Отрывок:
Тяжелые бархатные портьеры выскальзывали из рук, но движения Джума были уверенными и спокойными. Сняв очередное полотно, он неторопливо спускался со стремянки, сворачивал его и снова поднимался.
— Ты очень хорошо работаешь, сынок, — говорила мать.
— Да, у тебя отлично получается, — вторил ей отец.
Он отнес шторы в прачечную и вернулся. В комнате матери он прибирался через день и всякий раз испытывал особенное, благоговейное чувство. Ему очень хотелось угодить ей.
— Мама, не передвинуть ли твою кровать на середину? — участливо спросил он сегодня. — Нехорошо, что она все время стоит на одном месте…
Так и не решившись на перестановку, он пропылесосил ковер, вытер пыль на буфете, вымыл и без того чистое зеркало.
— Сколько тебе уже лет, сынок? — спросила мать.
Джум наморщил лоб, вспоминая.
— Шестьдесят три.
— Какой большой…
Джум благодарно прикоснулся к надписи на небольшой капсуле, лежащей на прикроватной тумбочке:
Лина, 61 год
— Мама, я уже старше тебя…
Он вышел и прикрыл дверь. Комната отца тоже ждет уборки.
Он прибирался весь день. Он знал, что работает хорошо. Ему нравилась эта работа, и дому нравилось, что он так ухаживает за ним. Вот только силы уже не те. Два верхних этажа и четыре нижних стоят заброшенными, а ведь там столько комнат… Он попробовал вспомнить, сколько, и сразу же оставил эту затею. В соседней комнате раздался шорох.
— Ванесса, — негромко позвал Джум. Она была там — быстрая, неуловимая, как тень. — Иди сюда!
Он всегда видел ее только издали, и, сколько помнил себя, желание прикоснуться к ней было нестерпимым. Но Ванесса любила только Хозяина.
Выполнив работу, которую наметил на сегодня, он приготовил на кухне еду и с тарелкой отправился к Лайенсу. Обхватив руками острые колени, брат сидел на полу в углу. При виде Джума он зашевелился, упал на четвереньки и быстро подбежал к решетке.
— Ну, ну, — мягко сказал Джум, просовывая тарелку в узкое отверстие внизу.
Лайенс в мгновение ока впился зубами Джуму в руку. Побежала кровь. Тарелка упала, и вся еда вывалилась на пол. Это больно, но ты потерпишь, сынок…
— Ах, ты… Что ж ты делаешь, Лайенс?
Брат оскалился и закричал, глаза засверкали безумным, больным огнем из-под не мытых свисающих прядей. Подстригать его всегда было большой проблемой.
— Нельзя кричать. — Джум туго перевязал кисть носовым платком, а Лайенс закричал громче, с ненавистью. — Нельзя! — Джум указал пальцем в потолок. — Работа, понимаешь? Я весь день работал, устал. Замолчи, пожалуйста.
Визгливый вопль гулко разнесся по длинному коридору. Тогда Джум прибег к последнему средству:
— Хороший мальчик. Мама любит тебя.
Лайенс рухнул набок и затих, подтянув колени к подбородку. Джум с жалостью смотрел на него. Брат был младше его на десять лет, и они славно ладили, пока с Лайенсом не случилось несчастье.
— Зачем ты вошел в ту дверь, а? Мы бы сейчас с тобой поговорили, как раньше... Помнишь?
На глаза у Лайенса навернулись слезы.
— Мама любит тебя… — Он имитировал интонации Джума, только голос у него был хриплым и низким.
— Да, — устало согласился Джум, — любит.
Зазвякал колокольчик. Джум взглянул на брата и торопливо пошел по вытертой ковровой дорожке, устилающей коридор.
