Отрывок:
Без меня в доме завелся непарный носкоед. Муж по утрам никак не может найти носки.
— Возьми вон тот в углу и этот на стуле, — говорю я. — У них хотя бы дырки симметричные.
— Я опаздываю, — сердится он, — лучше бы помогла.
Я улыбаюсь и развожу руками.
— Поищи в комоде поглубже. Может, еще те остались, которые я…
— Больше месяца прошло, Стаска, — грустно говорит он. — Какое там…
Но все-таки поискал, все-таки нашел.
— Я еще полезна, видишь.
— Стаска, родная. Пойду уже, — он прыгает на одной ноге в прихожую, надевая носок, я иду за ним. Мальчишка мальчишкой. — Ты только не уходи без меня, ладно?
— Я родителей сегодня навещу.
— Иди. Только не уходи совсем. Я люблю тебя.
Улыбаюсь.
— Что-то ты часто повторять это стал. Не уйду.
— Не уходи. Я буду о тебе думать. Ну, давай, закрывайся.
— Эй-эй!
— Извини. — Хлопнул себя по лбу. — Да, я сам закроюсь.
Ушел. Родной мой.
Днем мама сказала то же:
— Ты только не уходи.
— Не уйду, — смеюсь я. — Заладили!..
Мама смотрит мне в лицо:
— Какая ты красивая у меня! Только бледная.
— Ну, загорелой я уже не буду, мам. — Я тянусь к кружке, промахиваюсь, снова смеюсь. — Ох уж эта привычка чаевничать! Неискоренимо. Мама, ты мне, что ли, пирог отрезаешь? Мне не надо. Я на диете.
Смутилась.
— Трудно привыкнуть.
— Ну, все хорошо. Зато ничего не болит больше.
— Счастливая! А Лиска вчера опять мучалась гастритом. — Помолчала. — Ты только не уходи, — просит она снова. — Мы любим тебя.
Я только улыбаюсь. Глупые мои. Чего же вы так боитесь? Куда я уйду? Что бы ни говорили ученые, о чем бы ни рассуждали философы в своих премудрых книжках о памяти, смерти, сущности любви — не уйду, не уйду, не бойтесь. Я ведь тоже люблю вас.
— Пока любите, никуда не уйду, — говорю я тихо. — Не бойся, мам. Лучше скажи, как непарного носкоеда извести? Совсем распоясался в доме моего одинокого мужчины.
Небо вечером прозрачно-синее, город полон ярких быстрых огней, желтые фонари, сияют витрины, летят фары, дрожат и меняют цвет вывески, вспыхивают, гаснут окна. Жаль, что я не чувствую запахов: сейчас весна, сладко пахнут почки, а в булочной за поворотом печется хлеб. Никакой логики в том, что я вижу и слышу, как прежде, а осязать и обонять не могу.
Но как же зато хорошо, когда ничего не болит!..
Ваца, наверное, уже дома, переживает, что меня нет. Раньше он не переживал, когда я не возвращалась допоздна: нет так нет, самостоятельная девочка. А теперь боится. Все они боятся, что я уйду и уже не вернусь.
Я говорю ему: если верить статистике, я должна была уйти через две недели после возвращения. Но по той же статистике женщинам полагается любить слезливые сериалы, а мой отец должен был умереть десять лет назад от сердечной недостаточности. Я умерла в марте, вернулась через девять дней, сейчас конец апреля. Уже выбиваюсь. Нет этой статистики, лженаука, не надо дрожать перед ней, говорю я. В Книге Книг написано, что мертвые будут с живыми, пока те любят их, — и точка, остальное забудь.
Он отвечает: я однажды тебя потерял, Стаска. Страшно потерять снова. Почему-то, когда теряешь, начинаешь ценить куда больше прежнего. Я ведь даже не знал, вернешься ли ты: не всегда возвращаются, не все. В Интернете столько пишут про это… и как теряют снова.
Не читай в Интернете. Не слушай ученых. Забудь обо всем. Я здесь. Я твоя статистика. Не уйду, пока ты любишь меня.
Я прохожу мимо булочной, где выпекают хлеб, и вспоминаю запах горячего хлеба. Запах утренних кофеен. Запах фонтана летним днем на площади и запах сахарной ваты, запах пота, дождя, ржавого железа, запах…
Ускоряю шаг. Город мчит, льется, танцует, горит вокруг; я возвращаюсь к Ваце.
