Болельщик «» (Москва), я давно собирался совершить какой-нибудь евровыезд с любимой командой. И вот в ноябре 2008-го «Спартаку» выпало сразиться с «» (Загреб) в рамках группового этапа турнира … — столица Хорватии — ждет. Отели забронированы, намечены маршруты передвижения, и воскресным утром я мчусь в «». Непривычно пустая Ленинградка, на удивление сговорчивый частник, регистрация, металлоискатели, слегка подвыпившие и радостные соотечественники в дьюти-фри, двухчасовой перелет — и мы в аэропорту Белграда .
Когда кончается любовь
Белград встречает обманчивым солнцем, которое светит, но не греет. Таксист — типичный представитель своей профессии. Сердитый мужичок в кепке злобно ругается на не уступающих дорогу водителей и медлительных пешеходов. Не знаю, почему, но сначала он принял нас за поляков, однако, узнав, что мы русские, мгновенно преобразился, улыбнулся и стал спрашивать что-то про Путина, Жириновского и футбольный клуб . Отвечать мы толком не успевали, но, похоже, ему это и не требовалось. Выехав на улицу (Милош Обренович, Милош Обреновић, 1780–1860), где и располагалась наша гостиница, мы сразу обратили внимание на несколько полуразрушенных зданий, по архитектуре напоминавших сталинские дома. Водитель, поймав наш взгляд, сказал лишь одно слово: «», — и перестал балаболить.
Отправившись на прогулку по городу, мы незаметно для себя оказались посреди пешеходной улицы (Михаил Обренович, Михаило III Обреновић, 1823–1868), вроде нашего Арбата, где идет довольно бойкая торговля сувенирами, простенькими акварельками и каштанами. Сразу за ней находится местный кремль — . Как и Белград, твердыня множество раз переходила из рук в руки и перестраивалась новыми хозяевами. Помимо , свой след там оставили , , и . Прямо у входа в крепость стоит памятник Франции в виде идущей женщины. В Первую мировую войну (1914–1918), когда сербская армия была в шаге от полного уничтожения, французский флот организовал её эвакуацию на один из островов . Вместе с военными спаслось и множество гражданских лиц. А в конце войны французы помогли сербам взять реванш на . В тот момент отношения двух стран смело можно было назвать братскими, в честь чего и был возведен памятник в Белграде. На обратной стороне монумента выбита надпись: «Мы любим Францию так же, как она любила Сербию в 1914–1918 гг.». До 1999 года много спорили о том, уместно ли привязывать благодарность к строго оговоренному периоду. Но Белграда и других городов Сербии и Черногории странами НАТО, в которой участвовали и ВВС Франции, расставила все по своим местам. В те трагические дни памятник был укрыт черным полотнищем.
- Источник:
- автора
Пограничники не дремлют…
На футбол в Загреб решили ехать на арендованной в Белграде машине. Направление — северо-запад. На выезде из Белграда пришлось постоять в пробках. Не московских, конечно, но все-таки. Потом вырулили на автобан , автопут по-местному. Переночевали в городке , где жил барон Пётр Врангель (1878–1928) после эмиграции из России . Теперь ему здесь установлен памятник.
Наутро не могли не заехать в некоторые из монастырей, находящиеся неподалеку на плоскогорье под названием . В этой области находится порядка . Мы побывали в Великих Реметах и . В Реметах нас встретил строгий батюшка. Когда он заговорил, мне показалось, что нас за что-то отчитывают, но когда он понял, что перед ним русские, суровое выражение оставило его лицо. Он открыл нам храм, хотя служба давно закончилась, надарил книжечек и календарей, предложил кофе и очень расстроился, узнав, что мы торопимся. На Фрушка горе сохранилось немало монастырей с уникальными росписями позднего средневековья. Вообще, многим югославским храмам и монастырям удалось избежать участи наших церквей. Фрески не заштукатуривались, иконы не шли на растопку, в алтарях не устраивали отхожих мест.
К вечеру мы были на границе. Сербские посты прошли без проблем, а вот хорваты задержали нас надолго. Двадцать раз проверив все документы, спросили, не на футбол ли мы едем? Отпираться смысла не имело, так как в багажнике лежала атрибутика. Сначала один из пограничников собирался изъять её, а также упакованный подарочный шарф Белградской «» и перочинный швейцарский нож. На попытку «качать права» нам посоветовали успокоиться, иначе нам вообще откажут во въезде. Дальше пререкаться мы не рискнули: по СMС уже стали доходить первые новости о не пропущенных через границу фэнах. Пограничники ссылались на некий закон о противодействии футбольному хулиганству.
Затем перерыли всю машину в поисках пиротехники и сербской символики и, ничего не найдя, вновь прицепились к шарфу белградского клуба, мол — зачем тащишь. Но потом оказалось, что кто-то из пограничников был фанатом Сплитского «Хайдука» (), хорватской команды с побережья, болельщики которой отчаянно ненавидят загребское «Динамо» и, даже когда оно выступает на международных матчах, страстно желают ему поражения. Он-то и сказал своему коллеге что-то вроде: «Да отстань ты от них». Потом с помощью характерного движения пожелал обыграть «Динамо», и нас сразу пропустили, вернув всю атрибутику.
