Охотники за миллигалами
Десять лет прошло с тех пор, как в белорусском Полесье появились новые нефтепромыслы. В прошлом году они дали более 8 миллионов тонн «черного золота», добытого из недр республики. Здесь, в Белоруссии, продолжаются настойчивые поиски новых нефтеносных участков.
В кабинете начальника Минской геофизической экспедиции геофизики и геологи собирались на совещание. Я рассматривал огромную, в полстены, тектоническую карту Советского Союза. На ней разными цветами были выделены платформы, щиты, разломы, синклинали. Нашел Белоруссию. Полесье. Всего два оттенка. Если все так просто, почему же о полесской нефти стало известно сравнительно недавно? Почему геологи не смогли открыть ее раньше?
Я задал этот вопрос начальнику одной из полевых партий, Михаилу Владимировичу Прозоровскому.
— Геологическая ситуация в Полесье проста лишь на первый взгляд, — сказал он. — Представьте себе, что вы разбили толстое стекло на осколки разной формы, а затем еще и прошлись по нему в тяжелых болотных сапогах — один кусок остался глубоко в земле, другой приподнялся слегка, третий стал ребром. Примерно так же расположились здесь и «куски» пластов. Нефть устремляется по трещинам вверх, ее удерживают целые пласты, а разломы служат как бы ловушками, местами скоплений. Угодить именно в такую ловушку — дело сложное. К тому же бурение стоит дорого, да и полесская нефть залегает на глубине до трех километров. Поэтому мы, геофизики, сначала изучаем геологические структуры и потом даем свои прогнозы геологам-буровикам. А из геофизиков первыми идут гравики...
Михаил Владимирович вытащил из-за стола серебристый цилиндр полметра высотой, похожий на сосуд термоса. Это был гравиметр. Его блестящая, радужная оболочка содержала сложнейшие устройства, которые измеряли разницу силы земного притяжения в различных точках земной поверхности. Чтобы дать мне представление о диапазоне этих изменений, Прозоровский написал на листе бумаги большой нуль, поставил после него жирную запятую, после которой еще много нулей, целую вереницу, а потом уже цифру, имеющую значение, отличное от нуля. Я тут же проникся уважением к прибору, который способен улавливать столь крохотные величины. Назывались они «миллигалы».
— Если составить гравиметрическую карту какого-нибудь района, то по изменению силы земного притяжения можно судить о залегании различных глубинных пластов, можно нащупать разломы, аномалии, — пояснил Прозоровский. — Да вы поезжайте в одну из партий, посмотрите, как мы работаем...
База полевого отряда помещалась в сельской школе. Утром, пока геофизики и топографы завтракали, из бывшей учительской — школа недавно переехала в новое здание — раздавался голос начальника отряда Добрынца. Он звонил в районный центр, где базировались вертолеты.
— Прогноз, какой прогноз? Летная?!
Добрынец был поджарый, напористый человек, подвижный, как боксер. Он словно прятал в себе тугую пружину, которая непременно должна была раскрутиться. Вот и сейчас, слушая из коридора его разговор по телефону, можно было подумать, что он требует летную погоду, а ему не соглашаются ее выдать.
Стоял декабрь. Геофизики своим сезоном считают зиму. Болота промерзают и становятся проходимыми. Но в этом году декабрь то моросил дождем, то слепил мокрым снегом. А осень «подарила» наводнение. Вода еще не везде спала.
Добрынец закончил разговор по телефону и выскочил в коридор.
— Вертолеты будут. Все помнят, куда расписаны?..
Через несколько минут раздался гул вертолета. Пилот прошел над самой школой. Чтобы знали — здесь я, прилетел. И сел возле речки на сухом бережке. За рекой тускло мерцали болота, отражая свинцовый цвет неба. На горизонте темные облака сливались с водой. Кустарник и болотная трава резкими штрихами выделялись на фоне воды, а сучья деревьев, сбросивших листву, прочерчивали небо черной паутиной...
Из сверкающего бело-сине-красного вертолета, улыбаясь геофизикам, вылез пилот. Он был в отутюженной синей шинели с каракулевым воротником и штиблетах, сиявших так же, как и его машина. Пилот как будто бы немного стеснялся своей безукоризненно сшитой шинели с золотыми пуговицами и нашивками, которая сейчас никак не сочеталась со штормовками и болотными сапогами геофизиков.
Долететь до места не удалось. Лес и болота затянуло снежной пеленой. Внизу из белого киселя торчали лишь верхушки высоких деревьев. Пилот по радио получил распоряжение вернуться.
— Та-а-ак, — сказал Добрынец, когда все снова оказались в просторном коридоре школы. — Действуем по автомобильному рас-с-списанию, — волнуясь, он начинал слегка заикаться. — Все помнят, кто куда расписан?
— Помним! Помним!
