Наука немыслима без специальных слов. Но слова меняют картину реальности. О терминах рассуждает Александр Сергеев.
«Вначале было слово...» А потом смысл этой фразы обсуждали и интерпретировали тысячи герменевтов. Так что мы не сильно усугубим положение, затеяв разговор о словах, которые часто плохо понимаем, — о научных терминах. Вот, к примеру, «термин» — это ведь тоже термин, то есть слово с особо четко определенным значением в строго определенной области (в данном случае в языкознании). Иными словами, термин должен иметь четкие пределы — по смыслу и сфере применения. Не случайно слово это происходит от латинского terminus — предел, граница. Так что выражение «определимся с терминами» следует считать тавтологией, вроде «потенциальной возможности».
У древних римлян Термином звали бога границ, под покровительством которого находились священные пограничные столбы — термы (не путать с банями). Сейчас это значение термина почти забыто, а разграничительный смысл слова «терм» знаком изучавшим программирование, математику и логику: так называют часть формулы, которую можно взять в скобки или заменить буквенным обозначением. И, кстати, терминалы — компьютерные и транспортные — тоже состоят в родстве с Термином.
Границы и пределы лежат в самой основе нашего существования. В христианской Библии Слово-Бог начинает творение с разделения сущностей — неба и земли, света и тьмы: кладет им пределы и закрепляет их названиями — первыми терминами. Но вскоре божество делегировало терминологические заботы человеку: «как наречет человек душу живую, так и было имя ей». Во многих культурах акт именования нес сакральный смысл и воспринимался как рождение, если не сотворение именуемого. Объект, конечно, не возникает из небытия при наречении, но лишь тогда он в нашем восприятии обособляется («опредéливается», «выграничивается») из аморфного окружающего мира.
Полвека назад Хью Эверетт понял, что Вселенную можно рассматривать как одну невероятно сложную волновую функцию, меняющуюся во времени согласно квантовым уравнениям. Охватить эту функцию мыслью под силу разве что сверхчеловеку. Мы же воспринимаем ее упрощенно, раскладывая на составляющие, которые отождествляем с элементарными частицами. Но самое удивительное, что разложение это можно осуществить бесконечным множеством способов, получив бесконечное число миров. Не так ли мы анализируем целостный мир, разбивая его терминами на доступные осознанию части? Причем каждый делает это немного по-своему. Поэтому те, кто склонен трактовать книгу Бытия аллегорически (а иные трактовки плохо уживаются с наукой), зачастую видят в ней не столько сотворение мира, сколько картину зарождения сознания. Прежде чем поручить человеку занятия терминологией, библейский Бог положил ему еще один предел: не вкушать от древа добра и зла. Предел, правда, не фундаментальный, вроде скорости света, а условный: нарушишь — «смертью умрешь». Это и есть тот самый предел, который придает зловещий смысл имени Терминатора, посланного прекратить, то есть «терминировать», жизнь Сары Коннор, а с ней и всего человечества. Кстати, до выхода фильма слово «терминатор» было лишь скромным научно-техническим термином, означающим в астрономии линию границы дня и ночи (надо полагать, проведенную в первый день творения), в сетевых технологиях — резистор на конце коаксиального кабеля, а в генетике — особый код, означающий конец гена на ДНК. Смертельные же значения были только у «терминальной» стадии заболевания и циничного эвфемизма «экстерминация», которым нацисты называли геноцид евреев — по аналогии с истреблением крыс и тараканов.
Вот так из одного латинского корня вырастает огромный куст понятий. Неудивительно, что при таком разнообразии смысловые оттенки у терминов постоянно плывут. Отсюда и вечные «споры о терминах». Многие считают их бесполезными, хотя, будучи сродни территориальным спорам между государствами, они едва ли не самые важные в науке, ведь пересмотр терминов отражает изменение картины реальности, каковой она представляется нашему взгляду.
