Фантастика имеет три задачи: кормит своих авторов, обогащает издателей и познает самое себя.
И с удивлением обнаруживает, что становится все более похожа на свою приемную, молочную, крестную мать — старушку из простых, обыкновенную литературу.
Правда, есть и отличия: та не умеет обращаться с оружием и передвигается медлительно — заглядывая в каждое окно, в каждое зеркало. Которые сама же и рисует.
А фантастика обожает скорость и поэтому прибегает к насилию.
Недалек тот день, когда к фантастике станут причислять вообще любое не скучное произведение.
Дескать, фантастична сама занимательность как таковая.
Живущая, конечно же, охотой на человека.
Вначале была охота. От нее отделилась война. Война отразилась в мифе. Миф выродился в сказку. От сказки пошли романы — рыцарский и любовный. Рыцарский — породил Детектив и сестру его Фантастику. (Любовный поразило раздвоение чувств: автор возлюбил самого себя сильней, чем героя.)
Итак, сочиняем опасность, окружаем ею персонажа со всех сторон, и — время пошло!
То есть берем детективный сюжет и погружаем его в метафору. Взбитую до консистенции, близкой к реальности. Добавить по вкусу мелко размолотого аллегорического смысла.
Как можно больше поступков и выстрелов.
И страшных обстоятельств — чтобы их, понятное дело, превозмочь.
Фантастический роман редко кончается гибелью героя. Гораздо чаще — победой воли над представлением. Это вам, знаете ли, не так называемая жизнь. Где как раз наоборот.
И без насилия в фантастике действительно — никуда. Поскольку человек противостоит слишком нечеловеческому.
Но при другом раскладе — когда носителями опасности являются только люди — война миров переходит в заурядную гражданскую, того или иного масштаба.
Фантастика, утратив веру в существование неизвестных моделей интеллекта (а они есть, их только надо выдумать!), погружается в угрюмый полицейский натурализм. Собственно говоря, в деграданс. И сама себя пародирует. Чтобы снова стать самой собой. Самуил Лурье
