В Центре фотографии имени братьев Люмьер этим летом можно стать свидетелем, пожалуй, одного из самых знаковых фотографических событий Москвы. В июне здесь открылась масштабная и, по признанию многих уже посетивших ее зрителей, неоднозначная фотовыставка «(Не)возможно увидеть: Северная Корея». Организаторам впервые в России удалось настолько грандиозно и нетривиально показать одно из самых закрытых государств в мире. Это взгляд лучших фотографов современности. В прямом смысле — точка зрения восемнадцати авторов, среди которых советские мастера, работавшие в КНДР до распада СССР и те, кто приехал с фотокамерой уже в нынешнюю Северную Корею из Нидерландов, Франции, Великобритании, Китая и Словении. Среди работ, показанных на выставке, — серия, созданная молодой голландской художницей Элис Велингой. В интервью «Вокруг света» она рассказала о своей необычной технике работы, собственных страхах, предубеждениях и о том, какая же на самом деле эта — для большинства таинственная — Северная Корея.
Элис Велинга
— Тема вашего проекта — «Соотношение правдивой реальности и пропаганды в Северной Корее». От каких стереотипов, предрассудков и, возможно, заблуждений вам пришлось отказаться, изучая тот вопрос?
— До того как я начала работу над этим проектом, мои познания о Северной Корее были весьма ограниченны — и с точки зрения количества информации, и с точки зрения ее качества. В основном это были документальные фильмы, просто фильмы, официальные фотоиздания. Исследовав эти материалы, я решила, что в какой-то степени понимаю Северную Корею, у меня даже сформировался некий образ этой страны. Однако, уже находясь там, я обнаружила, что многие фотографии изображали, а фильмы показывали только то, что хотели показать и изобразить их авторы.
Главным моим заблуждением было неверие, что увиденная мной страна — это и есть Северная Корея. Я полагала, что столкнулась с пропагандой. Но это действительно была настоящая Северная Корея, вот в чем ирония. И мне пришлось преодолеть свою уверенность о том, что все, что я слышала и видела о Северной Корее ранее, — неправда. Во время моего путешествия и работы над проектом в течение двух лет, я общалась с жителями, экспертами, эмигрантами и обнаружила: то, что нам преподносится, совсем не подделка. Но это и не полная картина, лишь ее часть.
Настоящая Северная Корея, реальная, оказывается, гораздо более многогранна. Как и в других странах, в КНДР есть разные уровни, разные измерения жизни. Например, жизнь в Москве отличается от жизни в небольшом городе, не правда ли? Для меня самым сложным было отказаться от желания увидеть, что скрывается за пропагандой. Однако, побывав там и погрузившись надолго в новый для меня мир, поняла, что пропаганда в нем — не фасад, а идеалистическая версия жизни, их настоящей жизни.
— То есть невозможно представить Северную Корею без пропаганды?
— Мне кажется, это то же самое, что попытаться представить нашу жизнь без рекламы, телевидения, СМИ, Интернета... Ведь они уже не просто какие-то отдельные сферы жизни — все они активно создают, формируют общество, реальность вокруг нас. И делают это постоянно, а не только когда мы к ним обращаемся.
— А как пропаганда влияет на культурную жизнь страны, искусства в Северной Корее? Не ограничивает ли это свободу творчества?
— Об этом я могу судить лишь с позиции стороннего наблюдателя. Но точно могу сказать, что те художники Северной Кореи, с которыми я познакомилась, работают от души. Они отдаются процессу творчества со всей страстью, полностью. Глядя на их работы, видишь в них, насколько сильно, даже самозабвенно, художник был эмоционально вовлечен в работу. Так не получится, если работу сделали по указке. Знаете, когда художники, неважно из какой страны, встречаются, они сразу же начинают спрашивать друг друга: «А как ты это сделал?» Здесь было то же самое.
Северная Корея — страна с тоталитарным режимом, где лидер стоит в центре разворачивающейся общественной жизни. Однако я уверена, что это не повод сомневаться в искренности художника. Ведь он верит в то, что делает. Конечно, нередко идеология влияет на тему произведения, даже определяет ее, но разве то же самое нельзя сказать о художниках эпохи Возрождения, средневековых авторах? Ведь мотивы в живописи в то время были сугубо библейские. Но разве это делает менее правдивой Мадонну Леонардо да Винчи? То, что изображается, — это еще не все, не менее важно то, как это изображено. Легко сказать: если это связано с идеологией или пропагандой, то это неправда. Но ведь это не так. В Северной Корее есть также множество художников, которые стоят в стороне от идеологии: создают пейзажи, пишут натюрморты. Как и везде.
— Вы позиционируете себя скорее как художник, нежели фотограф. Почему?
— Я училась в художественной академии, но на факультете фотографии. После окончания учебы и работы фотографом для журналов по нескольким документальным проектам я поняла, что не удовлетворена результатом. В рамках фотографии я не могла рассказать свою историю, так как видела ее. В какой-то момент я поняла, что не хочу быть фотожурналистом. Меня больше восхищали картины Ильи Репина, нежели работы знаменитых фотографов. Я поступила в Международный центр фотографии (ICP) в Нью-Йорке, чтобы изучать там программы для работы с фотографией. Со временем нашла для себя способ выражать то, что чувствую, и рассказывать свою историю. Я называю себя художником, хоть я использую не краски, а камеру и графические редакторы. Это важно, поскольку именно это определяет мою реальность, направленность моего творчества. Техника может быть разной, но художник всегда вкладывает в свою работу частицу себя, свой разум, свои чувства. И зритель, смотрящий на картину, всегда ощущает этот вклад, это трогает его.
— Как вы верно заметили, Северная Корея — страна с тоталитарным режимом, Россия — постсоветская страна. Заметили ли бы какие-либо сходства в культуре и жизни этих двух стран?
— Да, история у них похожа, однако я не историк. (Сме е тся.) Могу сказать, что реакция американцев на мои работы отличалась от реакции русской публики. В России мне говорили, что увиденное на выставке в Центре фотографии им. братьев Люмьер — совсем непривычно. На вернисаже зрители признавались, что благодаря и моим работам вдруг осознали, как же они на самом деле мало знают о Северной Корее и насколько сильно их мнение основывается на том образе, что преподносят СМИ. Для меня это был комплимент.
Северная Корея слишком интересная страна, чтобы воспринимать ее однобоко, она, как и другие страны, заслуживает того, чтобы ее каждый раз открывали заново, а видели не только политический режим и историю. Там ведь живут 25 миллионов человек! И в этом смысле, на мой взгляд, групповой формат выставки, который избрали организаторы центра, — отличный способ показать, как разнятся наши версии, наши восприятия одной и той же страны.
Говоря о сходстве. Я вижу сходство в архитектурных пропорциях. Не могу судить с архитектурной точки зрения, но в Северной Корее, стоя перед огромными массивными, основательными зданиями, я чувствовала себя очень маленькой. Во время Корейской войны Пхеньян был почти полностью разрушен и после восстановлен. Насколько я знаю, архитекторы при создании плана застройки были вдохновлены московской архитектурой советского времени.
Для меня Пхеньян — очень интересный город, и особенно с архитектурной точки зрения: в нем есть его собственная красота, сам каркас города геометрически идеально выровнен, везде прослеживаются ровные оси. Если ты стоишь в одном месте, то всегда видишь четкие уровни, линии. Готова поклясться, что каждый камень, использовавшийся при постройке зданий, имеет определенный смысл.
— А что, если бы Северная Корея вдруг стала свободной для въезда, открытой для туризма? Как вы думаете, что бы изменилось?
— Думаю, это была бы совершенно другая страна. Важной частью жизни в Северной Корее и самосознания ее граждан является как раз то, что это закрытое общество. Это часть их обаяния, немаловажная причина, почему туристы так стремятся туда попасть. Все равно что сорвать запретный плод. Не могу предсказать, как бы было, стань страна вдруг открытой, но мне кажется, что обаяние бы ушло...
— А что вас там больше всего поразило?
— Благодаря документальным фильмам у меня создалось впечатление, что к северным корейцам так просто не подступишься — они ну совсем другие. Так и случилось, когда я приехала туда. Но уже через неделю проблемы с контактом исчезли. А это значит, что произошло что-то со мной, изменилась моя манера общения, восприятия, поведения, реакции. Сейчас я могу сказать, что понимаю их больше. Позвольте, я поясню, как это произошло на примере с Москвой.