Перестраиваться приходилось на ходу. С вертолетами была одна раскладка, одни маршруты, при подъезде к профилям на машинах — совсем другие.
Это был обычный, ничем не примечательный рабочий день, один из тех, которые прошли перед моими глазами за время пребывания в отряде...
В широкой кабине автомашины ГАЗ-66 с двигателем между сиденьями устроились трое: водитель Вася, топограф Иван Иванович — он уселся боком на капоте — и девушка-геофизик Галя. На коленях у нее лежали развернутая карта и гравиметр. Прибор полагалось держать в руках или на коленях. Мягко покачиваясь, он «просыпался» — после ночи в холодном помещении входил в рабочий режим. В крытом кузове машины сидели еще нееколько геофизиков и топографов.
Галя со строгим видом рассматривала карту. Иван Иванович был в хорошем, благодушном настроении. Он расхваливал шофера.
Дорога, совсем недавно обнажившаяся после наводнения, была обманно ровной, матово блестела. Так выглядит ил речной поймы. Машину водило из стороны в сторону на скользкой жиже, но Вася не сбавлял скорости, выкручивал руль то в одну сторону, то в другую под одобрительные возгласы Ивана Ивановича.
— Есть у тебя характер, Вася, есть! Ходом нужно идти, не задерживаясь, — голос Ивана Ивановича приятно рокотал. — Вот Николай (это был водитель другой машины) сначала закопается по оси, потом начинает мосты передние задние включать, скорости переключать — и сел...
Довольный Васей, Иван Иванович узловатыми пальцами разглаживал рыжую щетину на квадратном подбородке.
Проезжая мимо поля, Вася увидел человека, сидящего на корточках возле гравиметра, притормозил и посигналил: человек на пашне распрямился и поднял в знак приветствия руку. Это был оператор Никитин по отчеству Никитич.
— Никитич уже «охотится». Не надеется на технику...
— Пешком, конечно, надежнее и для прибора лучше.
Никитин часто отправлялся в недалекие маршруты один, без помощников. Он отличался необыкновенной щепетильностью в работе. Брал отсчеты настолько тщательно, настолько строго соблюдал режим для прибора, что его постоянно спрашивали: «Ты кому не веришь — гравиметру или себе?» — «Всем верю, проверяю», — скромно отвечал Никитич.
Дорога становилась все тяжелее. Вася иногда давал задний ход и затем брал подозрительные места с разгона. Но вот машина остановилась перед участком, сплошь покрытым водой. Вася призадумался.
— Пожалуй, не стоит, — осторожно заметила Галя.
— Да, — сказал Иван Иванович, — придется топать до профиля пешком.
Вася раздумывал. Не хотелось терять славы, которую ему только что создали. Он включил передачу и пошел. Машина погрузилась в воду по самую кабину, и ни назад, ни вперед.
— Говорили же тебе! — мгновенно рассердился Иван Иванович. Его бархатный прежде голос заскрежетал, как нож по краю тарелки, а глаза стали похожими на металлические пуговицы.
— Ладно, пусть выбирается... — сказала Галя, сворачивая карту. Из кузова уже повыпрыгивали на землю топографы и рабочие с рейками.
— Первый раз сел, первый, — бормотал Вася, лазая в сапогах с поднятыми голенищами вокруг машины. Все остальные тоже подняли голенища и пошли через промоину вброд.
— Пе-пе-реходим на пешеходный вариант. Все помнат, кто куда расписан? — балагурил кто-то, подражая Добрынцу,
Вася с грустью глядел вслед ребятам.
— Иди в деревню за трактором, вытаскивай и возвращайся! — крикнула ему, обернувшись, Галя.
— Знаю, — вяло отозвался Вася.
— Вот наш профиль, — сказала Галя, найдя на поле колышек с номером пикета. — Пойди вперед посмотри вешку, наверное, упала, — попросила она Володю, рабочего в морском бушлате с надраенными пуговицами. — А ты, Виктор, походи с прибором, покачай!
Виктор принялся ходить с прибором взад и вперед, раскачивая его на ходу.
По полю, припорошенному снегом, прошли быстро. Через каждые 250 метров возле колышков, обозначавших пикеты, Виктор расчищал площадку, забивал в землю низкую металлическую подставку (в запасе еще была другая высокая — тренога), Володя опускал на подставку прибор. Галя выставляла прибор по уровням, подключала к нему батарейки, которые были у нее в полевой сумке, снимала показания со шкалы. В ее маршрутной книжке росли столбцы цифр. Нанесенные в дальнейшем на карту и соединенные изолиниями, они должны были дать представление о залегании пластов на большой глубине.
За полем так же быстро проскочили сухой сосновый лесок.
— Таким темпом мы сегодня две нормы сделаем, — сказал Володя.
— Разогнался... — скептически заметила Галя.
