Отрывок:
Сегодня
Тяжело захлопнулась дверь, отсекая меня от запахов подъезда. Лязгнула щеколда. Ну, вот я и дома.
Каблуки-шпильки вдавились в мягкий линолеум в коридоре, процокали по плиткам на кухне. Где-то тут Сашка мог заначить сигареты. С него вполне станется запихать смятую пачку между банкой со старой гречкой и коробкой с лавровым листом. Однако у меня есть три начатые упаковки спагетти! Пакет окаменевшей соли. Разорванный конвертик красного перца — а-а-пчхи!
А вот сигарет нет.
Я села на подоконник, отодвинув горшок с потрескавшейся землей («Золотая, ну какая из тебя жена, если в доме даже кактусы дохнут?»). Ну и шут с ними, с сигаретами, я все равно толком не умею курить. Пить, впрочем, тоже, но это уже не от меня лично зависит. Еще я не умею смотреть спортивные передачи, гладить мужские рубашки, мыть посуду сразу после ужина и плавать.
Три месяца назад
Сосновые иглы пружинят под ногами. Мы давно уже выбрались за территорию базы, но Сашку тянет на подвиги: сразиться с медведем, заблудиться в непролазной чаще или прыгнуть со скалы в озеро. Очень так удобно тянет — животных крупнее белки тут давно уже не видели, а в качестве вышки подойдет разве что полузатопленная баржа.
Хвоя сменилась влажным песком, мы вышли на берег.
— Смотри, тут живут, — Сашка ткнул пальцем в небольшой домик на границе леса и пляжа. Щели между ставнями ярко-желто светились; к балюстраде крыльца прислонен велосипед.
— Интересно, кто? — мне, в общем-то, по барабану, но Сашка горит любопытством.
— Ведьма-колдунья. Сходи, попроси приворотное зелье, — толкает он меня в бок.
— Дурак! — обижаюсь я. — Что, без приворота я тебе не нужна?
Сашка довольно ухмыляется. Ему нравится злить меня. Мол, тогда я из бледной немочи превращаюсь в нормальную женщину.
Долго ждать не приходится: из домика выходит девушка в купальнике. Игнорируя нас, вышагивает к воде, покачивая бедрами. Я смотрю на нее с завистью. Нет, это вовсе не фотомодель — смешно завидовать существу другой расы. Просто у этой купальщицы чуть длиннее и стройнее ноги, более плоский и упругий живот. И мне уже двадцать пять, а ей — просто двадцать пять. Я поворачиваюсь к Сашке: он следит за девушкой с интересом.
Насколько хватит ему игры?
Три с половиной месяца назад
Ненавижу некоторые Сашкины привычки.
Он кладет раскрытые книги корешком вверх. Нет, я сама могу раскидать по комнате вещи и сбросить на журнальный столик халат. Но меня раздражают переломленные обложки и загнутые страницы. А Сашке неудобно пользоваться закладками. Лучше бы мы читали разные книги!
Когда Сашка приходит домой — к себе или ко мне, без разницы,— то сразу включает телевизор, устанавливая звук почти на максимум. Не важно — новости так новости, сериал так сериал, пусть хоть реклама. Вот и сейчас голос ведущего какого-то ток-шоу раскатывается по маленькой квартирке. Сашка сидит в кресле и внимательно рассматривает меня:
— О чем ты думаешь?— перекрикивает он телевизор.
Я теряюсь и брякаю:
— О ненависти.
Теперь Сашка в недоумении шевелит пухлыми губами, морщит переносицу. А ведь не соврала нисколечко. Просто размышляла: если мне нравятся мужчины с узкими, твердо очерченными губами, должна ли я ненавидеть парней с толстыми и мягкими?
Вопрос абстрактный, потому что целоваться с Сашкой я не люблю. Любит зверь, сидящий во мне: каждый поцелуй — глоток дыхания.
Полгода назад
Сил больше нет. Зверь внутри меня воет и воет, особенно ночами. Ему пора на охоту, и долго мне его не удержать. Можно пойти к Таньке — она погладит по голове, цинично усмехнется: «Ну что делать, киска, природа берет свое». Я вылезаю из-под одеяла и начиню нарезать круги по комнате. Мне нужно, мне нужно... Знать бы еще, что именно мне нужно!
Иногда это просто пот — достаточно лизнуть шершавым языком вспотевшую от страха ладонь. Но чаще большой черной кошке приходится перекусывать горло загнанному прохожему. Нет, она — я! — вполне бы удовлетворилась и прокушенной веной, всего несколькими каплями, но как уговорить на это человека? Тем более, когда жертва видит зверюгу полтора метра в холке, с огромными желтыми глазами и сахарно-белыми клыками.
Я падаю на ковер, раскидываю руки. Один раз мне повезло: хватило просто запаха, и я всю ночь провела в подъезде, обнюхивая плохо вымытые ступени. А потом зверь внутри меня уснул и целых три месяца не давал о себе знать. Но везет — раз в жизни.
Рот наполняется кровью. Так всегда бывает, когда зубы трансформируются в клыки раньше, чем вся пасть целиком. Я подтягиваю колени к груди и жалобно поскуливаю. Вкус человеческого мяса долго помнится: неделю-две рвет по утрам, и я чищу зубы три раза в день. Но сил больше нет.
