В теории технологический цикл каждой атомной электростанции завершается приведением ее в состояние «зеленой лужайки». Щелкинскую атомную электростанцию начали строить в 1975 году, а прекратили к 1989-му. Она никогда не производила электроэнергию. И, похоже, никогда не вернется к состоянию «зеленой лужайки». Фото с сайта
Двадцать лет прошло с того момента крупнейшей ядерной катастрофы в истории. Через год после аварии, под давлением общественности в Крыму было заморожено строительство Щелкинской атомной электростанции — полного аналога Чернобыльской. Я несколько лет занимаюсь разработкой сложных систем, поэтому я детально изучал чернобыльскую катастрофу. И конечно, приехав в Крым, я отправился на щелкинскую станцию. Ведь это единственная АЭС, которую посторонний человек может не только увидеть, но и рассмотреть изнутри.
Город Щелкино, выстроенный специально для обслуживания АЭС, находится в самом верху Крыма, рядом с Казантипом. Утром я приезжаю в Феодосию, чтобы отправиться в Щелкино автобусом. Но увы, ближайший автобус идет слишком поздно, и я не успеваю вернуться обратно к поезду. Ловлю такси — за 160 гривен меня обещают довезти прямо до атомной станции, и подождать на время «экскурсии». По дороге водитель жалуется на запустение полуострова. И действительно, картина за стеклом «Жигулей» абсолютно безрадостная. При подъезде к станции это впечатление усиливается: пустые коробки брошенных домов, полуразвалившиеся производственные помещения, ржавые остовы металлоконструкций. Вокруг — ни души...
Подъезжаем к АЭС. Сама станция выглядит бодрячком — огромный бетонный куб с цилиндром наверху. И только навечно застывший башенный кран придает картине мрачноватый, несуразный вид. У станции нас с таксистом «встречают». Оказывается, АЭС продана на металлолом, и сейчас одна из украинских строительных компаний вывозит из нее оставшиеся железки. Частная собственность — частная же территория, но мои гривны делают свое дело. Вместе с проводником Владимиром мы отправляемся на экскурсию по станции.
Свой путь мы начинаем с нулевой отметки (отметками на АЭС обозначают высоту помещения в метрах над основанием станции). Сразу же поднимаемся вверх, на отметку десять. Подъем происходит по узкой бетонной лестнице, расположенной в самом углу станции. Лестница освещена лампами-переносками, протянутыми из строительного вагончика рабочих. Но все равно путь приходится подсвечивать фонариками: ручным и светодиодным налобным. За лестницей ламп нет, полагаемся только на фонарики. И лишь изредка видим свет, который пробивается через недостроенную крышу.
Медленно, чтобы не наступить на разбросанные по бетонному полу обломки, идем вглубь станции. Все помещения кажутся однообразными: серыми, полутемными и прямоугольно-круглыми. Как рабочие здесь ориентируются?.. Проходим несколько комнат поменьше и попадаем в большое мрачное и пустое помещение. Большая часть оборудования из него давно вывезена или растащена, поэтому определить назначение помещения трудно. Возможно, это зал ГЦН — главных циркуляционных насосов, подающих воду для охлаждения реактора. В одном из таких залов на Чернобыльской АЭС нашел свою смерть Валерий Ходемчук — единственный человек, умерший непосредственно от взрыва реактора. Всех остальных сгубила радиация.
Щелкинская АЭС строилась по тому же самому проекту, что и Чернобыльская — печально знаменитый РБМК-1000: реактор большой мощности канальный мощностью 1000 МВт. В 1987 году строительство ЩАЭС было заморожено, почти достроенную станцию законсервировали, а потом стали потихоньку растаскивать. Но залы станции повторяют залы четвертого чернобыльского энергоблока, позволяя нам представить трагические события, развернувшиеся там 26 апреля 1986 года.
Мы с проводником подходим к центру АЭС. Перед нами возникает огромная стальная дверь. Хотя огромная — это не то слово для обозначения сорока тонн свинца и стали. Толщина двери больше, чем мой локоть. «Здесь находился генератор», — говорит Владимир. Правда, он ошибается: и генератор, и турбина в РБМК-1000 находятся в отдельном здании, куда по трубопроводам подается пар от барабанов-сепараторов.
