Синтез и анализ литературной мануфактуры

Долгое время основными поставщиками так называемого «народного чтения» в России были промышленники и торговцы, ведшие свои дела в лавочках, располагавшихся возле Никольских ворот Московского Кремля . Туда, к заведениям под полинявшими вывесками, извещавшими: «Здесь продаются, меняются, покупаются гражданские и духовные книги», тянулись со своими рукописями «господа сочинители», про которых автор журнала «Москвитянин» не без ехидства писал в статье, опубликованной в 1841 году:

Порывы к творчеству у них бывали велики, но талант их был комариного размера, а оттого «площадные гении» горазды были придумывать пышные названия, привлекавшие читателей, особо не утруждаясь под ними скрывать плоды своего невежества.

Этого сорта литераторы получали по полтора рубля за авторский лист — цена была стандартная и не зависела от качества текста. Большая часть произведений наемного пера компилировалась из разных романов и повестей. Хорошо «шли» также «упрощенные варианты» известных книг, которые готовили к перепродаже, перенося места действий во временах и пространствах, меняя имена персонажей, сокращая описания природы, с корнем выбрасывая излишне тонкий психологизм. Простонародной публике более всего нравились звучные имена «заграничных героев», и потому особенно бойко раскупались произведения о похождениях каких-нибудь там Францилий Венеций, украшенные лубочными картинками и грубыми карикатурами.

Крупные партии подобного товара в лавочках у Никольских ворот закупали бродячие торговцы-«офени», в своих больших заплечных коробах разносившие занятные книжицы по всей Руси. Там же запасались московские торговцы-«ходебщики», которые вместе с мылом, серными спичками, сапожной ваксой сбывали «за недорого» и книжки. Все обидные намеки и упреки в свой адрес изготовители текстов и издатели-торговцы у Никольских ворот хладнокровно игнорировали, говоря: «Раз люди деньги платят, значит им нравится. Не нравилось, не покупали бы». Знамена с этим девизом незримо реют над коммерческими издательствами и по сию пору.

Сюжет на три копейки

Для публики побогаче поставщиками «популярного чтива» были газеты — каждое большое русское периодическое издание под «роман с продолжением» дважды в неделю отводило третью часть одной из полос. Писателям, «ведшим романы» в газетах, платили скверно — по 2–3 копейки за строку, и только лучшим, самым «ходовым», давали пятачок.

Один из таких «газетных романистов», автор множества популярных историко-приключенческих произведений Дмитрий Савватиевич Астафьев (1848–1915), писавший под псевдонимом «Дмитриев», так описывал свою работу:

Я без разгибу спины сидел за письменным столом в маленькой квартирке и писал, писал, писал. Платили мне 3 копейки за строчку, и в одно время я печатал по роману сразу в трех газетах, давая шесть фельетонов в неделю — по две части романа в каждую газету — нелегкое дело! Получал я за это рублей сорок в неделю и считал себя богачом, потому что так недавно ещё я не получал эти сорок рублей и в месяц. Нашлись издатели, которые по дешевой цене приобретали права на издание моих романов и стали выпускать их отдельными книгами — это давало небольшой, но постоянный доход. С этими деньгами у меня выходило рублей 200 в месяц, так что я и моя жена могли жить уже без той нужды, что испытывала наша семья в первые годы, когда мы сильно бедствовали .

Фантастическая работоспособность Дмитриева порождала массу шуток о его творческой плодовитости, но никто не смел отрицать очевидного — его сочинения нравились москвичам, и в те дни, когда выходила очередная часть романа Дмитриева, газеты «уходили» большим тиражом. Издатели так и говорили: «Ну, слава тебе Господи, завтра розница будет хорошая — Дмитриев идет!»

Не имея никаких иных доходов, кроме литературных гонораров, обремененный большим семейством сочинитель обыкновенно, принеся в редакцию последнюю часть романа, отдавал издателю и несколько фельетонов нового, начиная очередной сериал. Его последний роман «шел» в московской газете ещё и после смерти автора, последовавшей в марте 1915 года — верный своим многолетним привычкам, Дмитрий Савватиевич заготовил несколько частей «впрок».

При такой загруженности бывало, что сочинитель, «записавшись», упустив нить повествования, начинал «городить сюжет», запутывая себя и читателя все больше и больше. Исправлять ситуацию приходилось, избавляясь от персонажей, которые «выпали» из сюжета, под удобным предлогом отправляя их на тот свет, а при нужде «воскрешая ранее усопших», оговаривая, что слухи об их гибели распускали «тайные недоброжелатели, одержимые корыстными побуждениями».

