Отрывок:
Беда в Пчелиную Падь на рассвете пришла. Сначала птицы заорали, что на опушке Волчьего Леса живут, в ветвях дубов могучих гнёзда вьют. Птицы, они всегда первыми беду чуют. Потом по всему селению собаки откликнулись. Высыпали люди из домов, спросонья, козырьками руки к глазам прикладывая да от утреннего солнца щурясь. И видят — по полю, копытами коней пшеницу топча беспощадно, три всадника к селению тянут. Один чуть впереди, на гнедом жеребце, главарь по всему, в алый кафтан одет, а лицо всё оспой изрыто. Жёсткое лицо, недоброе, и шрам поперёк левой щеки тянется. Широким ремнём опоясан, и к ремню тому длинный меч в золоченых ножнах приторочен. А двое отстают слегка, конь под одним из них белый, а под другим — вороной. Статью оба всадника главарю уступают, и одеты попроще, и оружие победнее, а выражение на лицах такое же. Нехорошее выражение, и взгляды нехорошие, стылые.
И пошёл шёпот средь людей: послы пожаловали от разбойников лесных, теперь добра не жди, беда в Пчелиную Падь пришла.
Трое конных молча в селение въехали и мимо расступившихся людей по главной улице прямо на центральную площадь. Там с коней соскочили разом, поводья бросили, главарь на землю сплюнул и коротко бросил застывшему в дверях кабака бледному, с трясущимися от страха руками хозяину.
— Пива нам, и быстро. Коней напоить. И скажи всем — пускай сюда собираются, я говорить буду. Да пускай девки молодые, что в селении есть, все как одна придут, дело у нас до них есть.
Забегал Кабатчик, засуетился. Стол, глазом моргнуть не успели, накрыл. Скатерть белую на него бросил и едой-питьём заставил, кланяться не переставая. А через час народ на площади собрался, с семьями пришли, стоят люди, с ноги на ногу переминаются. Молча стоят, не до разговоров сейчас, последний раз разбойники в Пчелиную Падь десять лет назад наведывались. Много тогда народу побили, и Кузнец, отец нынешнего Кузнеца, полёг, и Пасечника старший брат сгинул, и многих других смерть нашла. Но селение отстояли — не дали угнать молодых девок в разбойничьи шатры, не дали дома пожечь и зерно из амбаров вымести. Так и отступились тогда разбойники, треть своих оставив в поле, где с селянами сшиблись. Много их было, должны были одолеть селян, но вот не одолели, не случилось, и на долгие годы в леса ушли раны зализывать. А теперь опять пожаловали и, как обычно, вперёд послов прислали — им, разбойникам, тоже там воевать неохота, где можно миром уладить. Вот только мир у них не такой, как у людей, да и какой он может быть у
разбойников...
— Слушайте меня, люди, — сказал главарь, из корчмы на улицу выйдя и отрыгнув сыто. — Великий атаман передать велел. На добро ваше нет у атамана умысла — живите, как жили, разве что пива пару бочек нам выкатите. А вот девками мы поизносились, нехватка в девках образовалась в шатрах наших. Посему велел атаман с каждого двора по одной девке отдать, а у кого дочерей нет, жену заберём, нам всякие сгодятся. Сроку вам на то неделя. Если же атамана не уважите, просьбу его не выполните — быть Пчелиной Пади в огне. Мужиков всех до единого вырежем, а девок и так угоним. Всё на этом, уйдём мы сейчас, решайте.
— Тому не бывать! — Пасечник, людей расталкивая, из толпы вышел и вперёд подался. — Слышишь меня, ты, рябой, не бывать тому. Так и атаману своему передай.
Зароптали люди на площади, а жена Пасечника за рукав рубахи схватила, назад оттащить хотела. Куда там, крут нравом Пасечник, не одного односельчанина обломал в боях кулачных. Рванул он из-за голенища нож кривой, с которым не расставался никогда, и прыгнул к краснокафтанному. Но не успел того ножом стегануть, секунды ему не хватило. Вывернулся из-под руки главаря один из тех, кто с ним приехал, крутанулся коротко и рукой взмахнул. Сверкнул на солнце меч стальной, свистнул, воздух разрезая, клинок острый, схватился за рассечённую грудь Пасечник, пошатнулся и рухнул навзничь, нож в сторону отлетел.
Завизжали на площади девки, метнулась к Пасечнику жена, на колени перед ним с ходу пала. А разбойники разом верхом оказались, гикнул главарь, вытянул хлыстом коня и на толпу бросил. Шарахнулись люди в стороны, и пронеслись три всадника вдоль по главной улице, только пыли облако поднялось да калитка в плетне от ветра хлопнула.