Во время моего первого приезда сюда я была удивлена тем, как закрыты и недружелюбны здесь люди. Возможно, даже больше, чем в Северной Корее, потому что я была моложе, и это было мое первое впечатление. Я была в Москве всего два дня, у меня не было времени узнать страну и жителей. И, конечно же, приехав домой, я сказала, что русские люди и впрямь очень необщительные. Во второй раз я приехала в гости к брату, он тогда жил здесь в русской семье. И, оказавшись внутри этой среды, я снова удивилась: какие русские люди, оказывается, открытие и дружелюбные, насколько тепло они относятся к нам. Чувствуете, к чему я клоню? Если вы были три дня в Корее — например, не обязательно в Пхеньяне, но ограничились бы только тремя днями, — то город, скорее всего, и впрямь показался бы вам чужим, а люди неприветливыми и закрытыми. И так всегда. В Нидерландах, например, люди гораздо более приветливы и добры в солнечную погоду, а когда льет дождь, мир нам кажется чуть менее приятным...
— ...особенно если ты не выспался, всюду опоздал, не успел пообедать...
— Да, именно! Наше мнение о чем-либо или о ком-либо в большей степени говорит нам о нашем видении, чем о предмете как таковом.
— Выходит, на парах по философии все-таки говорили правду... А случались все же трудности во время вашего пребывания в Северной Корее или же все было гладко и безоблачно?
— Северная Корея — тоталитарное общество, где все находится под контролем государства. И пребывать в этой стране — значит чувствовать контроль и на себе. И мне было интересно работать с самим этим ощущением, понимать, что я нахожусь под контролем, — ведь это тоже часть их культуры, которую следует испытать, понять. К любому, кто приедет в Северную Корею, приставят гида, но важно понять, что это не только тот человек, что ограничивает тебя, но и тот, кто помогает тебе адаптироваться в незнакомых для тебя условиях. Такой подход — совсем не плох. Мой гид очень корректно терпеливо объясняла мне, что принято. Она была очень милой. Я говорила ей, что мне кажется интересным, что я хотела бы снять, и она воспринимала это с уважением.
Контроль иногда нужен. Возможно, как раз из-за контроля в Северной Корее очень безопасно. Знаете, мне довелось побывать в Пакистане, это в корне другая страна, и здесь такого неусыпного контроля государства нет. За плечами у меня был только рюкзак, и каждую минуту меня могли пристрелить, но даже в этом случае я не уверена, что кто-то помог бы мне, я не могла бы так запросто постучать в незнакомую дверь. Там так не принято.
В человеческом общении неважно, в какой стране это происходит, — важно наладить хорошую коммуникацию, установить добрые отношения. Приезжая в Северную Корею, необходимо понимать, что придется следовать определенным правилам, поскольку они — часть местной культуры. Некоторые пытаются протестовать против этого. У меня так было опять же с Пакистаном. Мне было нелегко принять те правила, что заведены у них, ведь у них женщина не может показываться на улице без платка или в короткой футболке. И все же, я думаю, если тебе не нравятся устои какого-либо общества, то зачем же тогда туда ехать. В Северной Корее, например, принято говорить о чем-то метафорично, не отказывать прямо, как и в Японии, Китае. И неправильным будет обвинять, уличать их во лжи, потому что они не лгут, — это просто фигура речи.
— На чем основывался ваш выбор картин для выставки в Центре фотографии им. братьев Люмьер?
— Возможно, это прозвучит странно, но в Центре фотографии — самые романтичные мои работы. ( С ме е тся.) По правде говоря, на картине «Не отступая» реальность противопоставляется пропаганде, как это делается в большинстве западных СМИ. На двух других картинах пропаганда и реальность переплетаются, одно перетекает в другое. Поэтому, кстати, какие-то части картин кажутся нарисованными, а какие-то очень реалистичны, как фотографии. Но если вы посмотрите внимательно, вы заметите, что не всегда это то, что мы привыкли видеть. Например, меня как-то спросили: «А как называется река, изображенная на картине «Не отступая»? Видите ли, такой реки не существует — я создала ее из мельчайших частиц множества фотографий неба, людей, платьев, ручейков. Это лишь мое видение, воображение, но в то же время это кусочки той реальности, что я видела, реальности Северной Кореи.
— Что изменилось в вас после знакомства с настоящей Северной Кореей? Уступили ли предрассудки место «пострассудкам»?
— Наверное, я поняла, что если ты оцениваешь другого, то не менее важно научиться критически смотреть и на себя. Может быть, это не слишком великое открытие, но главным моим «пострассудком» стало понимание того, как важно уметь смотреть непредвзято. В Северной Корее я прочувствовала это в полной мере.
Беседовала Полина Горбачева