Память подводила не только тех, кто, укрывшись под несколькими псевдонимами, «давал» романы в разные газеты ради хлеба насущного, но и вполне состоявшихся, известных писателей, бравшихся писать романы по такому способу. Знаменитая историческая эпопея «Потоп» польского классика Генриха Сенкевича (Henryk Adam Aleksander Pius Sienkiewicz, 1846–1916) начиналась именно как «роман в газетах»: автор присылал в редакцию большие части текста из разных мест, где он в то время жил. Однажды редактор получил из-за границы паническую телеграмму от Сенкевича: «Катастрофа: забыл, где у меня пан Кмитец? Срочно напомните!». Редактор поспешил отправить ответ: «Кмитец взорвал шведскую пушку под Ченстоховым и был при этом ранен». Только после этого напоминания, связав сюжет с дальнейшими событиями, Сенкевич «вытянул» новую часть романа, управившись в срок.

Горючее чтиво

Традиции «газетных романов с продолжением» российские литераторы переняли от своих европейских коллег, публиковавших подобные сочинения в воскресных приложениях к ежедневным газетам. На этой ниве подвизались многие литературные виртуозы, имена которых когда-то гремели на весь мир, а теперь давно и прочно забыты. Одной из подобных «звезд» старой английской литературы был романист Джон Смит (John F. Smith, 1804–1890). Как было написано в некрологе, опубликованном после его смерти в 1890 году в журнале «Атенеум», у него были «тысячи читателей, когда у Диккенса (Charles John Huffam Dickens, 1812—1870) их было десять, а у Теккерея (William Makepeace Thackeray, 1811-1863) — только один».

Веселый пьяница с красной физиономией, виднейший представитель лондонской богемы, Смит буквально царствовал в жанре «романов с продолжением». Сотни тысяч читателей с нетерпением каждую неделю ждали воскресного выпуска газеты, чтобы узнать: «Что там будет дальше?»

Опусы мистера Смита нынче вполне могут послужить хорошим подспорьем для сценаристов телевизионных «мыльных опер», если кто-нибудь из них не поленится покопаться в старых книгах. Там все атрибуты жанра налицо: «невинность в опасности», «козни развратников», «эгоизм высших классов общества», «окончательная победа добродетели над силами зла» — ловко оперируя этими штампами, Джонни Смит писал необыкновенно легко и увлекательно. Появившись на страницах газет, его романы потом переиздавались отдельными книгами, их охотно переводили на иностранные языки и издавали в разных странах — в том числе четыре книги вышли и у нас в России. Но автор узнавал об этом, только когда ему приносили деньги — вникать в подробности Смит не имел привычки.

Он стал удачной находкой для основателя «The London Journal» Джорджа Стиффа (George Stiff, 1807–1873). Было уже понятно, что писать стандартные для английской литературы XIX века трехтомные романы он не в состоянии, однако к 1845 году (времени создания «The London Journal» он уже заработал определенную известность своими сочинениями. Благодаря его «историям с продолжением» «The London Journal» смог довольно быстро выйти на неслыханный для тех времен уровень в полмиллиона экземпляров. Ссылаясь на слова самого Стиффа, историк английской прессы XIX века Генри Вайзетелли (Henry Vizetelly, 1820–1894) рассказывал, что при приближении развязки тираж вырастал еще на 10%. Это объяснялось просто: фабричные девушки с севера Англии , читавшие один и тот же номер «в очередь», не выдерживали долгого ожидания и в нетерпении покупали себе собственные экземпляры.

Через некоторое время Смит познакомился с Джоном Касселем (John Cassell, 1817–1865), издававшем свой собственный «Family Paper». Какое-то время Смит в строжайшей тайне вел с ним переговоры, но потом решился на отчаянный шаг: погрузив всех персонажей своего бесконечного повествования на борт парохода, он взорвал его прямо посреди Миссисипи . По обыкновению он дописывал каждую недельную порцию прямо в редакции и тут же отдавал ее поджидавшему мальчику из типографии. Поэтому Стифф с ужасом и негодованием узнал о внезапном завершении истории только уже из напечатанного тиража. Впрочем, его терзания были недолгими: он быстро нашел нового романиста Пирса Игона (Pierce Egon), без труда воскресившего обгоревших, ошпаренных и утонувших героев для новых приключений.

