«Детский Дом»
11 лет назад мы впервые встретили Новый год в избушке на . И так здесь понравилось, что мы повадились ездить туда каждый год.
Ночь в поезде, полтора часа от Питера на электричке. Дальше — 9 км на лыжах. Сначала — долгий-долгий подъем в гору, потом — густой заснеженный лес. Лыжня пересекает поле и снова надолго скрывается в лесу. Ещё одно поле, а в конце — длинный спуск по лесу в долину реки Смородинки. Замерзшие болота вокруг речки, мостик и на крутом склоне — бревенчатая избушка.
История её возникновения вот какая: неподалеку отсюда было зимовье, построенное большой дружной компанией. Приезжали сюда с детьми кататься на лыжах. Потом дети подросли и решили отделиться. Построили себе собственную избу, которая тут же получила прозвище «Детский Дом». А через несколько лет родительское зимовье сгорело, и все стали ездить сюда. Внутри избушки — двухэтажные нары, железная печка и стол. Могут разместиться человек двенадцать.
А ещё в этих краях ставят на зиму чумы. Осенью строят каркас, покрывают полиэтиленом в два–три слоя, внутри ставят печку и всю зиму ездят в чум кататься на лыжах. Весной, как правило, разбирают. Впервые увидев чум, мы так восторгались, что хозяева даже удивились: «Вы что — никогда такого не видели?» — «Нет, не видели, мы вообще из Москвы ». — «А у вас что — такого не строят?» — «У нас такую конструкцию за двое выходных разберут на парники».— «Ну и дикие у вас в Москве люди…».
В избе сухо, но темно — два маленьких окошка пропускают мало света. А в чуме влажно, зато днем светло. И ещё чум замечательно светится ночью, когда в нем горят свечи или керосиновая лампа.
По линии КаУРа
Здесь ощущаешь себя рядом с Историей. Внутри Истории… Для питерцев, для тех, кто часто бывает в этих краях, наверное, все уже стало привычным. Но мы, приезжая из Москвы раз в году (чаще не получается), каждый раз заново окунаемся в прошлое этих мест.
Речка Смородинка раньше называлась Тунгельманйоки, по ней до 1939 года проходила граница СССР и Финляндии . Другой берег Смородинки — бывшая финская земля: недаром мостик через речку носит название «». Неподалеку линия границы образовывала выступ в сторону финской территории, отсюда советские войска 30 ноября 1939 года.
С тех пор в окрестных лесах мало что изменилось. Старая дорога, проходящая недалеко от избы, построена финнами. Несколько лет назад вокруг ещё оставались развалины финских хуторов. В соседнем овраге дот (долговременная огневая точка). В получасе ходу — второй, взорванный. От него остались только искореженные бетонные плиты. Ещё полтора часа — третий, совершенно целый. Здесь проходила советская линия обороны, (КаУР). находилась севернее. Нам показали противотанковые укрепления — каменные надолбы, врытые в землю. Сейчас вокруг них уже вырос лес. На перекрестке двух дорог стоит памятник с надписью: «На этих землях находилось старинное пограничное селение . В память о канувших в деревнях . Историко-краеведческое объединение «», Санкт-Петербург .
Поначалу, когда шли на лыжах по лесу, все время казалось, что из-за деревьев вот-вот выскочат финские лыжники в белых маскхалатах…
Новогодние огни
Для встречи Нового года выбирают пушистую елочку неподалеку от избы, украшают её, а рядом разводят большой костер. Иногда костер разводят возле избы, на костровой площадке, тогда празднество происходит там. С тех пор, как в избу стали приезжать москвичи, костровую площадку со стороны склона обнесли плетнем, чтобы во время новогодних танцев никто случайно не свалился вниз — склон крутой, лететь далеко, а мы здесь считаемся «горячими южанами». Впрочем, такое бывает не всегда.
Однажды нам не повезло с билетами, и мы попали в Питер только во второй половине дня 31 декабря. Заехали за приятелем, да ещё сели у него пить чай… Когда, наконец, вышли из электрички, настроение было уже совсем новогоднее, поэтому каждые двадцать минут останавливались и разливали. До избы удалось добраться только без четверти двенадцать. За оставшиеся 15 минут успели растопить печь, сделать бутерброды с икрой, открыть шампанское и разлить его по кружкам.
