Отрывок:
Шел неслыханный дождь. Все вокруг намокало и гнило, отсырели крючки на ботинках, патроны и даже ремни кобуры. Рядовой Дюнуа тоже мок в покосившейся будке. Он пытался курить, но ломал уже пятую спичку, и табак просыпался в густые, пшеничного цвета усы. Гром звучал в облаках, пробуждая мечты о прекрасном — круглобокой бутылке бордо, круглощекой задастой бретонке, круглом блюде, наполненном жареным мясом под соусом с зернышками гранатов, керамическом желтом блюде с лохматой и сочной зеленью по краям, теплом море, по которому сладко плыть на спине, подставляя солнцу зажмуренные глаза…
— Рядовой, это штаб?
Рядовой Дюнуа клюнул носом стекло и проснулся. За стеклом мокла девушка в сером.
— Ты заснул на посту? Это дурно. Я должна говорить с генералом.
Рядовой Дюнуа помотал головой и потер кулаками глаза — сон вцепился в виски и никак не желал уходить. Во втором часу ночи, в забытой богом провинции, не жена и не проститутка. Просто девушка в сером плаще, с мокрой стрижкой, широкоплечая, сильной лепки лицо, взгляд спокойный и светлый, как будто горит свеча.
— Вы простите, мадмуазель, не положено. Да и ночь на дворе. Подходите с утра в штаб округа…
— Я должна говорить с генералом.
…Вот упрямая… Или беда стряслась? Может, брат запропал или жених не пишет?
— А что за дело у вас к генералу, мадмуазель, чтобы ночью его будить? Несчастье? Опасность? Весть?
— Да. Весть. Грядет большая война. Скоро. Завтра. Я пришла спасти Францию.
…Сумасшедшая? Перебежчица? Может, шпионка? Городок пограничный, всякое приключалось. Доложить генералу — мало ли…
Рядовой Дюнуа тряханул за плечо сладко спящего Жиля и дождался, пока тот проморгается — чистый мавр спозаранку.
— Постереги, я живо. Как о вас доложить, мадмуазель?
— Я Виргиния. Виржин Д’Орлеан.
…В кабинете у генерала теплился свет. Вкусно пахло кофе и коньяком. На овальном столе ворохом были навалены карты, валялись раскрытые книги. Его бессонное превосходительство, окружной генерал сидел в кресле, туфлями к камину, и курил, портя пеплом дубовый паркет. Он тревожился — был звонок из Парижа. Боши снова тянули танки к границе.
Рядовой Дюнуа постучался в открытую дверь.
— Разрешите доложить, ваше…
— Без церемоний. Что там?
— Девушка, мой генерал. Пришла девушка, промокла насквозь, вся взволнованная, глаза горят, говорит, что должна генерала видеть.
— Интересно. И что, хороша?
— Не из этих. Глядит, как монашка. Похожа на перебежчицу, говорит дело важное.
— Что ж, впусти. Только… постой за дверью на всякий случай. Как ее имя, ты говорил?
— Виржин Д’Орлеан, мой генерал. Иду!
Генерал ухмыльнулся в усы. В перебежчиков он не верил, по крайней мере при таких обстоятельствах. Скорей всего девушке что-то требовалось — замолвить словечко там, заступиться за милого или отпуск просить для свадьбы. В сентябре за одним сержантом собрались сразу две невесты — явились, а у обеих животы выше носа… Червячок беспокойства шевелился под ребрами, но тревога была привычной, как боль в печени… Генерал двинул створки окна, с силой выбросил в сад окурок и закурил снова — коктейль из дыма виргинского табака и мокрого южного воздуха был восхитителен. …Уснуть и видеть сны.... Когда генерал обернулся, девушка уже была в комнате.
Она стояла, протянув руки к огню, некрасивая, бледная, чересчур грубо сложенная для такой молодой особы. И поза ее раздражала — уверенная, упорная, с расставленными ногами и задранным вверх крестьянским тяжелым носом. Генерал удивился себе — что не так? И предложил чуть небрежней, чем следовало:
— Садитесь, мадмуазель. Чашку кофе? Печенье? Пунш? Может быть, переменить одежду — вы промокли насквозь, бедняжка.
— Благодарю, генерал. У меня нет времени.
…Удивительный голос — глубокий, как органный аккорд… А речь резкая, твердая.
— Что ж, давайте говорить о делах, мадмуазель. Вы позволите?
Девушка молча кивнула. Генерал вернулся в любимое кресло.
— Итак, я вас слушаю.
— Скоро будет война.
— Я знаю. Все знают, дитя мое. Гитлеру не дает покоя галльский петух, и который год фюрер грозится выщипать ему перья.
— Война будет завтра. Может быть, послезавтра. Не позже.
— Что?!!!
Генерал привстал с кресла. Девушка подошла к настенной карте Европы.
— Вот здесь и здесь — готовы к взлету железные птицы. Через эти участки границы пойдут ландскнехты. Здесь ударят осадные башни, стреляющие огнем — и пробьют, потому что бастионов не хватит. Отступление станет паническим — дождь размыл все дороги, пехота завязнет. Ваши птицы не успеют взлететь. Через трое суток властелин Рейха возьмет Париж…