Поднимаемся еще выше, на крышу бетонного куба станции. Это отметка плюс тридцать. Пол крыши местами не залит бетоном, и в прогалинах видна арматура. Над крышей торчит башенный кран, он выше нее, наверное, еще метров на двадцать. С крыши открывается красивый вид: на Щелкино, на озеро позади АЭС. Но это только если не смотреть вниз, на окрестности станции. Там можно увидеть фундамент едва начатого второго блока, дизельную подстанцию и недостроенное здание машинного зала, где должны были находиться турбины и генераторы. Именно на машзал упали после чернобыльского взрыва раскаленные графит и топливо из реактора, вызвав пожар битумной крыши. Рухнувшей фермой перебило маслопровод турбины, грозил взрыв маслобака — огонь бы перекинулся на других блоки. Турбинистам во главе с заместителем начальника турбинного цеха Разимом Давлетбаевым удалось предотвратить его, слив масло из бака и заменив его водой, им же удалось вытеснить взрывоопасный водород из генератора. Пожарники Правика тем временем потушили пожар на крыше. Часть людей, которые работали в машзале, получили по 350 рентген — половину смертельной дозы. Все остальные — смертельную…
Отойдя от края крыши, мы направляемся к цилиндру-надстройке. Он находится в самом центре крыши и возвышается над ней на добрых двадцать метров. Сбоку надстройки прилеплена открытая металлическая лестница. Страшно, лестница неудобна и подозрительно шатается, подо мной — сорок метров высоты. Тем не менее, мы успешно добираемся до верха, откуда нам отрывается вид на реактор. Крыши нет — ее не успели достроить, и потому все внутренние залы станции как на ладони. Под нами центральный зал. В его верхней части расположен кран; он упирается в стены надстройки, как гигантский диаметр. Этим краном должны были перегружать ядерное топливо: вынимать отработанные кассеты и вставлять новые. Мы перелезаем на кран. Повсюду торчит арматура — стоит оступиться, и тебя пробьет стальными прутами. На кране какая-то будка, я влезаю на нее. Это самая высокая точка АЭС. Я смотрю вниз, в самое нутро станции. Точно также вниз смотрел Анатолий Ситников, заместитель главного инженера по эксплуатации первой очереди, чтобы оценить масштаб повреждений реактора. Во время осмотра он схватил две смертельные дозы…
Возвращаемся обратно. Вновь перелезаем с крана на стену надстройки. Вся стена пронизана тонкими черными трубами вперемешку с арматурой. Я тихонько стучу по трубе — оказывается, она пластмассовая! В воздухе пахнет сваркой — внизу вырезают остатки арматуры, связки из срезанных труб и арматурных прутков встречаются по всей станции.
Мы спускаемся с надстройки на крышу станции, затем входим в помещения на верхних этажах станции. Перед нами пустые шахты пассажирского и грузового лифтов. Шахта грузового лифта снизу завалена, и потому там темно. Я свечу в нее фонариком, но его луч теряется где-то внизу. Под ногами теперь валяются разъемы и короткие обрывки проводов. По полу идут кабель-трассы. И снова кучи сорванных разъемов и изрезанных проводов. Наверное, где-то здесь был блочный щит управления станцией — БЩУ. На таком же щите, в 1 час 23 минуты и 40 секунд, была нажата кнопка аварийной защиты АЗ-5, приведшая ЧАЭС к ядерной катастрофе. Там, на БЩУ, набирали свои радиоактивные бэры старший инженер управления реактором СИУР Топтунов, начальник смены блока Александр Акимов, заместитель главного инженера по эксплуатации А. С. Дятлов — персонал, управлявший реактором. Рядом с этим залом мы встречаем помещение, сплошь заставленное этажерками с многочисленными разъемами. Вероятно, здесь находился вычислительный комплекс «Скала», рассчитывающий характеристики работы реактора. Сам комплекс, разумеется, растащили в первую очередь — из-за драгоценных металлов, содержащихся в его электронном оборудовании.
Мы с Владимиром спускаемся вниз, на отметку ноль. По дороге вновь встречаются кабель-трассы — конечно же, давно срезанные; пол покрыт блинами-нашлепками от пролитого когда-то бетона. Такие же нашлепки есть и на лестнице. Ниже нулевой отметки начинается подвал. Подвал щелкинской станции залит водой, поэтому мы, к сожалению, туда не попадаем, и снова поднимаемся наверх — на отметку шесть и шесть.
Там находится вход в зону реактора. Массивная квадратная дверь; стена, испещренная отверстиями трубопроводов. Проходим внутрь. Я в реакторе! Повсюду арматура и металлоконструкции. Вокруг меня круглые стены, обшитые металлом и выкрашенные яркой белой краской. Надо мной перегрузочный кран. Осторожно пробираюсь через завалы к центру зала. Оказывается, там — пустота, от пола вниз уходит цилиндрический отсек, глубиной метров семь и не менее десяти в диаметре. Это и есть активная зона реактора.
Роковой чернобыльской ночью в такую зону, находящуюся в нестабильном режиме из-за нарушений регламента, были нажатием кнопки АЗ вброшены поглощающие стержни. Впрочем, к этому моменту уже произошел тепловой взрыв, и никаких стержней там больше не было. За ним последовал второй — взорвался скопившийся водород. Взрывами нарушило герметичность реактора и вышвырнуло в образовавшуюся щель радиоактивный реакторный графит и остатки ядерного топлива. Эти выбросы стали причиной катастрофического заражения местности и последующей эвакуации десятков тысяч человек: мир узнал о Чернобыле.
Вот, пожалуй, и все — мне пора выбираться. Под впечатлением я выхожу из реакторного зала. Владимир ведет меня к выходу. По дороге мы проходим большой прямоугольный туннель, предназначенный для грузовых работ. В прошлом году ушлые музыканты устроили там рок-концерт. Владимир хвастается, что он лично сделал для них барную стойку, сварив ее из листов металла и арматуры. Из туннеля мы выходим на свежий воздух.
Я оглядываюсь — теперь станция выглядит брошенной, никчемной. Миллиарды рублей брошены на ветер: ни денег, ни так нужной в связи с энергетическим кризисом электроэнергии. Замороженная полуразграбленная станция как символ бесхозяйственности и недальновидности еще десятки лет будет стоять на земле Казантипа. Водитель приветственно машет мне рукой, приглашая сесть в машину. Трогаемся. По стеклам бьет дождь — неласково провожает меня Украина. Таксист жмет на газ, пытаясь успеть к поезду. Вечером этого же дня я отправлюсь на нем в Москву.
Читайте также в журнале «Вокруг света»:
