Сентябрь 1987

Мы прошли по шумному пестрому базару на окраине Байрам-Али. Дальше высилась осыпавшаяся местами сероватая сырцовая стена.      — Ну как, полезете? — улыбаясь, спрашивает мастер реставрационного участка Мерет Орадурдыев.      Я киваю и карабкаюсь наверх. Негде укрыться от солнца, уже накалившего, несмотря на ранний час, окаменевшую глину. Трудно дышать.

Крыльцо скрипнуло под его ногой...      Как только Сай дошел до этого места в книге, ему вдруг послышался странный звук за дверью. Скрип не скрип, а так, шорох какой-то...

Продолжение. Начало в № 8.

— Главное, чтобы у тебя бурголь не перемок. Залей неполный стакан бурголя водой и жди ровно полчаса. А пока бери острый нож, полкило петрушки, двести граммов листьев свежей мяты. Смотри, чтобы бурых пятнышек по краям листа не было, петрушки и мяты, три-четыре маленьких луковички — запомни, маленьких! — и все это шинкуешь. Мелко режешь восемьсот граммов помидоров. Тут и бурголь готов.

Много в мире палеонтологических музеев, но все они на одно лицо — ряды искусно собранных скелетов давно вымерших животных. Уникальное скопление окаменелостей в китайской провинции Сычуань словно само подсказало принципиально иное решение.

Динозавры? Подарили? Да что они могли подарить, эти безмозглые, по мнению многих, махины? И все-таки благодаря подарку динозавров в природе произошла удивительная и прекрасная перемена...

Прошедшей зимой в Грузию пришла беда. От снежных лавин и наводнений погибло 110 человек. Разрушены тысячи домов, вышли из строя 16 километров железной дороги, 1800 километров автомобильных трасс, сметены опоры ЛЭП-500 через Нахарский перевал. Повреждены тысячи гектаров пахотных земель, плантации чая, цитрусовых и других субтропических культур.

По мнению научного сотрудника Бенинского университета Джорджа Росси, в последние годы морская эрозия побережья Гвинейского залива значительно усилилась из-за непродуманной хозяйственной деятельности. Он считает, что этот процесс стал особенно активным после 1965 года, когда в Гане на реке Вольте была построена мощная плотина...

Кто не знает, что у каждого индейского племени или племенного союза был свой особый язык. Да, «индейского языка» не существует, зато — малоизвестный факт! — стихийная попытка его создания была. На территории современных южных штатов США бытовало наречие, которое можно по праву назвать индейским «эсперанто».

Ладакцы трудолюбивы. Но в этом их трудолюбии был особый оттенок, который мне не сразу удалось определить. Я наблюдала за теми, кто работал на полях, художников, погонщиков, лам. В процессе этого наблюдения искомое определение возникло как-то само собой и обозначалось словом «радость».

Я протянул Кааро руку и моментально ощутил в своей ладони мягкую лапу      — Ну, будь здоров, Кааро,— сказал я, крепко стиснув лапу.      Кааро поднял морду к небу, словно одинокий волк. И затрубил. Но голос его был не холодный и дрожащий, как месяц в ночном небе, а басистый, клокочущий. Мы расставались в центре старого Таллина, над черепичными крышами домов которого разлетались в вечерних сумерках чайки.

Когда молодой новозеландский антрополог Раймонд Ферс в июле 1928 года впервые ступил на берег острова Тикопиа, входящего в группу Санта-Крус (Соломоновы острова), он и не подозревал, что прибыл на место, которое отныне будет навсегда связано с его именем.

Самое удивительное, что я точно помню день и час, когда мне на глаза попалось имя — Бенгт Даниельссон. Это было 30 ноября 1957 года. Тогда у нас в доме появилась удивительная книга. Она изображала бурное зеленое море, желтое небо, парус с нарисованным красным бородатым лицом, пальму и попугая, летящего на переднем плане. Только что вышедшая книга называлась «Путешествие на «Кон-Тики».

У каждого народа есть свои поэтические сказания. Немало их и у народа овамбо, который живет на севере Намибии и юге Анголы. Его язык относится к группе языков банту — на них говорят многие племена и народности Африки. Да и весь уклад жизни скотоводов-овамбо имеет много общего с нравами и обычаями других южноафриканских народов.

Из окна гостиницы «Тримонциум» я каждое утро вижу массивный куб недавно возведенной почты. Перед ним уютная площадь. Лишь один угол ее не покрыт тяжелыми плитами: там чернеет зев древнего города с обломанными зубами мраморных колонн.

Черная стрела Аутописты-дель-норте — Северной автострады,— пронзив пригороды Боготы, вырвалась на простор плоскогорья. Серебристые эвкалиптовые рощи то подступали к самому асфальту, то вновь отбегали к подножию лесистых холмов, грядой тянувшихся неподалеку.

Село Тишково, где я рассчитывал за отпуск вдоволь порыбачить, стоит на одном из многих островов в дельте Волги. Сюда доставила меня из Астрахани быстроходная «Заря». Дальше, к Каспию, ни одной пристани уже нет. Море, по рассказам стариков, начиналось когда-то сразу же за околицей, теперь оно отступило километров на пятьдесят.

В новый район отряд переезжал хмурым туманным днем. Время от времени приходилось вылезать из вездехода и брать азимут: в кабине компас безбожно врал.