население России сокращается, и это чревато разными проблемами, среди которых — увеличение демографической нагрузки на работающих, появление незаселенных территорий. А чем еще грозит нам нынешняя демографическая ситуация?

— Населения в нашей стране становится все меньше, а в мире последние 50 лет происходит его бурный рост. Скажем, в Китае, где в середине ХХ века было 500 млн человек, сейчас свыше 1 млрд 300 млн и будет еще больше. Пакистан или Нигерия, которые не так давно не могли и равняться с нами по численности населения, сегодня перегнали Россию.

Стран с растущим населением много. В середине XXI века только в Азии будет жить 5 млрд человек, а в начале ХХ века во всем мире жило 1 млрд 600 млн. Эти тектонические сдвиги очень много меняют в жизни человечества, и мы — Россия — должны понять, как нам жить в этих условиях. Растущее население — это источник энергии для страны, это много молодежи, что означает: жизнь кипит, а люди к чему-то стремятся.

Когда рождаемость низкая, когда население сокращается, то стареющее, убывающее население как бы засыпает. У него нет той энергетики, которая нужна, чтобы барахтаться, как лягушка, которая барахталась в молоке, пока оно не превратилось в масло.

Таблица 1. Крупнейшие по численности населения страны мира

Для примера возьмем образование. Сегодня у нас мало выпускников школ, и вузы вынуждены снижать требования к ним, потому что мест в вузах больше, чем претендентов на эти места. А это — качественный проигрыш, хотя изменяются прежде всего количественные показатели.

— Насчет молодежи: я видела недавний опрос ФОМ: они опросили людей от 18 до 25 и от 25 до 60 лет на предмет удовлетворения положением дел в стране. Абсолютное совпадение: что старшие, что младшие всем довольны и ни в чем участвовать не собираются. Один опрос, понятное дело, не дает полной картины, но не сказать, чтоб молодежь как-то сильно отличалась от старшего поколения, бурлила…

— Потому и не бурлит. Если бы молодежи было много, они бы друг друга толкали локтями, им бы надо было прокладывать себе путь, хотя бы бороться за места в те же вузы. А так — все поступают безо всяких проблем и вообще беззаботно плавают в этой засыпающей каше.

Еще одно следствие сокращения населения — в стране уменьшается количество больших городов, а города-миллионеры — это источники энергии, генераторы инноваций, это целый сложный мир. В маленьких городах, в захолустье нет своей «внутренней среды», нет источника внутреннего разогрева, а в больших городах — есть. Америка — страна больших городов, а у нас для этого нет населения.

— И что, мы будем скатываться в провинциальность, в дремоту….

— Не «будем скатываться», а уже скатываемся. Засыпающее население — это плохо, единственный способ с этим справиться, пусть и далеко не безопасный и не безболезненный, — это миграция. Многие люди рвутся из своих бедных стран, и тут можно было бы как-то выбирать и фильтровать, если быть на это заостренными. Но получается, что нашему засыпающему населению не нужно, чтобы кто-то ему мешал своей избыточной энергетикой. Мигранты в обществе занимают маргинальное положение, они вынуждены прокладывать себе дорогу, среди них много мотивированных энергичных людей, они оказываются успешными конкурентами местному населению, поскольку согласны на условия, на которые не согласны москвичи или петербуржцы.

— То есть отрицательное отношение в обществе к мигрантам — это не только ксенофобия, это боязнь конкуренции?

— Это прежде всего боязнь конкуренции, ксенофобия — оружие в конкурентной борьбе, к сожалению, не самое безупречное. Основная масса мигрантов, которые прибыли до 1990 года, — это в основном были русские, но разве русским было легче, когда они приезжали и не находили тут никакой поддержки?

— Ну да, это известно, фермы жгли, если приезжие оказывались успешными…

— Да. Пусть я буду лежать на печи, но ведь как неприятно, когда кто-то рядом что-то делает. Когда мигрант построит себе печь, он, может быть, тоже ляжет на нее, но сейчас ему не до этого.

Россия. Таймыр. 23 сентября. Сотрудники службы переписи населения в поселке Караул. Фото: Денис Кожевников/ ИТАР-ТАСС

То же самое происходит не только в Москве, но и в Париже, и в Лондоне. Мигрантофобия существует во всех странах, это серьезная проблема. Но другого источника восполнить убыль населения у нас нет. Возьмите Соединенные Штаты: это единственная развитая страна, в которой население быстро растет, причем в значительной степени за счет миграции и за счет более высокой рождаемости у мигрантов. Америка как занимала третье место после Китая и Индии по численности населения в 1950 году, так и будет его занимать и в 2050-м, тогда как мы будем скатываться вниз.