Футбол как политика
Погуляв несколько часов по Загребу, мы вернулись в гостиницу. Ехать на футбол на машине с белградскими номерами было даже не авантюрой, а чистой воды безумием. Поясню, почему. В балканских странах футбол — это не просто спорт или часть повседневной жизни. Это политика, экономика, международные отношения в одном флаконе. Именно на футбольном матче между загребским «Динамо» и белградской «Црвена Звездой» на загребском стадионе «Максимир» в 1990 году были одним из главных событий, подтолкнувших Югославию к расколу. Легендарный сербский полевой командир (Желько Ражнатович, Жељко Ражнатовић, 1952–2000) был лидером фанатского объединения «Црвены Звезды». Многие бойцы его отрядов, воевавших в Боснии и Хорватии, тоже были из числа болельщиков. Столкновения между фанатами сербских и хорватских футбольных клубов носят очень жестокий характер. Они регулярно происходят на соревнованиях даже по таким видам спорта, как баскетбол и теннис.
- Источник:
- автора
На матч мы решили ехать на трамвае. Стадион находился на противоположном конце города. Весь путь занял немногим более сорока минут. Трудно сказать, имел ли место риск столкновения. Атрибутику мы не демонстрировали.
Выйдя на остановке, мы двинулись к стадиону. Трибуны на «Максимире» делятся по сторонам света, и мы выбрали неправильное направление, оказавшись у входа на сектора, где собирался весь хулиганский актив хорватов. Однако особой опасности эта ситуация не несла, так как внешне нас было трудно отличить от динамовских фэнов. Поняв, что заплутали, решили обратиться к местным полицейским, чтобы выяснить, куда идти. Те оказались вполне адекватными людьми. Кое-как объяснив, что здесь нам находиться не стоит, и немного посовещавшись, они выделили нам провожатого, который через внутренние помещения довел нас до гостевого сектора. Выяснив, что мы ещё не купили билет, он махнул рукой и договорился, чтобы нас пропустили просто так. От предложенных ему денег он отмахнулся, как черт от ладана и, даже не выслушав наши словесные благодарности, мгновенно ретировался.
Незадолго до начала матча прошла информация, что любые выкрики политического характера будут пресечены жесточайшим образом. Для убедительности к нашему сектору было подтянуто около сотни хорватских омоновцев. Сжав кулаки и стиснув зубы, пришлось слушать, как Северная трибуна стадиона заряжала: «Уби!» («убей»). Восточная вторила: «Сербина!» («серба»). И снова: «Уби!». А в ответ: «Русина!» («русского»). Было много и других «зарядов», по большей части нецензурных. С нашего сектора то и дело кто-то выкрикивал « е Сербия!», «Аркан!» и «!», однако 10–20 голосов тонули в многотысячном реве динамовской . Кто-то из наших парней пытался протащить на стадион сербские флаги, но сделать это не удалось. Вообще, в Хорватии демонстрация любой сербской государственной символики — это большой риск, так как она запрещена официально.
Во многом благодаря удаче, а также нашему вратарю-хорвату , нашей команде удалось удержать минимальное преимущество и победить со счетом 0–1. В гостиницу мы возвращались усталые, но счастливые, даже несмотря на то, что после матча нас два часа продержали на минусовой температуре на территории стадиона, чтобы избежать столкновений с хорватами. По этой же причине мы могли уехать только на такси, 15 минут езды на котором обошлось в 50 евро .
Тайнопись судьбы
На следующий день, хорошо выспавшись и ещё погуляв по Загребу, мы вырулили на автобан. Путь лежал на юго-восток, в сторону Сплита . Запомнилось, что при выезде из хорватской столицы температура была -3 градуса, а через три часа, километров за двадцать до побережья , термометр показывал +16!
- Источник:
- автора
По дороге мы долго не могли решить, стоит ли заезжать в Сплит. Изначально мы не планировали там останавливаться, рассчитывая сразу проехать на юг до Дубровника . Но путь по автобану занял значительно меньше времени, чем мы рассчитывали, и, поборов уже поднакопившуюся усталость, мы решили, что хандра пройдет, а впечатления останутся. И, забегая вперед, скажу, что сожалеть о принятом решении не пришлось.
Основная достопримечательность Сплита — дворец императора (Gaius Aurelius Valerius Diocletianus, 245–313). Правда, сначала мы и не поняли, что это дворец. С виду — обычная крепость с типичной средиземноморской застройкой внутри. Когда гуляешь по закоулкам, то и дело сворачиваешь в какие-то галереи и помещения. Поднимаясь по очередной лестнице, я вдруг увидел пожилого мужчину, который за чашкой кофе смотрел телевизор. Оглянувшись по сторонам, я понял, что забрел в квартиру. Дедушка, видимо, привык к гостям подобного рода, смерил меня взглядом, поднял чашку в приветствии и снова уставился в экран.
