Отрывок:
9.3.
Квартира ее оказалась неожиданно большой, двухэтажной, с большим угловым балконом. Хорошая квартира, я бы от такой не отказался.
— Квартира не моя, в смысле, не я ее владелица. Университет снимает несколько квартир в домах для приезжих профессоров и докторантов, вот мне одна из них и досталась, пока свою не найду. Да все лень. Пока не гонят.
Теперь стало понятно, почему обстановка показалась мне стандартной, как будто я уже видел такую в каком-то фильме. Не было в ней Инкиной индивидуальности, да и вообще никакой индивидуальности в ней не было.
— Мне почти ничего не удалось из дому вывезти. Помнишь ведь, как евреев тогда на таможне трясли. Да и везти особо было нечего. Все, что оставалось в доме ценного после отъезда родителей в Израиль, я распродала, пока пять лет сидела в отказе без работы. Подрабатывала переводами, рефератами, благодаря этому оставалась в курсе, писала статьи в стол, но здесь они пригодились. Когда на работу брали, их зачли, хотя нигде они не были опубликованы. Но впечатление произвели, вот меня и взяли. А в Израиле... Ты же знаешь, что я сначала в Израиль к родителям подалась. Нет, конечно, откуда тебе знать. Родители там неплохо устроились, а мне по специальности ничего не находилось, так что я разослала свои бумаги в Штаты и в Англию. Из Англии даже не ответили, а здесь целых три университета откликнулись. Вот так я здесь и оказалась. В Колумбийском. Я его «колумбарием» называю про себя, хотя это дурацкий каламбур. Хватит про себя, вернемся к твоей персоне.
Нас разделял низенький журнальный столик, на который Инна поставила бутылку виски, джин, тоник, лед — стандартный американский набор. Она полулежала, прикрыв ноги пледом, на длинном кожаном диване со стальными гнутыми трубками вместо спинки, а я сидел напротив в довольно удобном, хотя и тоже сильно стальном кресле. Вид из окна был так себе — серые высоченные домины, в стенах которых там и сям зигзагами торчали пожарные лестницы, поэтому я перевел взгляд на Инну.
— Значит, я мутант... — начал я.
— Увы, это так. Ты и сам это знаешь. А они это поняли не сразу. Сначала тебя в ту спецклинику поместили, чтоб, если получится, откачать и понаблюдать. Все-таки ты был первым неподготовленным организмом, на который пришелся такой вирусный удар. Откачали и стали наблюдать.
— Это я и сам знаю. Кстати, мне там много раз говорили, что если бы ты мне тогда ту штуку не вколола, я мог бы и не выкарабкаться. Так что спасибо.
— Не за что. Сколько же мне потом пришлось разных докладных и объяснительных писать. Сколько раз всю эту историю в деталях рассказывать. Кто где стоял, да сколько времени прошло с момента укуса до ввода препарата, раз десять меня туда-сюда бегать заставляли и время замеряли, ну и все прочее. А к тебе так и не пустили, хотя я очень просила. А они все отказывали. Я ведь тебя, Стас, тогда несколько раз похоронила. После каждого их отказа хоронила. А потом ты появился. Но уже другой... Так что у тебя там намерили? Какие новые способности? Мне можешь сказать, ведь я и так знаю. Просто проверить хочется.
— Если знаешь, то сама скажи, а я проверю. — Во мне что-то екнуло.
— Необъятная, идеальная, совершенная память. Помнишь каждый день за последние двадцать лет. Можешь восстановить каждый день по минутам. Совершенно точно воспроизвести любой разговор. Потому не делаешь никаких заметок, а по блокноту водишь только для виду, чтоб не заподозрили. Так?
— Так. — Мне стало не по себе, и я хлебнул джину. Тонику бы поменьше, подумал я, и Инна, перегнувшись через столик, долила в стакан джина.
— Уникальные способности к языкам. Ты их впитываешь как бы из воздуха. Европейские современные ты освоил, арабский, китайский и японский тоже. Древнегреческий и иврит в обойме, теперь взялся за санскрит. И все это скрываешь. Так?
— Так, — хрипло ответил я. — Инка, ты что мои мысли читаешь?
— Конечно, — просто ответила она. — Я ведь тоже мутант. До кролика были какие-то смутные обрывки, а после кролика и клиники — ты как открытая книга. Это был настоящий ад. Ты представляешь, что должна чувствовать любящая женщина, которая может читать мысли своего избранника, скажем помягче, не сильно ее жалующего? Я ведь была готова тебе ноги мыть и воду пить. А ты... В тот Новый год в моей квартире я могла... Неважно. Забудь.
Она резко мотнула головой.
— Все-таки бабы дуры. «Забудь». Знаю же, что ты ничего не забываешь, и тут же ляпнула «забудь».
Я пью мало и редко, а потому в голове у меня уже шумело и Инка покачивалась где-то не в фокусе. Мне было нехорошо, то ли от избытка джина, то ли от Инкиных известий.
— Выйди на свежий воздух, полегчает. Постой, куртку накинь, я же помню, как ты легко простуду хватаешь.
9.4.
Воздух и правда помог. Подташнивать перестало, в голове прояснилось, но меня это совсем не радовало. Я изо всех сил старался ни о чем не думать. Значит, и Шеф тоже видел меня насквозь? Он-то почему? И как защититься?
Дверь на балкон растворилась, и Инка потянула меня за рукав.
— Не старайся. И медный таз не поможет.
— Так ты абсолютно все про меня знаешь? И где я, и что, и с кем...
— Ну, не все, но довольно много, чтобы понять, где ты работаешь и зачем ты здесь. И про Лену знаю... И про Светку, так что про них можешь не рассказывать. Все-таки мы довольно долго в ресторане посидели, а мыслей у тебя навалом. И много о ней, самой лучшей. Я ей завидую.
— А зачем же ты в ресторане прикидывалась? Светский разговор вела.
— Ну, неприлично ведь было бы просто сидеть и на тебя пялиться. Потом в разговоре всегда мысли разные возникают, ассоциации, образы... Да я вроде и намекала...
— А ты еще чьи-нибудь мысли можешь читать? И как это вообще, ну, воспринимается...
— Нет, только твои и могу, потому как ты мутант, подобный мне. Очевидно, у нас произошли идентичные мутации. Мы же все-таки в одном месте работали. Общий вирус. Я ведь тоже его как-то подхватила, хотя порция была поменьше. А как ощущаю, не знаю.
— Рассказывай все, что знаешь, — потребовал я.
— Конечно. Кому ж рассказывать, как не тебе. Как здесь выражаются, ночь еще молода, до утра далеко, кое-что рассказать успею. Тем более что заботиться о полноте твоего восприятия и точности дальнейшего воспроизведения не приходится. Доложишь все в лучшем виде, товарищ майор.