Как-то раз мы встречали Новый год в тех же лесах, но в чуме, километрах в пятнадцати от избы. Народу было много, пришли из соседних чумов (изб, палаток, вигвамов), и размах был соответствующий. Там неподалеку даже баня построена; её натопили и пошли париться. Вышли из бани без десяти двенадцать. У большого костра уже вовсю шло новогоднее веселье: непрерывно взлетали ракеты, взрывались фейерверки, петарды, светло было, как днем. И мелькнула мысль, что при взятии линии Маннергейма стоял такой же грохот, вот только было не так весело…
Десять, двадцать, тридцать…
После новогодней ночи все просыпаются поздно. А солнце, выглянув ненадолго, уже садится. Но на лыжах пробежаться хочется. Однажды мы запланировали «подвиг» — кольцевой маршрут километров на двадцать. Лыжню где-то явно предстояло тропить. Когда мы вышли из избы, было ещё светло. Наверх, к полям, поднялись уже при закатном освещении, а когда вышли на поля, низкое солнце заливало все вокруг красным светом, и красота была такая, что дух захватывало… Мы видели такое впервые за несколько лет. Все застыли в восхищении, невозможно было двигаться дальше, пока оставалась пленка в фотоаппарате…
Солнце уже почти село, когда мы ушли с полей. Вышли на лесную дорогу. По ней уже кто-то проехал, и идти было легко. Дорога спустилась вниз, в ущелье, к живописному мостику через речку Волчью. Поднялись наверх. Уже видны были поля, на которые нам надо было сворачивать. Там мы ожидали нетронутую целину. Но только повернули, как увидели бегущих нам навстречу ряженых лыжников — кто был одет Дедом Морозом, кто ведьмой или ещё кем-то, в пестрых юбках, в колпаках. «С Новым годом!» «С Новым годом! — ответили мы, — за лыжню спасибо!». Тропить почти не пришлось, «подвига» не получилось, чему мы были искренне рады.
Окрестные места очень живописны, есть куда сходить и на что посмотреть. Второго января уже можно пробежаться по-настоящему. Маршрут планируется с вечера. Главный энтузиаст сидит над картой: «Вот сюда надо сходить… и сюда… и дойти до этой речки — там очень красиво… а рядом ещё роща есть, вот до нее бы дойти… а вот здесь — знаете, какие места!» В это время лежащие на нарах хладнокровно переводят упомянутые красоты в километры: «Двадцать… тридцать… сорок… пятьдесят… пятьдесят пять… шестьдесят… может, хватит уже?».
Пятьдесят километров за день проходится без особых проблем. Так мы ходили на речку Странницу. В избу вернулись уже в полной темноте; здесь к этому быстро привыкаешь. Лыжню как-то видно — значит идти можно. Главное — по свету увидеть то, что хочется увидеть. А возвращаться назад можно и в темноте.
Один из излюбленных здешних маршрутов — на горное озеро. Идти к нему можно по-разному. Нам нравится лесами выходить на крутой склон, спускаться по нему вниз, на речку, а там до озера уже недалеко. Оно потому и называется горным, что его со всех сторон окружают высокие склоны. Сюда бы горные лыжи! Если снега много, то скорость на спуске набирается — даже страшно! Если снега мало, то легко зацепиться лыжами за кусты и деревца, поэтому спускаемся «серпантином». Заснеженный лед пересекают лыжни — среди высоких сосен над озером стоит чум.
Встречи
С недавних пор в избе завелась гостевая книга. Приезжающие в избу и проходящие мимо оставляют автографы и подробно описывают, когда, куда и откуда шли. Иногда сочиняют целые поэмы. Те, кто случайно наткнулся на избу в сильную непогоду, благодарят хозяев за то, что изба вообще стоит.
Здесь кого только не встретишь! В окрестных лесах водится такая категория людей, которые хотят уйти подальше от цивилизации. Время от времени они оставляют в избе Библию — пусть будет.
