Июль 1977

В лавочках Аккры среди многочисленных изделий из дерева, кожи, слоновой кости иногда можно видеть миниатюрные медные, бронзовые или латунные фигурки людей, животных, птиц или просто кусочки металла различной формы с непонятными узорами и рисунками. Торговцы сувенирами мало что знают об этих фигурках и, в лучшем случае, скажут, что называются они голдуэйтсами  и в старину использовались как разновески для золотого песка...

Продолжение. Начало в № 6.

Сначала чаша была бесцветная и неживая, только ближе к краям чуть светилось матовое золото под слоем лака. Алое острие кисти прикоснулось к центру донышка; потянулся, утолщаясь в плавном изгибе, просвечивая трепещущей желтизной, росчерк; сузился до толщины волоска и завершился. Влажные завитки тесно легли на золото — и вот округлилась розетка, рукотворное солнышко не торопясь повернулось и закружилось, вспыхивая карминными лучами. Словно выросли и округлились борта чаши: она приобрела глубину.

Сквозь подернутое морозной пылью стекло самолетного иллюминатора Токийский залив оказывается удивительно похожим на тот, каким его рисуют на географических картах. Это открытие настраивает на радостный лад молодых японистов, впервые прибывающих в страну, о которой они столько думали, слышали и читали...

Могут ли обезьяны начать говорить по-человечески? Индонезийские легенды, например, отвечают на этот вопрос утвердительно и ссылаются на орангутанов, единственных в Азии человекообразных обезьян, обитающих на островах Калимантан и Суматра. Имя этих обезьян образовано из двух слов: «orang» — «человек» и «hutan» — «лесной». А поскольку орангутаны, пусть даже лесные, но все же «люди», они должны уметь говорить, утверждают легенды.

В октябре обычно жители североавстралийского города Кэрнз проводят фестиваль «Веселье на солнце». Туристам хотелось видеть на нем «настоящих аборигенов», и устроители обратились в нашу резервацию с просьбой организовать наш племенной праздник-корробори. Самолет доставил нас в Кэрнз.

Автор «Официального описания Тульского оружейного завода», вышедшего в 1780 году, ничем не погрешил против истины, сказав, что тульские «казенные и общественные изделия во всех частях не уступают самым прославившимся в сем роде иностранным художникам, и каковых и даже подобных до ныне еще от мастеров не выходило».

«Сокровища истории и культуры» — так называется выставка, открывшаяся в мае в Государственном Историческом музее. Впервые музей представил вместе столь значительное и многообразное собрание редчайших документов, отражающих трудовые и боевые подвиги советского народа, бесценные памятники древности, открытые экспедициями музея, бережно сохраненные и восстановленные реставраторами мировые шедевры древнерусской культуры.

Лет сто назад на американском Западе рассказывали про одного пастора из Калифорнии, который приучил звонить перед каждой молитвой гремучую змею, таким образом сократив церковный штат на одну единицу.

Мы летим над долиной реки Бартанг. Хребты, снежные пики, ледники... Вот он, Западный Памир. Пролетаем Барчидив — последний кишлак на пути к Сарезскому озеру. Ущелье становится все уже. Бартанг превращается из голубого в белый. До того большой уклон, что кажется — вода в реке кипит. А вот и знаменитый Усойский завал.

В то лето, лето 1926 года, Алтай заливали дожди. Дороги были размыты, жирная, черная грязь превратила их в предательские болота. Мутная вода заполняла до краев дорожные ухабы. Четыре подводы, натужно скрипя колесами, двигались в направлении села Алтайского. Сумерки сгущались...

Длинные брюки в Меланезии предмет далеко не первой необходимости.  Тем не менее лавочник-китаец в деревне Танна-Тоа раз в несколько лет заказывает сотню пар длинных брюк защитного цвета. Их доставляют вместе с другими товарами, но если консервы, мыло, сахар и тому подобное раскупают постепенно, то партию длинных брюк забирают оптом. На острове Танна длинные брюки защитного цвета — это предмет религиозного обихода...

Холмы, холмы, холмы... То спустишься в низинку, перейдешь мост через ручей, то снова бредешь по лесной дороге. Вверх-вниз, вверх-вниз. За одним из холмов я догнал мужчину и женщину. Они шли, сгибаясь под тяжестью рюкзаков, и с непривычки, видимо, устали.

Нет нужды пересказывать биографию Русанова. Революционер и замечательный ученый, он отличался смелостью идей и широтой замыслов. Многие его планы лишь недавно воплотились или только еще воплощаются в жизнь. Человек, который заслужил благодарную память потомства.

Кеннет приехал на Тасманию на летние каникулы с группой детей с Северной территории  — в своей школе он был одним из самых способных учеников. Его поселили в семье Андервудов в Идит-Тауне, маленьком городке на северо-западе острова. Мистер Андервуд — глава семьи — был членом парламента. Правда, поддержка избирателей в прошлом году оказалась не очень-то крепкой, и это чрезвычайно беспокоило его жену: именно ей принадлежала мысль пригласить в дом мальчика-аборигена.

На следующий день, 8 марта 1975 года, в бухте Куалоа должно было состояться древнее как мир (хотя его столетия не устраивали на Гавайях), а теперь «новорожденное» празднество: предстоял спуск на воду настоящего «ваа каулуа» — двойного океанского каноэ, подобного тем, на которых, по преданию, приплыли на Гавайские острова далекие предки за 3000 миль с острова Таити.

То, каким будет мир завтра, во многом зависит от дня сегодняшнего. И дети видят окружающий мир, дети изображают его яркими рисунками на асфальте, на бумаге, на стене. Паренек, живущий в горах, изображает горы, деревенский мальчик рисует корову и трактор, городской — многолюдную улицу. А девочка из Белфаста нарисовала на стене обыденную сценку: солдаты обыскивают людей, рвутся бомбы. Ведь ребенок изображает то, что ему наиболее знакомо...

На первых порах кажется, что привыкнуть к бешеному ритму Буэнос-Айреса невозможно. На улицах шум, гам, бесконечный поток машин и пешеходов... Однако проходит два-три дня, и уже перестаешь удивляться, что в кафе напротив гостиницы, как и во всех кафе по улице, в четыре часа ночи народу не меньше, чем в четыре часа дня.

Самолет летит на север от Читы. Плывут однообразные сопочки, покрытые щетиной лиственниц, тускло мерцают болота. «Кэвэкетэ» — называют такие места эвенки. Кажется, что не будет конца унылым серо-зеленым холмам Витимского плоскогорья.