У них миграция тоже порождает проблемы, но все-таки они пока от нее не отказываются. Сейчас в Америке 38 млн иммигрантов, то есть людей, которые родились не в США. Это накачивает США мускулами: их мускулы — это не только техника. Хорошие автомобили, допустим, делают и в Японии, но вот энергетики, которая придает США мускулатуру великой державы, — этого нет ни у кого. Все-таки население — это главное. Земля, деньги, ресурсы — это все средства, а создавать новое богатство могут только люди. Конечно, в бедных странах большое население может быть и источником нищеты. Но в странах, в которых есть материальные ресурсы, нехватка людей может стать источником обеднения. Люди — главное богатство. Миграция потенциально конфликтогенна, но от нее все равно не уйти. Или мы примем ее сознательно, или она прорвется стихийно. Второе — хуже. Поэтому нам надо вырабатывать политику, которая не должна быть политикой закрытых дверей, это должна быть политика интеграции.

У нас есть Федеральная миграционная служба. В глазах всех эта служба нужна, прежде всего, чтобы препятствовать иммиграции. А нужно, чтобы она обеспечивала приток мигрантов с минимальными рисками. Власти должны понять, в чем проблема, и пытаться переломить ситуацию, но нет ни тени этого понимания. Есть разве что программа возвращения соотечественников (запущенная в 2007 году). Она запоздала лет на 15, потому что, когда соотечественники хотели вернуться и возвращались, никакой программы не было. А теперь, когда все, кто хотел, возвратились, сделали программу, а у нее больше нет перспектив, потому что нет желающих.

Но даже и эта программа не обеспечена финансами — чтобы человек приехал, а ему бы дали квартиру. Да народ этого и не примет. Вы знаете, что в некоторых странах мигрантов обеспечивают социальным жильем и социальной помощью. А у нас бы это вызвало протест. Есть общественное мнение, и никакой политик не может позволить себе действовать вопреки этому мнению.

— Складывается ситуация, при которой единственный вариант выживания страны — или это слишком громко сказано? — отвергается и не рассматривается. Исследователь Николас Эберштадт (Nicholas Eberstadt) из Американского института предпринимательства говорит, что «в российской ситуации много удивительного и непонятного, например, удивительно сочетание запредельно высокого уровня смертности с довольно высоким уровнем образования и заработка населения» и что истинные причины нашей высокой смертности в некотором смысле — загадка. А раз загадка, то я спрошу в порядке бреда: может ли быть, что нация, страна включила режим самоуничтожения?

— Ну нет, зачем же нам на себя наговаривать. Хотя можно сказать, что мы недостаточно включили механизм самосохранения. Это все-таки не то же самое.

— Население сокращается из-за того, что рождаемость снижается, а смертность — нет. Про снижение рождаемости все понятно: новая модель семьи, эмансипация женщин. А про смертность — не очень. Лет 10 назад демограф Евгений Андреев говорил мне, что смертность выше в маргинальных слоях и ниже — среди образованных людей. Недавно я прочла, что в образованных классах смертность тоже чрезвычайно высока, гораздо выше, чем в Европе.

— Смертность в России выше, чем в Европе, Америке или Японии. Но это «выше» или «ниже» — это все в рамках современной низкой смертности. Да, у наших образованных смертность ниже, чем у наших рабочих, но выше, чем у образованных во Франции или Швеции. При этом речь идет о различиях пусть и значительных, но количественных, а не качественных.

При всем нашем отставании, продолжительность жизни в России сейчас в два раза выше, чем была в начале ХХ века. Младенческая смертность у нас — восемь человек на тысячу родившихся, в Японии — три, но в дореволюционной России умирали 300 младенцев на тысячу. То есть принципиальный скачок произошел. Это уже смертность нового типа. А то, что мы еще сильно отстаем от Америки или Европы — это другое. В целом, я думаю, Россия созрела для снижения смертности. Но пока не получается.

— Какие у вас прогнозы относительно смертности?

— Пока не могу сказать. Вот уже лет 45–50 смертность у нас или топчется на месте, или повышается. В последние несколько лет есть некоторые улучшения, но они не выбиваются из ряда тех улучшений и ухудшений, которые уже имели место.

— То есть мы имеем качели: немножко вверх, немножко вниз?

— Да. Но если улучшение превратится в устойчивую тенденцию — тогда с большей или меньшей уверенностью можно будет говорить о перспективах. Пока что мы не вернулись к тому уровню, которого мы достигли в середине 60-х.

— Что можно сказать о самоубийствах?

— Мы одна из первых стран по суицидам. Международная классификация причин смерти выделяет в качестве одного из классов так называемые внешние причины смерти: это несчастные случаи, убийства, травмы, отравления и так далее. И из всех этих причин на первом месте у нас стоят самоубийства.

— Вам как демографу о чем это говорит? Плохо живут, пьют — почему?

— Ну да, пьют, но ведь пьянство — это тоже следствие чего то, какой-то социальной дезадаптации, маргинальности общества.

— Почему наши соотечественники так относятся друг к другу, что население сокращается? Так ездят по дорогам, так лечат, так пьют, так много убивают, что мы имеем такую колоссальную смертность? Откуда это взялось?