На новом месте Смит продолжал следовать обычному распорядку. По словам все того же Вайзетелли, он обычно приходил в издательство незадолго до очередного тиража. Получив денежки и свой экземпляр, он запирался на несколько часов с бутылкой портвейна. Наедине с ней он освежал в памяти детали повествования, перечитывая последнюю из опубликованных частей своего романа. Вспомнив, что там у него к чему, литератор выпивал первый стаканчик, обмакивал перо в чернила и начинал быстро писать. Так, выпивая за работой, он, часа за три-четыре, создавал очередной отрывок, над которым потом ахали или лили слезы англичане.

Но иногда он исчезал надолго, и издателям приходилось снаряжать «поисковые экспедиции». Не обнаружив Смита в лондонских притонах, его начинали искать в других городах — продолжение-то нужно было печатать! Как-то раз издатель, найдя Смита аж в Джерси, вытащив его из кабака, запер в номере местной гостиницы и не давал «поправиться», покуда тот «не отписался».

В конце концов свой талант Джонни таки пропил, и слава его померкла, однако прожил он ещё очень долго и умер в возрасте 86 лет. Газеты, прежде публиковавшие романы талантливого забулдыги, откликнулись на его кончину некрологами, в которых Джон Смит был назван «исчезающим типом писателя».

Воскресение исчезающего типа

Он и впрямь исчезал, этот тип литератора, эксплуатировавшего свою неуемную фантазию для удовлетворения потребностей «массового читателя». Прибыли издателей росли, и ставить их под угрозу таких неорганизованных людей, как авторы-сочинители, было просто неразумно. Производить «литературу» промышленным способом, как кирпичи или гвозди, впервые попробовали в США : уже в конце 1880-х годов в Нью-Йорке функционировало издательство, организованное на принципах «литературной фабрики». На работу там набирали главным образом женщин — им тогда трудно было найти работу по специальности, и они были рады любому делу, где можно было бы применить свои знания.

Процесс изготовления «продукции» был разбит на несколько этапов. Сначала с полсотни дам и девиц, имевших университетские дипломы, с карандашиками в руках читали журналы, выходившие на разных языках в разных странах. Они отмечали черты нравов, обычаи, описания природы, занятные истории разных людей. Пометки и перевод фрагментов на английский язык попадали к трем специалисткам высшего класса, которые из того, что выделили чтицы, отбирали лучшее и интересное. Эту «выжимку» передавали другим специалисткам, которые из частей предоставленного им литературного конструктора складывали «скелет» будущих романов, повестей и рассказов.

Плоды их усилий ложились на стол к владельцу «литературной фабрики», и господин издатель, читая заготовки, прикидывал, кому бы из двухсот редакторов, связанных с ним контрактом, можно было поручить «одеть» тот или иной «скелет». Наметив кандидатуры, он отправлял заготовки по адресам, приложив к материалам бланк со стандартным текстом: «Мистер (или миссис, а может и мисс) NN! Вам предлагается создать из данного материала роман (повесть или рассказ), в стольких-то частях, такого-то размера. Рукопись должна быть представлена такого-то числа. По получении рукописи вам будет выслан чек на сумму в столько-то долларов ».

Фирма работала без сбоев и приносила хозяину хорошие деньги. Пример её создателей оказался другим порукой, и сейчас почитай вся «литература в мягкой обложке» изготовляется по подобным технологиям, которые ещё более усовершенствовались с тех пор. На современные «фабрики» работников литературного профиля вербуют, используя Интернет — достаточно заглянуть на сайты гуманитарных факультетов. Там постоянно помещают объявления о том, что требуются авторы, способные «в конкурирующих между собой группах писать романы на заданные темы». Оплату сулят «по результату». Расценки твердые.

Но это не предел. Если на предыдущей описанной ступени писательской «лестницы» всё-таки прозводится какая-никакая литература, пусть и в узко техническом смысле слова, то на расцветших пышным цветом «биржах онлайн-контента» речь не идёт даже об этом. Там продаётся «контент» в чистом виде — просто как-то связанные между собой в предложения слова на более или менее определенную тему. Дело в том, что отрасль производства сайтов, нужных только для размещения контекстной рекламы, и больше ни для чего, сейчас переживает необыкновенный подъём. Но на таком сайте ведь должны быть какие-то тексты? Небольшой сайт с контекстной рекламой может приносить стабильный, но обычно очень небольшой доход. Значит, тексты должны быть очень-очень дешевыми. Вот и появлются на биржах контента предложения вроде «Напишу связный текст на темы Компьютеры /Интернет или Дом/Семья, до 6 тысяч знаков, стоимость от пятидесяти до ста рублей за тысячу знаков». И покупатели сразу находятся. Так что любой грамотный человек может сейчас побыть писателем, «от 50 до 100 за тыщу». Было бы желание.