Человек Платона

Отрывок:

— М-дааааа… — с чувством сказал Марк, разглядывая попугая.

Попугай ответил ему презрительным взглядом, в котором смешивалось высокомерие и отвращение. Потом икнул и смачно капнул на пол клетки.

Марк вздохнул и потыкал пальцем между прутьями. Попугай, неторопливо перебирая лапами, просеменил к противоположной стенке и снова смерил Марка взглядом, полным глубочайшего омерзения. Вкупе с внешним видом птицы это смотрелось угнетающе. Мало того что попугай и раньше не отличался особой аккуратностью в оперении и все время выглядел как жертва драки, так еще со вчерашнего дня на его голове начала просматриваться внушительная лысина, напоминавшая тонзуру. С ней у птицы был весьма залихватский вид — как у монаха-забулдыги, случайно затесавшегося на гей-парад или на карнавал в Рио-де-Жанейро.

Марк мысленно выругался и прикусил язык. Родители — строгие католики — учили его не шутить с подобными вещами, но годы, проведенные в тесном мирке космических кораблей, как-то притупили его восприимчивость к религии и заострили здравый цинизм. Но все равно так нельзя.

Попугай поднял лапу и почесал когтем лысину.

— Ээээ… Не надо, — сказал Марк. — Тц-ц-ц-ц…. — он постучал пальцем по прутьям. — Не надо.

Попугай медленно опустил лапу, с осуждением смерил Марка взглядом и отвернулся, дав понять, что больше не желает общаться с этим существом в серой форме и с неухоженной рыжей бородой.

— С Жожо проблемы, — сказал Марк, входя в комнату отдыха.

— С твоим Жожо всегда проблемы, — отозвался бортмеханик Герберт, что-то зашивая. — Все десять лет, что я его знаю, и, думаю, были и все тридцать, что я его еще не знал. И сколько они там живут? Лет сто? Вот-вот… значит, и еще лет шестьдесят будут…

— Не смешно. — Марк сел за стол и щелчком сбил катушку ниток. Бобина покатилась, подпрыгивая и задорно помахивая торчащей ниткой. — Он лысеет. Причем очень сильно.

— Это плохо, — пилот Алекс поймал бобину и пустил ее обратно, к Марку. — Может, чего-то в питании не хватает?

— Да вроде все так же, — Марк толкнул катушку обратно к пилоту. — Как всегда. А лысина здоровенная. Еще вчера не было, а сегодня — во!..

— Так, — Герберт перехватил катушку. — Пусть твой Жожо идет в жожо. Не дай Бог, я у себя хоть единый выпавший волос найду… Я твоему Жожо из его жожо все перья повыдергаю. И тебе в жожо вставлю. Над нами весь ангар смеется. Завели корабельное животное… Вон, у Бека на «Ван дер Граафе» дог Граф, у Райса на «Рагнареке» — гелльский брандт Тор, у Дель Пьетро на «Аль-Аарафе» — ворон Эдгар. А у нас? На «Элегии» — и попугай Жожо!

— Корделия своего питомца предлагала, — пожал плечами Алекс. — Ты ж и против него был.

— Крыса Помпончик? — саркастически переспросил Герберт.

— Хомяк, — уточнил Марк. — Это был хомяк.

— Да хоть морская свинка, — бортмеханик махнул рукой и перекусил нитку. — Грызун Помпончик! Весь вечер на арене! Клоуны прилагаются! Передвижной цирк, а не исследовательский корабль…

— Между прочим, — сообщил Марк, —  раньше шахтеры с собой в шахты брали клетки с канарейками. Птицы чувствовали запах газа и предупреждали людей.

— Дохли, что ли? — переспросил Герберт.

— Не уточнял, — мрачно ответил Марк. — Может, просто волновались.

— Это ты к тому, что твой Жожо может предупредить нас о какой-нибудь опасности? — Герберт коротко хохотнул. — Он заволнуется, только когда у него еда закончится. А мы к тому времени уже давно будет хладными трупиками валяться.