— Мы — полумодернизированные люди. Мы все в каком-то смысле маргиналы: от старого мира отошли, к новому не пришли. Россия, как и все другие страны, когда-то была сельской крестьянской страной. Сегодня она стала городской и промышленной. Это другое общество, другая цивилизация.

В первом десятке стран с наибольшим количеством самоубийств в пересчете на плотность населения (на графике показано их число на каждые 100 000 населения) лишь Япония никогда не вставала на социалистический путь развития. Россия в этом скорбном списке четвертая, лишь незначительно отставая от Белоруссии. По данным ВОЗ на 2007 год

Сельская цивилизация — это цивилизация всей человеческой истории, а сейчас она сменяется на новый вид цивилизации. Как правило, урбанизированные и промышленно развитые страны имеют более или менее адекватное население, которое по своему менталитету, психологии, политическим взглядам соответствует новой социальной реальности, а мы — отчасти потому, что мы позднее вступили на этот путь, а отчасти из-за тех форм модернизации, которые имели место в советское время, когда одной рукой боролись за промышленно-техническую модернизацию, а другой — страну отбрасывали назад в социальном плане, в прошлое, — мы так и остались недомодернизированными, маргиналами, подвешенными между двумя состояниями.

Если в Москве люди в среднем более модернизированы, то на периферии, даже в городах, они остаются такими… от одного берега отчалили, к другому не причалили. Это создает фрустрации, это тяжело для человека, он себя нигде не чувствует дома, нигде ему не комфортно. И это порождает агрессивный ответ: человек везде подозревает опасность и агрессивно на нее отвечает.

— Может ли возврат к «традиционным ценностям», о котором сейчас много говорят, что-то сделать с этой дезадаптацией, с этой маргинальностью?

— Это были ценности сельского общества, они соответствовали тем условиям, в каких существовал крестьянин прошлых эпох, когда он жил, как говорил Глеб Успенский, во «власти земли». Ценности изменились не потому, что они были плохи, а потому, что изменились условия, в которых живет человек. Нужны новые ценности, они вырабатываются в процессе проб и ошибок. Другого пути нет. Традиционные ценности шлифовались тысячелетиями, а Россия стала городским обществом менее ста лет назад. Может, что-то в наших ценностях и не так, но идет коллективный поиск. Стоит ли блокировать этот поиск, призывая вернуться к старым ценностям?

Не думаю, что надо отказаться от всего прежнего, но путь заключается не в сакрализации прошлого, а в осмыслении требований своего времени. Нельзя одновременно призывать к модернизации и к возвращению традиционных ценностей.

— Ну, а если говорить не вообще, а только о семье, о семейных ценностях?

— Тут то же самое. Не может сейчас человек жить в рамках тех культурных предписаний, которым была подчинена жизнь крестьянина. Женщина в крестьянской семье должна была рано выходить замуж и рожать всю жизнь, потому что была очень высокая детская смертность, так было на протяжении всей истории, только в XIX веке ситуация стала меняться. При этом рождение внебрачных детей резко осуждалось. Семейная жизнь держалась на единстве, сцепленности трех видов поведения: матримониального (то есть связанного со вступлением в брак), прокреативного (относящегося к рождению детей) и сексуального. Это единство было закреплено традиционной культурой. Нельзя было родить до брака или вне брака, а в браке, напротив, надо было рожать как можно больше и нельзя было предотвращать рождение. Это предписывалось культурой. Сейчас все изменилось, потому что упала детская смертность. Если бы все те правила, которые работали тысячелетиями, сохранились, мы бы сейчас имели в Европе и в США то, что имеют Индия или Мексика, и неизвестно, кто куда бы мигрировал — мексиканцы в США или американцы в Мексику.

Снижение смертности — величайшая победа человечества — заставило расцепить эти три вида поведения. Культура должна ответить на эту новую ситуацию новыми правилами, старые — не годятся. А что касается нового ответа, то его, может быть, еще и нет, идет поиск. И когда начинают равнять поведение нынешнее с прежним и говорить, что упали нравы, — это все чушь, не в нравах дело. Нравы изменились, но это не значит, что они стали хуже. И за очень многими из этих изменений стоят именно демографические сдвиги.

К сожалению, значение демографических перемен, их влияние на очень многое в современном мире — не только на мораль и нравы, но и на многие мировые процессы — на экономику, политику, геополитику, окружающую среду — сильно недооценивается. Эти перемены плохо знают, поверхностно понимают, слабо изучают. Как бы это не аукнулось нам большими неприятностями!

Таблица 2. Сведения о смертности населения по причинам смерти по Российской Федерации за  январь-июль 2010 года

Анастасия Нарышкина, 05.10.2010

Популярные новости

Археологи разгадали одну из тайн каменных кувшинов Лаоса

На Борнео нашли «исчезнувшую» 180 лет назад птицу

Новости партнёров