Нам хватило минут тридцати, чтобы обойти территорию дворца с остановками у колокольни, мавзолея Диоклетиана, являющегося ныне католическим собором, и подземные галереи, которые ныне функционируют как торговые ряды. Зайдя в собор, подумалось, как же причудливо плетет жизнь свои кружева. Диоклетиан был одним из самых яростных борцов с христианством среди всех римских императоров. И вот на месте его гробницы стоит храм Божий, а в его дворце уютно устроились сувенирные лавки, мелкие забегаловки и парикмахерские.
Покинув город, мы ехали уже не по автобану, а по побережью. Все бы хорошо, вот только дорога петляла по горам и была значительно уже. Кроме того, все время шел сильный дождь. Сквозь стену дождя мы видели, что вокруг почти лето. Хвоя сменилась папортниковыми растениями, лиственные деревья окончательно позеленели. В поисках ночлега пересекли границу с Боснией. Дело в том, что побережье Хорватии разделено на две части узкой перемычкой, принадлежащей боснийцам. Заночевать мы решили именно там. Хозяевами оказалась молодая пара , которых здесь целая община. Ещё в начале 1990-х, когда в Боснии шла война всех против всех, ставился вопрос о присоединении этих областей к Хорватии. Однако по (1995) район остался за Боснией в составе мусульмано-хорватской федерации.
Потерявшие родину
На следующий день, миновав Дубровник, мы отправились в Черногорию. До её столицы — — было чуть более 90 км. Бывший Титоград нас чем-то особым не поразил. Возможно, мы что-то пропустили, но единственной достопримечательностью черногорской столицы нам показался ещё не достроенный и частично расписанный храм Воскресения Господня. Внутри хранятся частички мощей сербских святых, а в нижнем храме на настенной росписи можно увидеть семью . Покинув храм, мы решили побродить по городу. Через полчаса блужданий по районам с типовой застройкой, так и не найдя ничего похожего на исторический центр, я решил пропустить пару кружек местного пива, а заодно и расспросить о местоположении городских достопримечательностей. Про памятники и музеи выяснить ничего не удалось, зато, узнав, что я русский, посетители заведения стали наперебой заказывать для меня пиво и . На мои смущенные отказы они не обращали внимания. Чтобы не остаться в долгу, я тоже попросил хозяйку угостить новых знакомых.
Сам собою завязался стандартный мужской разговор про футбол и политику. Отметив победу «Спартака», мы перешли к обсуждению глобальных вопросов. По мнению всех присутствующих, отделение Черногории от Сербии было очередной тщательно спланированной акцией США . Клеймя на чем свет стоит свое правительство, мужчина лет сорока пяти по имени Бранко рассуждал о потерянном крае Косово как о части своей страны. Интересно, что похожую участь он предрекал и южной части Черногории, где проживает значительное число . От общения с этими добродушными людьми у меня осталось грустное впечатление, что после всех этнических и территориальных встрясок они уже сами не знают, в какой стране живут.
Пропустив ещё одну рюмку ракии и закончив обсуждать все основные события ХХ столетия, я вышел из бара. Встретившись у машины, мы единогласно решили двинуть на север, в монастырь .
- Источник:
- автора
Эта обитель была основана в XVII веке епископом Василием. Позже его канонизировали. История монастыря, как и вся история Черногории, представляет собой борьбу за выживание. Неоднократно его штурмовали турки, обстреливали немцы, разоряли коммунисты. Но мощи (Свети Василије Острошки), несмотря на многочисленные перипетии, и по сей день хранятся в одном из храмов монастыря, обладая целительной силой. Св. Василий почитается не только православными, но и католиками , и даже мусульманами, после того как в 1964 году здесь произошло чудесное исцеление мусульманки Фатимы.
Добрая память
Сербскую границу мы пересекли довольно быстро. Скалы потихоньку сменились холмами. Остановившись на заправке, я обратил внимание на речь кассира, которая вроде и была сербской, но с каким-то неясным акцентом. Мы долго не могли понять, в чем дело, а потом по дороге стали одна за другой попадаться мечети. Тут и вспомнились рассказы знакомых сербов про то, что на границе Сербии и Черногории живет большое количество славян, принявших .
Остаток дня мы провели, прощаясь с сербской столицей. Оказалось, что прямо рядом с нашей гостиницей, на соседней улице (Александр Карагеоргиевич, Александар I Карађорђевић, 1888–1934), стоит величественный , построенный незадолго до Второй мировой войны. Позади этого храма находится русская , где покоится прах барона Врангеля. Нельзя не сказать о том, что в 20-е годы прошлого столетия Сербия стала приютом и новой Родиной для десятков тысяч наших соотечественников, бежавших от революции. Пожалуй, ни одна страна мира, куда судьба заносила русских эмигрантов, не оказывала им столь теплый прием. Стараниями югославского короля Александра I русские беженцы получили не только хлеб и кров, но и фактически на равных правах с другими народами страны смогли заново строить свою жизнь. И, реализовав себя на воинской службе, в науке, культуре и строительстве, они дали мощный толчок развитию Югославии, оставив о себе добрую память.
