«Шкелеты» в погребе | Телеграф

В моей жизни не было более увлекательного дела, чем работа в архиве со старинными документами. Каждая пачка пожелтевших от времени бумаг, которая ложилась на стол, могла подтвердить или опровергнуть общепризнанный взгляд на то или иное историческое событие, пролить свет на спорные теории или даже стать научным открытием. Наибольший интерес представлял такой малоизученный массив дел, как церковные документы. Изложенные в них сведения зачастую казались загадочными. Поэтому работа с этими бумагами напоминала чтение исторического детектива или авантюрного романа, наполненного любопытными бытовыми деталями, шекспировскими страстями и мистическими тайнами, с одним лишь исключением — события, о которых шла речь, были подлинными. В наши дни только архивные документы содержат правдивый, полный реальных деталей рассказ о повседневной жизни наших предков в деревнях и селах, которых уже нет на современной карте.

И женить, и лечить

Во второй половине XIX века государственные чиновники измеряли Российскую империю губерниями и волостями. У духовенства своя единица измерения: приходы. Центральная часть каждого прихода — церковь, к ней приписаны соседние деревни. Иногда 3–4, а порой 10–12 — особенно, если деревни небольшие, а другой церкви поблизости нет.

У стоящего во главе приходской церкви священника в помощниках дьяк и подьячий, иногда пономарь. Так что штат невелик. Доход тоже. Зато работы хоть отбавляй.

Во-первых, это, конечно, сама церковная служба — праздничная и будничная. Во-вторых, так называемые требы: осенью и зимой венчание, весной и летом крестины, во всякое время отпевание — а это в любую погоду своим ходом по деревням. В-третьих, нужды прихожан — ближайшая лечебница в двадцати верстах, почта там же — вот и получается, что со всеми вопросами идут крестьяне к деревенскому священнику: одному бумагу составить, другому — прочесть, третьему сказать, какой святой помогает от зубной боли, четвертого и пятого рассудить в их споре.

Одно хорошо — начальство к приходскому священнику наведывается редко. Что ему, начальству, в этих удаленных (да все по бездорожью) от столицы, затерянных среди лесов и болот деревнях делать?! Вот и получалось, что священник сам себе голова. И текла жизнь хлопотная, в трудах и заботах, но размеренная, предсказуемая. Пока однажды не произошло нечто из ряда вон выходящее.

Все подсчитать и переписать!

Случилось это между 1874 и 1877 годами. Точную дату тогда никто из священников не взял на себя труд записать — вот и не сохранилась она для потомков. Из Москвы из самого святейшего Синода прислали указ («Указ о составлении полной описи всему церковному хозяйству и прочему, дабы за леностью и невниманием не было чего неучтенного, с указанием сведений о мнениях в народонаселении, и иных каких делах»), в коем священникам предписывалось составить «Опись» всего церковного имущества: от количества земельных наделов до содержимого погребов, если таковые имелись; пересчитать все иконы в иконостасе и книги в библиотеке, а также написать, какие среди прихожан бытуют мнения и суеверия какие ходят легенды.

Ослушаться, сделать спустя рукава? Об этом не может быть и речи! Выполнить то, что предписано? Ох, как это нелегко!

Взять хотя бы земельные наделы. Чуть только стали измерять сенокосы и пашни, так сразу всплыли старые земельные споры: этот участок принадлежит церкви или тот, а, может быть, оба? Доказать что-либо с бумагами в руках возможности нет — документы еще в прошлом веке в пожаре сгорели. До сих пор решали так: кто первый скосил того и сено. Но этого в синодальные формуляры не запишешь, там требуются цифры.

Или вот, например, библиотека. В старой описи, составленной прежним священником, значатся 10 томов. А где они сейчас? То ли дьяк пропил (был за ним такой грех), то ли мыши поели. Напишешь «съедена мышами» — жди обвинений в небрежности хранения. А если книги украли, то это полицейского урядника обязанность вора искать. Священник морщит лоб и в графе «библиотека» пишет: «проворовано».

Что спрятано под полом?

Так шаг за шагом, точнее строка за строкой заполнялась опись, пока не дошло дело до погребов. Указать их содержимое дело несложное — тут споров и претензий не ожидается. Так думали священники, пока не пришла пора, кряхтя и охая, спускаться в подполье. И вот там-то, в погребах, и были обнаружены очень необычные находки.