Приятно увидеться в избе с земляками или хотя бы обнаружить в гостевой книге их послание, написанное неделю назад.
В одном из окрестных чумов мы два раза встречали Новый год с ребятами из сборной России по . Да и мы сами уже в этих лесах стали местной достопримечательностью…
А в чуме на горном озере мы один раз застали хозяев. Зашли поздороваться, нас посадили пить чай. Хозяйка чума, тетя Эля, очень увлекательно рассказывала альпинистские истории. Постепенно мы сообразили, с кем пьем чай: Элмира Кузнецова была одной из сильнейших альпинисток страны в 70-е годы.
Не в МТС счастье
Однажды мы встретили Новый год в чуме у приятелей, а второго января втроем двинулись в избу, где договорились встретиться с её нынешними хозяевами. Мороз был очень сильный. По дороге слегка заблудились, но потом сориентировались и поняли, что придется тропить по свежему снегу. Спустились вниз к речке, и вдруг увидели лыжню. Обрадованные, мы быстро дошли до избы. Возле нее тогда ещё висел термометр.
«Как ты думаешь, сколько сейчас градусов?» — «Градусов шестнадцать». — «А тебя не удивляет, что ты в пуховке под рюкзаком не вспотел? Тридцать четыре!».
На таком морозе очень хорошо кололись здоровенные чурбаны, которые в нормальную погоду никому и в голову не приходило колоть. Растопили печь, поставили на нее кан с вином. Когда вино уже согрелось, распахнулась дверь. и на пороге появился Саня, которому мы дали прозвище «избяной» за его способность появляться в избе почти сразу после нашего приезда.
«Саня! Ну и нюх у тебя!» — «А мне сказали, что москвичи второго приедут, вот я и пришел». Саня рассказал, что это он проложил лыжню, которая нам так удачно сегодня встретилась. Вечером он уехал в Питер. А мы вовсю топили печь и лежали на верхних нарах, где обычно бывает жарко до невозможности.
Наших питерских приятелей мы так и не дождались. Те, кто все-таки рискнул выехать из города, добрались только до дачи знакомых в нескольких километрах отсюда. А поздно вечером на улице вдруг раздалось дружное «С Новым годом!», и в избу заглянули две подруги. Увидев нас, они удивились. «А вы кто такие?» — «Мы из Москвы. А ваши питерцы так и не доехали!» — «А, тогда мы даже знаем, кто вы!».
За чаем гостьи рассказали, что их чум стоит на Смородинке выше по течению. Спустя полчаса дверь избы снова отворилась, и появилась третья подруга. «Я так и знала, что вы здесь! В чуме никого — побежала сюда! Как страшно было идти от станции! Я только и думала, что никакой бандит в такой мороз из дома не выйдет!». Посидели ещё, и нас стали зазывать в чум. Соблазняли свежеприготовленным тортом, гитарой, а также тем, что в чуме «МТС берет». В половине двенадцатого ночи мы отправились в гости. Мороз под сорок, деревья трещат, лыжня идет вдоль речки, а речка здесь течет в ущелье, и только высоко в небе горят звезды. Сказка!
Потом сидели в чуме, пили чай с тортом. А МТС там не берет, и слава богу — не нужно там этого. За гитару было взялись и тут же отложили — без гитары эмоций хватало, было интересно просто поговорить, пообщаться. А потом ещё пятнадцать минут по лыжне к себе в избу, между заснеженных деревьев, под яркими звездами…
В избе всегда очень остро ощущается, что в сутках только двадцать четыре часа. Хочется и пообщаться, и пробежаться на лыжах по знакомым местам, и спать иногда тоже очень хочется… Старожил избы Костя уехал в Америку, а через несколько лет приехал, чтобы встретить Новый год в избе. Костя увез с собой за океан бутылку водки, но за три с половиной года не нашел, с кем бы её выпить, и привез назад. Тут мы её и распили…
…Вот только новогодние праздники очень быстро проходят. Приходится возвращаться в Москву. Но весь год мы помним, что в дремучих лесах Карельского перешейка высоко над речкой стоит маленькая избушка…
