Когда нисходят боги
Мне не раз приходилось наблюдать тибетскую мистерию цам , в том числе в знаменитом монастыре
Цам (по-тибетски «танец»; «цам» — принятое в России произношение, в Тибете произносят «чам») — это имеющая добуддийское происхождение древняя ритуальная практика в форме карнавального танцевального представления, персонажами которого выступают божества и духи. Войдя в буддийскую культуру, мистерия по сюжетам и персонажам стала буддийской, однако древний механизм ритуала — вселение божества в исполнителя — остался неизменным. Существуют разные виды цама, посвященные различным божествам и духам-хозяевам местности, а также знаменитым буддийским учителям.
Мистерия цам проводится в монастырях, которые в Тибете играют роль центров культуры и образования, как прежде в Бурятии и Монголии . Танцуют в мистерии молодые монахи, обученные стариками-учителями, и, когда требуется, послушники-мальчики. В специальных текстах содержатся сценарии цамов. Некоторые виды цама исполняются открыто, собирая множество зрителей, другие — тайно внутри храмов и при закрытых дверях. В течение нескольких дней перед цамом его исполнители выполняют специальные йогические практики, чтобы в момент сакрального представления божества могли вселиться в них.
Новогодняя мистерия царя мертвых
Новогодний цам в Гумбуме собирает ежегодно большое количество зрителей — триста–четыреста человек. Ритуал проводится в четырнадцатый день первого лунного месяца (в этом году он пришелся на 27 февраля, а Новый год — на 14 февраля по григорианскому летоисчислению ). Действие проходит на просторной площади цаннид-дацана — общеобразовательного буддийского факультета. На почетных местах располагаются
Цам начинается около часа дня. Раздается звон медных литавр и низкое мощное гудение раковин. Маски появляются из-за занавешенного входа храма. На его крыльце располагаются музыканты с литаврами, раковинами и трубами. Другая группа музыкантов с дунченами — громадными трубами — находится на крыше цаннид-дацана.
Новогодний цам длится чуть более полутора часов и состоит из семи действий. Первые шесть из них — подготовительные. В них участвуют различные маски: азары (тибетское искаженное от санскритского ачарья — «учитель») — маски с человеческими лицами, изображающие иностранцев-индийцев; черепа — маски персонажей буддийской мифологии, «хозяев кладбища»; маски оленей и яков; маски мифологических правителей со свитой.
В быстром танце с высокими прыжками и вращениями развеваются ленты, рукава и полы халатов исполнителей. Танцы сопровождаются низким гудением труб и раковин. Ритм задают медные литавры. Лейтмотив новогоднего цама — битва светлых и темных сил. Маски, вооруженные булавами и прямыми тибетскими мечами, разбиваются по парам и изображают поединки, в ходе которых побеждают светлые силы.
В пятом действии азара выносит и ставит посреди площади широкий квадратный ящик с невысокими бортиками, отделанный изображениями черепов. В ящике находится линга — куски цзамбы (жареной муки, смешанной с маслом), зачерненные сажей. Считается, что в линга до начала цама вселяются посредством ритуала все дурные силы и злые духи, иными словами — все негативное, накопленное за прошедший год.
В ожидании кульминационного седьмого действия непосредственные тибетцы грызут жареную фасоль, весело переговариваются между собой и живо реагируют смехом (если танцор ошибся) и восторженными восклицаниями (в случае наиболее удачных прыжков и вращений) на происходящее на площади.
И вот, наконец, заключительное действие. Выходит владыка мертвых
Владыка мертвых изображается с бычьей головой, поскольку в
За Ямараджей шествует его свита. Грохочут литавры, оглушительно ревут трубы и раковины. Все зрители цама зачарованы мистическим действом. Маски оживают — сами боги находятся перед нами на монастырской площади. Наконец повелитель мертвых присаживается перед ящиком с линга на колени. Жезлом, увенчанным изображением черепа, Ямараджа касается линга и как будто разрубает его на несколько частей.
Этим производится ритуальное разрубание-умерщвление (лишение силы) негативной субстанции — кульминационное действие цама Ямараджи. С этого момента все дурное, что накопилось за год
Период между первым и четырнадцатым днем новогоднего месяца считается «трещиной» между мирами — старый год (мир) умер, новый — еще не родился. Владыка мертвых и вся его загробная свита, в том числе и животные, мифологически посвященные Ямарадже, обеспечивают благополучный переход из старого мира (года) в новый.
Таинственный йогин
В 1996 году после завершения новогоднего цама меня ждала удивительная встреча. Я спустился от монастыря в деревню, чтобы сделать необходимые покупки для ритуала, который собирался провести. На улицах было необыкновенно людно, и я с трудом пробирался сквозь шумную толпу, плотно заполнившую все вокруг.
Вдруг впереди я заметил старика, одетого в красную (но не монашескую) одежду — лёгкий распахнутый халат с подобранными полами и небольшую индийскую юбку. Заведя руки за спину, он медленно ступал по каменной мостовой. Старик был бос, в то время как вокруг лежал снег. На спине у него был большой походный узел из такой же красной материи. На голове — красный тюрбан. Я поравнялся с ним и обернулся. Это был не тибетец, не китаец и не монгол, скорее индиец — крупные черты лица, курчавая седая бородка, грудь также в седой поросли.
Ожившая мандала
Восьмого числа третьего лунного месяца по тибетскому календарю (апрель-май по григорианскому) на факультете Калачакры Гумбума проводится Дуйнхор-цам — цам
Всего в Дуйнхор-цаме участвуют семнадцать танцоров в ритуальных одеяниях и группа музыкантов из пяти человек. Руководит ритуалом лоббон (по-тибетски «учитель»). В его роли выступает один из опытных монахов дацана, находящийся в составе исполнителей. Семнадцать танцоров изображают богинь, совершающих жертвоприношения. Все они выступают в ритуальных одеяниях. У лоббона и четырех танцоров платье золотого цвета, еще у четверых — серебряного, у следующей четверки — красного и, наконец, у последних четырех — верхние платья синего цвета.
Эти цвета соответствуют цветовой символике сторон света в
Поверх платья танцоры надевают фигурно вырезанный большой воротник, соответствующий цвету костюма. Платье перетягивается кушаком — красным или желтым. На шею надевается украшение из бус белого цвета, имеющее по обеим сторонам (на груди и на спине) изображение Чой хор («
Поверх платья надевается фартук того же цвета, что и платье. На голову водружается малиновая шерстяная шапка с бахромой, спускающейся на лоб. Шапка имитирует узел волос, собранных на макушке, увенчанный шишкой золотого цвета. Затем вокруг лба укрепляется металлическая корона из пяти лепестков с изображением Будд и буддийских символов.
И, наконец, надевается золотого цвета металлическая маска с широко раскрытым в улыбке ртом и тремя глазами. Третий глаз посреди лба указывает на то, что это — существа, находящиеся за пределами нашего мира (и третий глаз видит то, что скрыто от нас). Поверхность масок сплошь гравирована язычками огня — «огня мудрости». На ногах у танцоров сапоги с загнутыми носками.
Танцоры держат основные атрибуты тантрийского культа. В правой руке у каждого —
В ходе ритуала лоббон также либо возглавляет круговое шествие (иногда спиной вперед), либо танцует в центре храма — тогда остальные шестнадцать участников располагаются по кругу, периодически сходясь по радиусам к учителю, а затем вновь расходясь. Иногда шестнадцать танцоров, окружающие лоббона, располагаются по периметру храма. В центре храма лоббон стоит попеременно то лицом к алтарю, то лицом к входу. Обладающие центральной симметрией радиально-круговые и квадратные композиции, образуемые танцорами, моделируют в ритуале пространство мандалы.
Движений в Дуйнхор-цаме немного. Взмахи руками и ногами, повороты вокруг своей оси, приседания и вставание на одно колено. Еще одна особенность цама Калачакры заключается в том, что музыка во время исполнения его ритуалов весьма непродолжительна, и большую часть времени участники поют
В отличие от новогоднего цама Ямараджи, Дуйнхор-цам носит тайный характер — ритуал проводится без зрителей внутри храма. Однако двери храма при этом не закрыты, а лишь завешены пологом красного цвета. Собравшиеся тибетские паломники, усевшись за порогом храма, приподнимают полог и наблюдают за таинством. Монах, следящий за дисциплиной, смотрит на это снисходительно и опускает полог лишь тогда, когда миряне начинают перевешиваться через порог храма.
Старый и новый Тибет
Современная жизнь тибетских монастырей в своей основе остается по-прежнему традиционной. Однако такие приметы нового времени как, скажем, обилие мобильных телефонов (у редкого монаха в Гумбуме его нет, у большинства же имеется по два-три) или современных автомобилей (у святых-перерожденцев они находятся в собственности, а уважаемых монахов отвозят на джипах к местам йогического созерцания миряне-прихожане) — всего лишь внешние проявления. Внутренний уклад жизни тибетского монастыря по-прежнему остается неизменным, также, как и характер отношений между монашеством и мирянами.
Это в полной мере касается и ритуальной стороны тибетского буддизма, которая своей красочностью и ореолом тайны неизменно продолжает привлекать к себе внимание. Именно через эту яркую внешнюю сторону учения Будды проявляются как его сокровенные смыслы, так и глубинная архаика древнейших пластов человеческой культуры.