Но прежде такое пояснение: первые храмы, появившиеся на наших землях, в частности, на северо-западе, были деревянные с соломенными крышами. Это уже позже стали строить каменные церкви и покрывать крыши гонтом. Однако чаще всего новые стены возводили на старом месте — лишь укрепляли фундамент и перестилали пол. Получалось, что самому церковному зданию могло быть лет 50–100, а погребу (полу, фундаменту) все 300–400, если не больше — точная дата теряется в нагромождении столетий. Некоторыми погребами активно пользовались все эти годы, в другие столетиями не заглядывали. Именно последние и таили в себе много загадок, каждую из которых скрупулезно записали в присланные формуляры приходские священники.

Вот одно из описаний осмотра церковного погреба (сокращено и адаптировано автором статьи): «Было там трухи и грязи сильно много, поначалу ничего не видать, свеча ежеминутно гасла, а потом мы с пономарем Василием обвыклись и увидели, что погребок сей пуст, только к стене его прислонена деревянная доска. Хотели мы ее поднять на свет Божий, нечего ей под землей быть, но оторвать с места не смогли. Пономарь Василий принес лопату, но и она не сразу поспособствовала. Трудились до вечера…»

И не зря трудились. Прислоненная к стене «доска» оказалась ничем иным, как дверью, ведущей в подземный ход. Ни священник, ни пономарь не рискнули прогуляться «по старинному лазу». Но нашлись добровольцы среди деревенских парней. Оказалось, что подземный ход ведет к соседней церкви, находящейся в четырех верстах.

Священник подробно расспросил, что находится «в лазе», полагая, видимо, что там могут быть древние христианские захоронения основателей этой церкви. Но парни говорили, что никаких «шкилетов» не видели. На этом церковные служащие к подземному ходу интерес потеряли, более детального обследования не проводили. И на вопрос: когда и с какой целью его вырыли? — искать ответ не стали.

Захоронение обнаружилось в погребе другой церкви. Находку эту сделали дьяк и священник, о чем записали так (сокращено и адаптировано автором статьи): «Мы вскрыли погребок церковный, посветили и увидели кости. Очень старые, потому что они уже не желтые были, а белые-белые. Одни кости принадлежали мужчине, только росту огромного, другие — зверю, яко бы крокодильцу».

Дальше следовало пояснение: «Мы их достали и похоронили на людско-зверином кладбище, какое с давних времен у нас на опушке леса имеется. Ныне погреб пуст».

Дать комментарии к этой записи сложно — больше вопросов, чем ответов. «Огромный» рост найденного скелета в цифрах не указывался — видимо, священник и дьяк не посчитали нужным кости измерить. «Крокодильцами» в те времена иногда называли ящериц, но смущает слово «яко», то есть «как бы ящерица, но не ящерица». И уж совсем обескураживает наличие языческого захоронения в церкви. Как, впрочем, и существование языческого кладбища, о котором местное население хорошо знало и не находило в этом ничего удивительного.

А вот описание еще одной находки, сделанной в погребе маленькой, старой или «ветхой», как выразился ее священник, церкви (сокращено и адаптировано автором статьи): «А в погребке стояла бутыль вышиной в две людские ладони, в ней жидкость. Та жидкость в пламени свечи сильно блестит, очам больно. Хотели бутыль наверх поднять, но она с места не движется. Кузнеца из деревни позвали, и ему не удалось. Даже пробку вытащить не смогли».

Прониклось ли начальство желанием разгадать тайну этой бутыли и предприняло ли какие-то действия на этот счет — неизвестно. Сам священник никаких версий о происхождении бутыли не выдвигал. Да и что бы он мог сказать? На известные ему предметы христианского культа эта бутыль, видимо, совершенно не была похожа. А мода списывать все на инопланетян в то время еще не существовала.

Собрание суеверий

Последнюю графу присланного из Синода формуляра (о мнениях, суевериях и легендах, бытующих среди населения) приходские священники, судя по сделанным записям, заполняли с приправленным иронией удовольствием или, как говорили тогда, «со мстительной радостью». Дело в том, что священники по долгу службы должны были следить за тем, чтобы «злокозненные бредни» среди прихожан не распространялись. Они же, бредни и суеверия, передавались неграмотными прихожанами из уст в уста и вообще цвели, как говорится, пышным цветом. Священники ничего не могли поделать и, устав бороться словом, пробовали бороться смехом.

Чаще других встречалась вера в клады. «Отрыть мошну», то есть найти клад, тогда желал едва ли не каждый второй . По рукам ходили карты, указывающие, где зарыты сокровища, а землю в «нужных местах» неоднократно перекапывали.