Дальше был заболоченный лес. Красивый ольховый лес, с дубами на пригорках, с плотным кустарником в низинах. Не лес, а мечта охотника. Из чащи, треща крыльями, поднялась стайка серых куропаток, описала крутую дугу и села где-то неподалеку.
— Эх, ружьишко бы, — вздохнул Виктор.
— Прибор не ставь на землю, покачивай, я же тебе объясняла. Режим нарушаешь. Его можно ставить только на пикетах, да и то на пять минут... И не размахивай, осторожней. За дерево не задень.
Профиль узкой просекой разрезал лес, одна за другой стояли вешки. Накануне здесь прошли топографы, и кое-где виднелись следы их сапог. Отпечатки резиновых подошв на влажной земле за сутки прихватило морозцем. В высокой болотной траве скрывались озерца, покрытые тонкой корочкой льда. Володя шел слишком решительно, с хрустом ломая лед, и, конечно, черпанул в оба сапога.
— Топографы же вчера прошли, вроде не замочились...
— С головой прошли, — ответила Галя. — Иван Иванович прошел...
Девушка присела на пенек, развернула карту, позвала Володю.
— Дойдешь до той дубравки, — она показала Володе направление. — За ней деревня. Обсушишься и выходи на асфальт, там будет стоять Васина машина, ждать Ивана Ивановича. Все понял? Что молчишь?
— Я, пожалуй, выжмусь и пойду с вами...
— В следующий раз, когда научишься ходить по болоту. А теперь топай до деревни. Пошли, Витя.
День перевалил на вторую половину. Болоту не было конца. Лес остался позади. Повсюду был низкий кустарник, болотная трава и глубокие ямы с водой. Теперь промежутки в 250 метров от пикета к пикету тянулись долго. Каждая цифра в Галиной маршрутной книжке давалась с боя. Галя шла впереди, нащупывала ногами кочки и коряги, вода все время была выше колен. Виктор начал терять терпение, он устал, ему надоело вымерять каждый шаг
— Ступай точно за мной, — говорила ему Галя.
Когда она брала отсчет на очередном пикете, световой блик, играющий роль стрелки, заплясал на шкале — это переминался с ноги на ногу замерзший в мокрой одежде Виктор.
— Отойди немного в сторону, — попросила Галя. — Прибор волнуется.
Виктор не отошел. Застыл с каменным лицом. Терпеливо ждал. Галя усмехнулась — герой...
Короткий декабрьский день был на исходе, начало темнеть. Шел мокрый снег, вешки впереди были еле видны. Галя торопилась дойти до последней «опорной», нужно было «замкнуться», как говорят геофизики, привести к одному значению поправки. Иначе результаты дневного труда пропадали. Следом за Галей, спотыкаясь в тяжелых мокрых сапогах и размахивая руками, с трудом поспевал Виктор.
— Вот и конец маршрута! — сказала Галя торжественно, остановившись у столба на опорной точке. — Первый блин комом, следующий маршрут уже лучше пройдешь... — Галя оборвала себя. По ее мнению, мужчин нельзя было утешать
— Да что же это такое?! — сетовал каждый день Добрынец. — Будет, наконец, зима или нет?! Последние сухие клочки подбираем.
И вот к концу месяца, почти перед самым Новым годом, на несколько дней выдалась сносная погода. Вертолеты выбрасывали маршрутные группы на расчетный профиль, (Расчетный профиль закладывается там, где что-то нащупали. В отличие от обычных профилей, он покрыт более густой сетью отсчетов.) Здесь работа велась особенно тщательно. По профилю проходили точной нивелирной съемкой, отмечая все повышения и понижения рельефа, и снова еще раз с гравиметрами. Отсчеты приборов, пронесенных на поверхности, прочерчивали изгибы глубинных пластов. Завершал работу на профиле Никитин-Никитич. Вид у него в эти дни был сосредоточенный, даже отсутствующий. «Никитич в режиме», — говорили про него.
После того как по профилю прошел Никитин, сомнений не было — под землей, на километровых глубинах была аномалия, возможно, нефть.
Как-то, когда Никитин возвратился из очередного маршрута, Галя шепнула мне: «Сфотографируйте Никитича около вертолета рядом с пилотом, ему очень хочется послать фотографию домой, в деревню».
Сфотографировались все вместе. Никитича долго ставили рядом с пилотом, он боялся выделиться на фотографии больше, чем остальные. Пришлось взять его под руки и поставить на нужное место. И все-таки на снимке Никитич так и получился прячущимся за чье-то плечо.
По открытой аномалии должны еще пройтись «сейсмики», произвести серии легких взрывов, записать прохождение взрывной волны по земным толщам. И если эта более детальная разведка тоже принесет обнадеживающие результаты, за «сейсмиками» пойдут буровики...
Андрей Фролов, наш спец. корр. Фото автора