Многие священники, буквально поняв приказ Синода об описании суеверий, скопировали карты и приложили их к «Описи церковного имущества». Так вот: количество этих карт поражает! Наверное, таким обилием карт и «кладов» не могут похвастаться даже острова, возле которых затонули пиратские каравеллы . И куда там карте сокровищ капитана Флинта! На ней, помнится, был только один крестик. А на тех картах, которые мне довелось держать в руках, крестиков было штук по двадцать. Причем составлены эти карты были по всем правилам картографического искусства: с указанием масштаба, сторон света, обозначением рек, ручьев, оврагов, леса и единичных деревьев, а также подписями под крестиками «золото». Остается только догадываться, кто составлял их, изучив местную топонимику — ведь для этого надо было иметь образование — и продавал, поставив на поток.

Были у местного населения и свои кумиры. Так в одной деревне жила женщина, умевшая «сказывать по глазам» , то есть читать мысли. Сведения о ней передал в Синод приходской священник, который никак не мог отговорить крестьян прибегать к помощи этой «ворожеи». Да что там крестьяне — к прорицательнице обращались даже полицейские урядники. Дело в том, что она не только читала по глазам, но и умела заставить виновного признаться в содеянном. Происходило это следующим образом (сокращенно и адаптировано автором статьи): «Если в деревне случалась какая-нибудь покража или иное злодейство, то эта ворожея собирала всех жителей, которые становились в круг. А она подходила к каждому по очереди и внимательно смотрела в глаза. Через время виновник не выдерживал и кричал: "Я взял, матушка, я! Только не гляди на меня больше!"»

Последняя из бытовавших среди прихожан деревенской церкви легенд, о которой я хочу рассказать, также связана с воровством. Священник писал о ней, как о вопиющем случае, приведшем виновных на каторгу (сокращенно и адаптировано автором статьи): «Считалось у них, что для успешного злодейства надо отрыть на могилках часть трупа, как-то голову и кисть левой руки, но обязательно с мизинцем. Как идешь на воровство, бери эти части с собой. Хозяева хаты будут крепко спать — таково на них действие неживой головы. А мизинец укажет тебе, где у них добро схоронено. Знай себе, бери».

Испытания, выпавшие на долю «Описей»

Реакция высокого начальства, то есть Синода, на сведения, изложенные в «Описи церковного имущества», осталась неизвестной. Предписывалось ли приходским священникам отвезти таинственные находки в столицу? Заинтересовали ли краеведов местные легенды?

Одно можно сказать наверняка: эти «Описи» распечатывали и читали, а затем оставили храниться в синодальных архивах, где они тихо и мирно пролежали до революции 1917 года. Последовавшие после революции события отразились на документах не самым лучшим образом — они частично уничтожались, неоднократно перевозились с места на место, хранились в губительном для чернил и бумаги температурном режиме. Последнее массовое уничтожение «Описей» происходило в 1950-е годы, когда все что имело гриф «церковные документы» автоматически лишалось категории «особо ценно».

Научная обработка этих документов (точнее того, что от них осталось) началась только в конце ХХ века. Сейчас даже трудно подсчитать, какой процент «Описей» сохранился. Многие из них дошли до нас в россыпи — то есть из трех-четырех страниц «Описи» остались одна-две. А ведь географическая принадлежность — название церкви, деревни, волости — указывалась только на первой странице. Впрочем, даже если первая страница цела, то узнать о какой именно современной местности идет речь в «Описи» не так-то легко. Во-первых, потому что этих церквей уже больше нет — после революции большинство из них были разрушены. Во-вторых, названия деревень за сто с лишним лет неоднократно менялись, а некоторые маленькие села исчезли. В общем, предстоит исследовательская работа, в результате которой наши современники смогут узнать о своих краях много нового. Не исключено, что в ближайшей деревне живет знахарка — потомственная целительница в четвертом поколении. Или где-то все еще передаются из рук в руки «старинные» карты с обозначением кладов: жажда золота не тускнеет. Суеверия кочуют за человеком из века в век, становясь с течением времени лишь старше, а значит, привлекательней.

Но есть люди, которых старинные легенды могут заинтересовать и вне зависимости от строгой географической привязки. Речь идет о писателях, сценаристах, литераторах. Так, именно с архивными документами работал Владимир Короткевич, создавший затем свою знаменитую «Дикую охоту короля Стаха». В наши дни, когда мы переживаем «бум» на славянское фэнтези, сохранившиеся легенды и сведения о необычайных находках могли бы послужить основой для новых книг и кинофильмов.

Читайте также в журнале «Вокруг Света»: